Прокурор Горайко и его коллеги - Борис Антоненко

Весной должен был состояться очередной съезд комсомола Украины. Из наркомата позвонил Антон Семенович Макаренко и спросил:

«Как вы собираетесь встретить девятый съезд? Возможно, и от Вас делегация будет приглашена».

Работа закипела. Начальник колонии пригласил к себе Горайко и весь руководящий состав колонии. Решили к съезду перевыполнить производственный план, а колонистам-художникам дали задание написать маслом портрет Владимира Ильича Ленина и, когда делегация выйдет приветствовать участников съезда, преподнести этот портрет комсомолу Украины.

Художники принялись за дело. Вся колония ходила смотреть их работу, всем портрет понравился и об этом сообщили Антону Семеновичу.

Он одобрил инициативу колонистов, и делегация с подарком выехала в Киев.

В столицу Украины съехались делегаты от многих колоний. Все они были собраны Антоном Семеновичем на стадионе «Динамо». Он рассказал о задачах съезда, объяснил им, как надо себя держать.

Вечером Горайко со своей делегацией входил в большое серое здание на Владимирской улице. Заседание началось в девятнадцать часов.

Председательствовал секретарь ЦК комсомола Украины. Зал был переполнен. На сцене в президиуме сидели известные всей стране большевики, руководители партии и правительства Украины: Косиор, Постышев, Чубарь, Петровский, Якир, Затонский, Шлихтер.

— Приветствовать съезд прибыла делегация воспитанников колоний НКВД Украины, — сообщил председательствующий.

Зал встал. К сцене, где сидел президиум, под звуки военного марша устремилась колонна девушек и ребят со знаменем и подарками. Зал рукоплескал. Слышались крики: «Ура-а-а!»

Первым выступил четырнадцатилетний паренек. Когда он закончил читать приветствие и были вручены подарки съезду, зал снова поднялся, рукоплеща.

Шли месяцы, годы. Горайко стал уже опытным педагогом. Он многое узнал и понял, но это было только началом великой борьбы за нового человека. Огромную роль в этой борьбе сыграл Антон Семенович Макаренко.

С ним Горайко пришлось встречаться не раз. Вот как произошла одна из таких встреч.

…Перед бывшим графским замком стоял строй колонистов. Приятно было смотреть на них — крепких, хорошо одетых ребят. Никогда не видели стены замка таких жизнерадостных людей. Дежурный по колонии докладывал Горайко о ночном дежурстве.

— Товарищ начальник, совет колонии решил сегодня пойти с колонистами к озеру в лес. Просим вашего согласия, — обратился к Горайко Ковальский.

— Разрешаю, — ответил Петр Александрович.

Не успел Горайко отойти от строя, как увидел на дороге приближающийся к колонии автомобиль. Из машины вышел высокий мужчина в хромовых сапогах, синих штанах-галифе и зеленой рубашке, подпоясанной широким военным ремнем. Мужчина был в очках, с непокрытой головой.

Горайко на расстоянии не сразу узнал гостя, а когда подошел поближе, то увидел, что перед ним Антон Семенович. Макаренко в тот период работал заместителем начальника управления колоний несовершеннолетних наркомата внутренних дел Украины.

Пожали друг другу руки. На Горайко смотрели чуть прищуренные глаза.

— Слышал много о вашей колонии и вот приехал посмотреть… Хочу вместе с вами решить один важный вопрос: можно ли снять все эти высокие заборы и вышки с часовыми.

— Вопрос этот очень важный, — добавил Макаренко. — Если коллектив колонистов еще не подготовлен к этому, то как только снимем трехметровый забор, они разбегутся. Как вы думаете?

— Что вы, Антон Семенович, этого не может быть, — твердо заявил Горайко.

Макаренко улыбнулся и сказал:

— Я был уверен, что вы другого и не скажете.

Горайко давно уже думал об этом, и поэтому разговор с Антоном Семеновичем был для него особенно важным.

— Давайте это сделаем сразу. Что там откладывать.

— А что ж, я думаю, это предложение правильное, — ответил Антон Семенович. — Но сначала давайте соберем всех колонистов в клубе и по-деловому обсудим все: как и что следует делать.

Сигналист протрубил сбор. В большом зале клубного помещения собрались колонисты. На сцене за столом президиум.

Горайко рассказывал мне, что он на всю жизнь запомнил этот день. Прошло уже более тридцати лет, пройдут еще годы, но никогда не забудет он речь, сказанную тогда перед колонистами Антоном Семеновичем.

Макаренко поднялся из-за стола президиума, подошел к краю сцены, осмотрел всех приветливым взглядом и спокойным голосом начал:

— Товарищи колонисты! Посовещались мы с руководством колонии, членами совета и решили колонию сделать открытой.

В зале поднялось что-то невообразимое. Раздались громкие аплодисменты. Слышались возгласы: «Никто не будет убегать! Оправдаем доверие!».

Антон Семенович улыбался и наблюдал за воспитанниками.

— Мы верим вам, — сказал он, когда зал утихомирился. — Неужели кто-то убежит от этой прекрасной жизни? Возможно, будут и такие. Некоторые вспомнят своих родных, товарищей, жизнь на «воле» и захотят убежать. Это может случиться. Вот в такие минуты пусть подойдет воспитанник к маленькому заборчику, который будет окружать колонию, включит тормоз и даст задний ход.

Собравшиеся шумно реагировали на эту шутку, полную глубокого смысла. По залу снова прогремели аплодисменты и смех.

— Ну как, согласны? Можно ли снять забор с вышками для охраны или еще, может, рано? — улыбаясь, спрашивал Макаренко.

— Нет, не рано, давайте снимать и немедленно! Еще лучше будем работать и учиться! — слышны были в ответ дружные голоса.

Антон Семенович стоял, заложив руки за пояс, и внимательно прислушивался к этим выкрикам; он видел перед собой Петра, Ивана, Евгения или Степана, которых жизнь не миловала, из которых в колонии необходимо было воспитать граждан страны Советов.

Об этом Антон Семенович напоминал неоднократно. Его ученики тоже смотрели на своих воспитанников как на полноправных граждан и всегда доверяли им.

— Ну что ж, тогда будем снимать забор, — сказал Антон Семенович.

Чтобы работа спорилась, каждому отряду был отведен отдельный участок забора. Работа закипела с неслыханным энтузиазмом. Смех, шутки! А сколько песен было спето — и сосчитать невозможно, — вспоминал Горайко.

Все то время, пока ломали забор, Антон Семенович сидел во дворе колонии и любовался работой воспитанников.

— Думаю, что убегать из колонии никто не будет. Правда, все зависит от того, как воспитанники ценят свою колонию, как справляется коллектив воспитателей с работой… — Антон Семенович умолк. — Но могут быть и побеги, особенно, когда придут новые воспитанники, не знающие традиций колонии.

— Я видел, — продолжал Макаренко, — почти всех воспитанников, это прекрасные, жизнерадостные, трудолюбивые ребята. У них есть все, что необходимо человеку. Когда я приехал первый раз в Куряж, то у нас ничего не было: еще давала знать себя разруха гражданской войны. И, несмотря на это, мы создали крепкий здоровый коллектив, основанный на доверии, труде и энтузиазме…

А посмотрите что теперь! Сколько у нас колоний: имени Дзержинского, в Прилуках, в Виннице и много других. Государство отпускает большие средства на это великое дело. Вот и у вас в колонии — прекрасное оборудование, мастерские, школа, хороший клуб. Вы готовите токарей, слесарей, они получают нужную квалификацию, едут работать на заводы страны…

Он умолк.

— Совершенно правильно, Антон Семенович, — сказал начальник колонии Николай Михайлович. — Наши воспитанники хорошо работают на заводах Донбасса, Киева. Они окружены вниманием рабочих, влились в трудовую семью, и никто не напоминает им о прошлом. Мы интересуемся их жизнью, переписываемся с ними.

— Очень хорошо вы делаете, — сказал Антон Семенович. — Работа воспитателя среди покалеченных жизнью детей — дела очень ответственное и тяжелое. Но оно необходимо, благородно…

…Где-то за горизонтом заходило солнце. Приближался вечер.

Заканчивали снимать забор, и Антон Семенович, посмотрев на часы, сказал:

— Мне пора ехать. Дорога дальняя.

Он поднялся: крепко пожал всем руки, попрощался с воспитанниками, и вскоре его машина скрылась за поворотом дороги. Долго еще стояли воспитанники во дворе, провожая глазами этого близкого им всем, скромного и душевного человека…

Горайко не раз вспоминал свою работу в колонии, свои первые шаги, встречи с воспитанниками и воспитателями.

Уходя из колонии, он с болью в сердце оставлял воспитанников, которым отдал свои лучшие годы. Но он был рад, что его труд по перевоспитанию бывших беспризорников и правонарушителей дал положительные результаты.

Ему самому работа в колонии дала немало: в частности, научила разбираться в людях, и, когда он стал следователем, а затем прокурором, опыт этот ему очень пригодился.