Фантомас – секретный агент - Пьер Сувестр

— Вы знаете, что получите в награду пятьдесят тысяч франков…

— Ох! — возразил фальшивый Вагалам с комическим сожалением. — Минус двадцать пять луидоров штрафа!

Лейтенант улыбнулся:

— Мы это обсудим. — Потом продолжал: — После смерти любовницы капитана Брока произошел ряд событий…

— Как? — спросил Жюв, приняв крайне удивленный вид. — Любовница капитана Брока тоже умерла? Бедная девушка!

Ошеломленный офицер посмотрел на аккордеониста.

— Вы что, Вагалам? Вы совсем идиот?

— Но почему, лейтенант?

Офицер топнул ногой.

— Никакого лейтенанта, я вам говорю! Господин Анри! Просто Анри, как хотите…

Жюв понял свою ошибку.

— Вы что, Вагалам, забыли о шалонском деле? Об убийстве певицы Нишун?

— Конечно, нет, — заявил лже-Вагалам.

— Ну, так что тогда?

— Тогда, — сказал Жюв, которому пришла в голову новая мысль, — тогда… Нет, я лучше помолчу.

Анри де Луберсак настаивал:

— Говорите! Я вам приказываю!

— Ладно, — согласился полицейский, все больше входя в роль Вагалама, — если вы хотите знать мое мнение, я полагаю, что Нишун вовсе не была любовницей Брока.

Де Луберсак заспорил:

— У нее нашли письма покойного…

— Ну и что? Это подстроено.

— Кем? — удивился офицер. Потом, подумав немного, вдруг сказал: — Но вообще-то вы должны это знать лучше всех, Вагалам, потому что именно вы ее видели последним в Шалоне; вы разговаривали с Нишун в среду вечером, накануне ее смерти…

Жюв на всякий случай собирался это отрицать, но офицер продолжал:

— Вас видел трактирщик.

«Так, так», — сказал себе Жюв.

Де Луберсак торопился с вопросами:

— Кто, по-вашему, убил Нишун?

У Жюва было на этот счет мнение, но сейчас он меньше всего желал сообщить его офицеру.

— Право, я склонен думать, что это тетка Пальмира.

— Тетка Пальмира! — повторил, смеясь, Анри де Луберсак. — Вы ошибаетесь. Сегодня, мой бедный Вагалам, вы решительно глупы, но знайте, могу вам сообщить, что теткой Пальмирой был один из моих коллег по Второму бюро.

(Это был в действительности капитан Лорейль.)

Жюв поздравил себя с успехом своего пробного шара.

Лейтенант де Луберсак вернулся к первому вопросу:

— Вагалам, вы только что говорили о любовнице Брока; если, по-вашему, Нишун не имела никакого отношения к капитану, кто же тогда была эта женщина?

— Ну, тогда надо искать в высшем свете, например, среди дипломатов, — предположил Жюв. — Подумайте об окружении… де Наарбовека.

Офицер вздрогнул.

— Осторожнее, Вагалам! Взвешивайте ваши слова!

— Не бойтесь, лейт… извините… господин Анри…

— Вы, может быть, думаете, что это Бобинетта?

— Нет! — решительно сказал лже-Вагалам.

— Тогда, — с тревогой спросил офицер, — тогда это…

Жюв бросил:

— Вильгельмина де Наарбовек!

Раздался крик возмущения, и офицер, не в силах сдержаться, сильным ударом ноги свалил лже-Вагалама на грязную землю набережной.

— Скотина! — проворчал про себя Жюв, поднимаясь, — если бы я сейчас не был Вагаламом, я бы тебе показал.

Лейтенант де Луберсак расхаживал взад и вперед в крайнем возбуждении и громко говорил, пренебрегая тем, что его услышат:

— Грязные типы! Грязные людишки! Грязное ремесло! Они ничего не уважают, способны на такие инсинуации! Вильгельмина де Наарбовек — любовница Брока… Это мерзко! Какой стыд! Какая клевета! Мерзкие типы!

Жюв не пропускал ни одного слова офицера. Любовь офицера к Вильгельмине де Наарбовек перестала быть тайной для инспектора.

Наконец, де Луберсак несколько успокоился и спросил старика:

— У вас есть доказательства?

— Может быть, — уклончиво сказал Жюв.

Анри де Луберсака совершенно потрясли слова человека, которого он считал одним из своих лучших агентов. Конечно, он возмущался гнусным обвинением, но в глубине души был жестоко встревожен, потому что по опыту знал, что Вагалам никогда ничего не говорит легкомысленно и что большей частью его сведения бывают точны.

Офицер сказал:

— Послушайте, мы не можем больше продолжать нашу встречу. Завтра мы встретимся как обычно… в половине четвертого, в саду, как всегда…

Офицер быстро поднялся по ступеням и сел в проезжавшее мимо такси.

Лже-Вагалам, вышедший, наконец, на тротуар набережной, грустно смотрел, как исчезает вдали автомобиль, уносивший офицера.

— В саду, — повторял он машинально, — как обычно… Да, вот так указание! Будь я проклят, что не сумел уточнить получше!

Но через несколько секунд Жюв уже смеялся в свою фальшивую седую бороду.

— В конце концов наплевать, я вытащил из него кое-что. И не важно, что я его больше не увижу… А… теперь нам обоим нужна Бобинетта!

Глава 14

НА КЛАДБИЩЕ

— А, вот и вы, какой сюрприз!

Мадемуазель де Наарбовек, которую сопровождала компаньонка, обернулась и улыбнулась тому, кто обратился к ней с этими словами.

— Вообразите, — продолжала молодая девушка, — ведь я только что заметила в этом зеркале, что вы идете за нами.

И она указала собеседнику на большое зеркало, украшавшее кондитерскую на углу улицы Био и площади Клиши. Это был не кто иной, как лейтенант Анри де Луберсак. Замечание мадемуазель де Наарбовек, казалось, смутило его: краска показалась на лице красавца-офицера.

Мадемуазель де Наарбовек в этот день была особенно хороша. Меховая шапочка и наполовину не закрывала волны светлых волос, цвет которых выделялся на темном фоне меха; на ней была горжетка из прекрасного горностая, а ее хрупкую фигуру окутывало длинное бархатное манто. Мадемуазель Берта была одета много проще, но не без вкуса и кокетства: жакет из толстого синего сукна подчеркивал грациозную линию ее талии, а шляпа с длинными перьями очень шла к ее неправильному, но привлекательному лицу.

Вильгельмина и лейтенант де Луберсак пошли рядом.

— А что вы здесь делаете? — спросила вдруг Вильгельмина, любопытная, как все женщины.

Несколько смутившись, офицер отвечал:

— Я шел… с визитом… Это случай… очень счастливый случай привел меня на вашу дорогу.

Между тем, офицер был явно озабочен и, казалось, не испытывал того удовольствия, которое должна была доставлять ему эта встреча. Поколебавшись, он, в свою очередь, спросил:

— А куда вы идете, Вильгельмина?

Молодая девушка взглянула на него. Глаза ее затуманила печаль, и она указала в сторону кладбища Монмартр.

— Я иду к дорогим могилам.

Офицер вздрогнул и спросил:

— Можно мне вас сопровождать?

Но Вильгельмина отрицательно покачала головой.

— Я попросила бы вас, — сказала она, — позволить мне идти одной, я привыкла молиться без свидетелей.

Молодая девушка смотрела на офицера, который покусывал свои усы и казался все более озабоченным. Она спросила:

— Что с вами, Анри?

Будто приняв важное решение, молодой человек приблизился к Вильгельмине и, снова покраснев, не осмеливаясь взглянуть ей в лицо, заговорил:

— Послушайте, Вильгельмина, я предпочитаю сказать вам все. Вы можете меня осудить, но эта тайна давит на меня, и я не могу больше держать ее тяжесть на душе! Наша встреча произошла не случайно, она была задумана… по крайней мере, мною. Уже несколько дней я обеспокоен, встревожен, ревную… я боюсь, боюсь, что вы не любите меня так, как я вас. Я боюсь, что между нами есть или, по крайней мере, было что-то… кто-то…

— Я вас не понимаю, — сказала девушка ледяным голосом.

— Я буду откровенен, Вильгельмина. Вы идете молиться… на могиле капитана Брока?

Несчастный артиллерийский офицер действительно был похоронен на кладбище Монмартр.

Все более удивляясь, Вильгельмина ответила:

— Ну, и что? Разве плохо, что я молюсь за упокой души несчастного Брока, бывшего одним из моих лучших друзей?

— Ах! — вскричал, весь дрожа, Анри де Луберсак. — Вы любили его?

На его лице было такое отчаяние, что Вильгельмина, как ни была задета подозрениями офицера, сжалилась над ним.

— Если бы вы и раньше следили за мной, мсье, — заявила она, — вы узнали бы, что я ходила на это кладбище задолго до смерти капитана Брока, следовательно…

Анри де Луберсак, сразу успокоившись, попросил у нее прощения с такой искренностью, что смягчил бы самое жестокое женское сердце. Вильгельмина была очень тронута. И, когда офицер снова спросил у нее, о ком она идет молиться, и кому предназначен большой букет фиалок, который она держала под широким манто, девушка миролюбиво ответила:

— Это мой секрет. — Но сейчас же прибавила: — Имя человека, покоящегося в могиле, на которой я иду преклонить колени, вам ничего не скажет.

Анри де Луберсак умолял:

— Вильгельмина, позвольте мне вас сопровождать!