Дом мечты - Люси Монтгомери

— Если бы дело было только в этом, я не обращала бы внимания, я поняла бы, капитан Джим. Но временами мне кажется, что я совсем не нравлюсь Лесли. Иногда я замечаю какое-то недоумение в ее глазах, которое говорит мне, что я ей неприятна. Это выражение быстро проходит, но я успеваю заметить его, можете быть уверены. Это причиняет мне боль, капитан Джим. Я не привыкла не нравиться. Я изо всех сил старалась завоевать дружбу Лесли.

— И вы завоевали ее, миссис Блайз. Выбросьте из головы все эти мысли, что вы неприятны Лесли. Если бы это было так, она не стала бы иметь с вами никаких дел, она была бы гораздо менее любезна с вами. Я слишком хорошо знаю Лесли, чтобы не быть в этом уверенным.

— Когда я впервые увидела ее пасущей гусей там внизу, на холме, она посмотрела на меня с тем же выражением, — настаивала Энн. — Я почувствовала это, даже несмотря на то, что была так очарована ее красотой. Да, она посмотрела на меня с обидой, с негодованием.

— Обиделась она, должно быть, на что-нибудь другое, миссис Блайз, а вам просто досталось заодно. Лесли часто впадает в плохое настроение, и сейчас и раньше это часто с ней случалось. Бедная девочка! Я не могу обвинять ее, потому что знаю, с чем ей пришлось смириться. Я и доктор много говорили об источниках зла, но так и не нашли ответа. В жизни очень много непонятного, не правда ли, миссис Блайз? Иногда кажется, что все идет как надо, например, в случае с вами и доктором. А потом вдруг жизнь летит кувырком. Возьмем, к примеру, Лесли. Она так умна и красива! Можно подумать, что она создана, чтобы быть королевой. А она заперта здесь, как в клетке, лишенная всего, чего заслуживает… У нее нет никаких перспектив на будущее, кроме присмотра за Диком Муром. Хотя, заметьте, она не выбирала себе такую жизнь ни сейчас, ни раньше, когда жила с Диком, еще до его исчезновения. Это нечто такое, куда старый неуклюжий моряк не должен совать свой нос. Но вы очень помогли Лесли. Она здорово изменилась с тех пор, как вы приехали в Четыре Ветра. Мы, ее старые друзья, видим эту перемену, происшедшую в ней, если вы ничего на замечаете. На днях мы с мисс Корнелией как раз говорили об этом. Так что выбросьте из головы мысль о том, что вы ей не нравитесь.

Но Энн все же не могла полностью избавиться от своего чувства, она помнила, что видела ненависть в глазах Лесли. Энн инстинктивно чувствовала, что права, несмотря на разуверения капитана Джима. Временами это чувство омрачало их дружбу, а иногда Энн почти забывала о нем. Но она всегда чувствовала, что острие наготове и в любой момент может уколоть. Она чувствовала это с тех пор, когда сказала Лесли, чего они ждут весной. Лесли посмотрела на нее тяжелым недружелюбным взглядом.

— И у тебя тоже, — сказала Лесли приглушенным голосом. И, не сказав больше ни слова, она развернулась и пошла через поле к дому. Энн была задета. На какое-то мгновение она почувствовала, что никогда больше не будет любить Лесли. Но как-то вечером через несколько дней Лесли пришла в гости. Она была такой приятной, дружелюбной, откровенной, остроумной и обаятельной, что Энн сразу все ей простила и обо всем, что случилось между ними, забыла. Но она больше не напоминала Лесли о своих надеждах, и Лесли никогда не спрашивала ее. Но однажды вечером, когда в воздухе уже пахло весной, Лесли пришла в их дом. А когда уходила, то оставила на столе маленькую белую коробочку. Энн обнаружила ее, когда подруга уже ушла, и с удивлением открыла ее. В коробочке лежало крошечное белое платье тонкой ручной работы. Каждый стежок был произведением искусства, в каждую строчку было вложено столько настоящей любви. А внизу лежала записка: «С любовью от Лесли».

«Сколько же часов она потратила на это! — сказала Энн. — И материал должен стоить гораздо больше, чем она может себе позволить. Это действительно очень мило с ее стороны».

Но Лесли была настолько внутренне сжатой, когда Энн стала благодарить ее, что все опять стало по-прежнему.

Подарок Лесли не был последним подарком в маленьком доме, где жили Энн и Гилберт.

Мисс Корнелия, закончив шить для нежеланного и нежданного восьмого ребенка, взялась за подготовку одежды для очень желанного первенца Энн. Филиппа Блайк и Диана Райт тоже прислали восхитительную одежду. Несколько платьев прислала и миссис Линда Речел. Ее подарки были украшены вышивкой и оборками. Энн и сама нашила много вещей и все без единого машинного стежка. За шитьем она провела счастливейшие часы счастливой зимы.

Капитан Джим был самым частым гостем в маленьком доме. И никто, кроме него, не был таким желанным гостем. С каждым днем Энн все больше и больше любила старого моряка с простой душой и правдивым сердцем. Он был оживленный, как морской бриз, и такой же интересный, как античная рукопись. Энн никогда не уставала слушать его истории, забавные замечания и остроумные комментарии. Капитан Джим был редким человеком. В нем удачно сочетались доброта и мудрость. Казалось, ничто не может вывести капитана Джима из душевного равновесия.

«Делать людям приятное, развлекать их вошло у меня в привычку, — сказал он как-то Энн, когда она в очередной раз начала удивляться его неистощимой жизненной энергии. — Я все воспринимаю как хорошее, даже неприятности. Мне весело думать о том, что они не могут долго продолжаться. „Ах ты старый ревматизм, — говорю я ему, когда меня сильно прихватит, — тебе придется когда-нибудь оставить меня в покое“».

Однажды поздно вечером, сидя у камина на маяке, Энн увидела книгу жизни капитана Джима, его не пришлось долго уговаривать, он с гордостью взял книгу с полки и дал Энн ее почитать.

— Я написал все это, чтобы сохранить для маленького Джо, — сказал он. Мне тяжело думать о том, что все, что я делал и видел, будет забыто после того, как я отправлюсь в последнее плавание. Джо не забудет ничего. Он будет пересказывать истории моей жизни своим детям.

Это была большая книга в толстом переплете с приключениями из жизни капитана Джима. Энн подумала, каким кладом могли бы стать эти приключения для писателей. Каждое событие было просто захватывающим. Но с литературной точки зрения в книге не было никакой ценности. Талант капитана Джима-рассказчика покидал его, когда он брал в руки перо и чернила. Он мог только сформулировать основные события, факты. А описание и грамматика очень страдали. Но Энн подумала, что все равно смелые поступки старого моряка можно увидеть между строками его неуклюжих предложений. Из его книги жизни могло бы выйти неплохое произведение. Комедии и трагедии, запрятанные в этой книге, только и ждали прикосновения руки мастера, чтобы заставлять смеяться и плакать миллионы людей.

Энн поделилась своими мыслями с Гилбертом, когда они возвращались домой.

— А, почему бы тебе самой не попробовать взяться за это, Энн? Она покачала головой.

— Нет, я и мечтать об этом не могу. У меня не получится. Это выше моих способностей. Ты знаешь мои сильные стороны, Гилберт, фантастика, правдоподобная и милая. Написать истории из жизни капитана Джима как следует может исключительно талантливый человек, с тонким стилем. Он должен быть прирожденным психологом, юмористом и трагиком одновременно. Тут нужно редкое сочетание. Пол мог бы сделать это, если бы был повзрослее. В любом случае я собираюсь пригласить его к нам не следующее лето и познакомить с капитаном Джимом.

«Приезжай к нам, — написала Энн Полу. — Не могу обещать тебе здесь Норы, или Золотой леди, или близнецов-моряков. Но ты найдешь здесь старого моряка, который может рассказать тебе замечательные истории».

Однако Пол в своем ответном письме написал, извиняясь, что не сможет приехать не следующий год, так как уезжает на два года учиться за границу.

«Когда я вернусь, я приеду в Четыре Ветра, дорогая учительница», — написал Пол.

— Но к тому времени капитан Джим состарится, — промолвила Энн с грустью, и некому будет написать книгу его жизни.

Глава 18

Весенние деньки

Под мартовским солнцем лед в гавани почернел и стал таять. А в апреле уже была голубая вода, и снова берег покрылся пеной. Заработал маяк. Как-то вечером залив Четырех Ветров снова озарился его сиянием.

«Я так рада снова видеть его, — сказала Энн в первый вечер появления света на маяке. — Я скучала по нему всю зиму. Северное небо казалось мне таким одиноким и пустым».

Деревья покрылись новыми нежными светло-зелеными листочками. Над лесами гавани расстилалась изумрудная дымка. Туман лежал на равнинах у моря.

В Долине снова задули ветры, от которых пахло соленой морской пеной. Море смеялось, сверкало и прихорашивалось как завзятая кокетка. Школа и рыбацкая деревушка очнулись от зимней спячки и вернулись к работе. Просторы гавани запрудили белые паруса. На берегу моряки готовились к плаванию, чинили снасти и зашивали паруса. Вскоре открылась навигация.