По ту сторону смерти - Эндрю Клейвен

Замок алхимика… Замок алхимика… — пульсировало в мозгу.

От сознания собственного бессилия хотелось выть. Подонки! Вы же обещали, что у меня есть еще полгода! Полгода!

Сотрясаемый конвульсиями, он упал на пол и лишился чувств.

III

ЗАМОК АЛХИМИКА, ИЛИ УЧАСТЬ ДЕВЫ

1

Уже год тело Анны покоилось в покрытом плесенью фамильном склепе, а ее муж Конрад был все так же безутешен в своем горе. Местные жители поговаривали о том, что наследственный душевный недуг, погубивший отца, теперь завладел его сыном и наследником, последним представителем славного рода. Вечерами молодого человека видели сидящим у окна в его уединенном, навевающем тоску шато. Осунувшийся, посеревший от горя, он внушал суеверный страх редким путникам — дровосекам или крестьянам, — оказавшимся в неурочный час возле мрачной каменной громады. Взор его — безумный, блуждающий — был обращен туда, где за ничем не примечательной пустошью начинался Черный лес, или на развалины башни — все, что сохранилось от некогда поражавшего своим великолепием замка Блаустайн.

Кое-кто еще лелеял надежду, что Конрад воспрянет духом, что к нему вернется былая жизнерадостность — особенно после того, как в шато появилась его кузина Тереза. Девочку привезли Конраду после того, как ее родители умерли от чумы, которая прокатилась по стране год назад и перед которой оказались равны и аристократ, и простолюдин.

Увы, надежды на выздоровление Конрада оказались тщетными. Тереза, обладательница золотых волос и белого ангельского личика, имела веселый и покладистый нрав. Часто можно было наблюдать, как она в одиночестве играет под стенами шато, танцует, что-то напевая себе под нос, или собирает редкие цветы, случайно выросшие на бесплодной каменистой почве. Но несмотря на постоянное присутствие этого очаровательного создания, Конрад продолжал каждую ночь появляться в окне — с мрачной отрешенностью во взгляде он смотрел вдаль, видя перед собой одну и ту же безрадостную панораму: Черный лес и руины замка на фоне предвещающего грозу неба.

2

Терезе исполнилось двенадцать лет, и в ней, как в прелестном бутоне, уже угадывались начатки будущей женственности. Однажды ночью она проснулась и увидела, что у кровати стоит Конрад. За окном выла буря, вспышки молний порождали причудливую игру теней на старинных гобеленах, коими были увешаны каменные стены. Рев стихии, вид склонившегося над ней Конрада, его мертвенно-бледный лик — всего этого было достаточно, чтобы Терезу обуял трепет. Щеки ее — обычно матово-белые — зарумянились, и, повинуясь природному чувству девичьего стыда, она до самого подбородка натянула на себя стеганое одеяло.

— Кузен, — обратилась она к Конраду, — что заставило тебя разбудить меня в столь неурочный час? Сердце мое трепещет от страха.

Конрад, скорбным голосом, словно служил заупокойную мессу, отвечал:

— Дитя мое, ты должна встать и следовать за мной.

Тереза, привыкшая беспрекословно повиноваться опекуну, больше ни о чем не спросила его. Когда Конрад покинул ее опочивальню, она встала, наскоро умыла лицо и оделась, вздрагивая при каждом новом раскате грома. Конрад ждал ее в холле, в глубокой задумчивости он расхаживал под зловещими каменными сводами, не обращая внимания на пристальные и недобрые взоры мраморных бюстов.

К вящему изумлению Терезы, Конрад — который уже успел облачиться в плащ — протянул ей теплую накидку.

— Дражайший кузен мой! — вскричала Тереза, решив, что опекун хочет подшутить над нею. — Неужели ты и впрямь собираешься выйти из дому в такую погоду, когда сами небеса, кажется, вот-вот обрушатся в зияющую бездну!

Конрад ничего не ответил и лишь набросил накидку на плечи Терезы, всем своим видом давая понять, что у нее нет иного выбора, как только безропотно следовать за ним. Затем с глухим стоном он распахнул массивную дверь и вышел в ночь, увлекая за собой Терезу, которая, предчувствуя недоброе, дрожала как осиновый лист.

В кромешном мраке, озаряемом лишь сполохами молний, Конрад и Тереза медленно брели через пустошь, склонив головы, чтобы противостоять порывам шквального ветра. Каждый раскат грома звучал зловещим предзнаменованием, порождая в невинной душе Терезы все новые и новые страхи, обретавшие форму фантастических видений и образов, которым не было даже имени.

— Куда мы идем, мой верный опекун? — время от времени вопрошала Тереза. — Именем твоей жены, которую ты любил, пока Господь не даровал ей вечное упокоение, заклинаю тебя: развей мои глупые страхи, скажи, куда мы идем!

Однако Конрад, сверля мглу безумным взором, лишь еще крепче сжимал руку своей перепуганной подопечной, увлекая ее все дальше и дальше.

Наконец, воздев исполненные смятения и ужаса очи, Тереза увидела, что они подошли к развалинам замка Блаустайн. Ветер гнул деревья, и казалось, под ними оживают обезображенные временем камни. С пухлых губ девочки сорвался сдавленный крик, который тотчас же утонул в реве бури.

Тереза перевела испуганный взгляд еще выше; в самом верхнем окошке башни, которая до сих пор была погружена в кромешную мглу, брезжил зыбкий красноватый свет.

— О кузен! — вскричала девочка. — Кто мог поселиться в этой обители скорби?

Глаза Конрада сверкнули болезненной радостью, и он, перекрывая шум ветра, прокричал в ответ

— Это алхимик! Наконец-то алхимик здесь!

3

Сердечко Терезы затрепетало от ужаса, когда за ней с грохотом закрылись ворота башни. В ушах все еще звучали загадочные и пугающие слова кузена. Тьма сгустилась, она обволакивала погребальным саваном, теснила грудь; лившееся откуда-то сверху на каменные ступени винтовой лестницы зыбкое алое марево не могло рассеять ее, напротив, она становилась еще более вязкой и удушающей. Туда-то, к винтовой лестнице, и увлекал Терезу Конрад, и едва они ступили на крошащийся камень, до их слуха долетел слабый стук, различимый только здесь, за толщей башенных стен, сквозь которые не проникал шум ветра

Тук-тук, тук-тук.

— Боже милостивый, — одними губами прошептала Тереза, цепляясь за плащ кузена. — Мой опекун, что это?

— Алхимик за работой, дитя мое, только и всего, — отвечал Конрад.

Он продолжал медленно подниматься по лестнице; теперь ему приходилось едва ли не силой тащить за собой упирающуюся кузину. И чем выше они поднимались, тем ярче становился лившийся сверху призрачный свет, тем отчетливее был загадочный звук.