Царь Каменных Врат - Дэвид Геммел

— Говори.

— Я изучал многие пути мистиков. Это входит... входило в мое прежнее призвание. Говорят, что в сражениях древности вожди несли в себе души своих армий — и когда они погибали, погибали и их воины.

— Это так, — сказал Падакс, с трудом скрывая свою радость.

— Итак, вот мое требование.

— Да будет так. Клянусь Духом!

— Не клянись, воин, — твои клятвы ничего не стоят. Докажи свои слова на деле!

— Это займет некоторое время. Я должен совершить обряд — и полагаюсь на то, что ты последуешь моему примеру.

Декадо кивнул и вернулся к своим.

— Ты не можешь поступить так, Декадо! — воскликнул Аквас. — Ты обрекаешь нас на смерть.

— Что, разонравилась игра? — гаркнул Декадо.

— Не в этом дело. Этот воин, твой враг, обладает властью, которой ты лишен. Он способен прочесть твои мысли и предвосхитить каждое твое движение. Как же ты думаешь победить его?

Декадо засмеялся.

— Я по-прежнему ваш вождь?

Аквас взглянул на бывшего настоятеля.

— Да, — кивнул старик. — Ты наш вождь.

— Тогда вот что: когда он закончит свой ритуал, вы вольете в меня жизненную силу Тридцати.

— Скажи мне, перед тем как я умру, — тихо сказал Аквас. — Зачем ты жертвуешь собой таким образом? Зачем обрекаешь на гибель своих друзей?

— Кто знает? — пожал плечами Декадо.

Черные Храмовники преклонили колени перед Падаксом, и он — все громче и громче — начал произносить имена низших демонов, призывая Дух Хаоса. Солнце уже взошло на востоке, но равнина почему-то осталась в тени.

— Готово, — прошептал Абаддон. — Он сдержал свое слово — души его воинов влились в него.

— Сделайте то же самое, — приказал Декадо. Тридцать, склонив головы, опустились на колени перед своим вождем. Декадо ничего не чувствовал, но знал, что они подчинились ему.

— Дек, это ты? — крикнул Ананаис.

Декадо сделал ему знак молчать и вышел навстречу Падаксу.

Черный меч просвистел в воздухе — серебряная сталь отразила его. Бой начался. Тенака с трепетом следил, как кружат воины, с лязгом сводя свои клинки.

Время шло, и отчаяние начинало сквозить в каждом движении Падакса. Страх проник в его сердце. Он предвосхищал каждый ход своего противника, но тот двигался с такой скоростью, что предвидение ничего не давало Падаксу. Храмовник попытался навести на врага панику, но Декадо только засмеялся: он не боялся смерти. Тогда Падакс понял, что обречен, и его глубоко уязвила мысль, что причиной его гибели станет простой смертный. Он бросился в последнюю отчаянную атаку, и ужас пронзил его: он увидел удар Декадо за миг до того, как обрушился меч.

Серебряная сталь отбила черный клинок и вошла Храмовнику в пах. Падакс упал, кровь ручьем хлынула на траву, и души его воинов погибли вместе с ним.

Солнце брызнуло, рассеяв мрак, и Тридцать поднялись с колен, дивясь тому, что остались живы.

Аквас вышел вперед.

— Как? Как удалось тебе победить?

— Никакой тайны тут нет, Аквас, — мягко ответил Декадо. — Он был всего лишь человек.

— Но и ты тоже человек!

— Нет. Я Декадо. Ледяной Убийца! И тот, кто идет за мной, делает это себе на погибель.

Декадо снял шлем и глубоко вдохнул в себя утренний воздух. Тенака потряс головой, словно желая стряхнуть облепившую его паутину страха.

— Дек! — позвал он.

Декадо улыбнулся, подошел к нему, и они по воинскому обычаю пожали друг другу запястья. Ананаис, Галанд и Парсаль обступили их.

— Клянусь всеми богами, Дек, ты выглядишь прекрасно. Просто великолепно! — тепло сказал Тенака.

— Ты тоже, генерал. Я рад, что мы поспели вовремя.

— Не скажешь ли ты мне, — спросил Ананаис, — отчего умерли все эти воины?

— Только если ты мне скажешь, почему носишь маску. Это же просто смешно, когда такой, как ты, бахвал прячет свои божественные черты!

Ананаис отвернулся, все застыли в неловком молчании.

— Неужели никто так и не представит меня нашему спасителю? — вмешалась Валтайя.

Тридцать, постояв немного в стороне, разбились по шестеро и пошли собирать хворост.

Аквас, Балан, Катан и Абаддон устроились под одиноким вязом. Катан развел огонь, и все четверо расселись вокруг, в молчании глядя на пляшущее пламя.

— Говори, Аквас, — мысленно передал Абаддон.

— Меня печалит, Абаддон, что наш вождь не принадлежит к нам. Я не впадаю в гордыню, но Орден очень древний, и главным для нас всегда было духовное. Мы идем на войну не затем, чтобы насладиться смертоубийством, но затем, чтобы умереть во имя Света. Декадо — самый настоящий убийца.

— Ты Сердце Тридцати, Аквас, — и тобою руководит чувство. Ты прекрасный человек — ты переживаешь... ты любишь. Но порой чувства ослепляют нас. Не спеши судить Декадо.

— Как он сумел убить Храмовника? — спросил Балан. — Это просто непостижимо.

— Ты Глаза Тридцати, Балан, — и все-таки этого не видишь. Но я не стану тебе объяснять. В свое время ты сам мне все скажешь. Я верю, что Декадо послал нам Исток, — и я принял его. Кто-нибудь из вас скажет мне, почему нас возглавляет он?

— Потому что из нас он самый меньший, — улыбнулся темноглазый Катан.

— Но не только.

— Это единственное, что ему предназначено, — сказал Аквас.

— Объясни, брат, — попросил Балан.

— Будучи просто рыцарем, он не смог бы ни общаться, ни странствовать с нами: он постоянно чувствовал бы себя униженным. Но мы идем на войну— это ему знакомо. Отсутствие дара уравновешивается для него званием вождя.

— Хорошо, Аквас. А теперь, пусть теперь Сердце скажет нам, где опасность.

Аквас закрыл глаза и сосредоточился. Несколько минут он хранил молчание.

— Храмовники еще заявят о себе. Они не смирятся со своим поражением и не оставят его неотомщенным.

— Что еще?

— Еще— Цеска отрядил тысячу человек для подавления Скодийского мятежа. Не пройдет и недели, как они будут здесь.

Шагах в тридцати от их костра сидели Декадо с Тенакой, Ананаисом, Басурманом и Мухой.

— Расскажи-ка, Дек, — сказал Ананаис, — как тебя угораздило сделаться вождем этих колдунов? Тут, должно быть, целая история.

— Почем ты знаешь — может, я сам колдун?

— Нет, серьезно, — прошептал Ананаис, покосившись на рыцарей в белых плащах. — Странные они какие-то — все время молчат.

— Ошибаешься. Они разговаривают — только мысленно.

— Вздор! — Ананаис сложил пальцы в знак Хранящего Рога и приложил ладонь к сердцу.

— Я правду говорю, — улыбнулся Декадо и подозвал к себе Катана. — Давай, Ани, спроси у него что-нибудь.