Тонкий полутролль. Часть 1: Тринитротолуол из Перистальтики - Константин Твердянко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Снег набился в рот и глаза, мешал дышать. Я ничего не видел и ничего не соображал. В голове крутилась только одна мысль: что же это, что же, что творится?
В предплечье больно впилось что-то острое. И тут же — в лодыжку и в плечо. Вонзилось и потянуло кожу. Я успел понять, что это крючки, но выдернуть их не смог. Вот чем, падлы, меня заловили!
Рядом хлестнуло по снегу. Пронзительно завизжало, и передо мной возникла черная преграда. Я шлепнулся об нее, вскочил, отрывая крючья вместе с клочками одежды и кожи.
Кит-паук подпрыгнул с места, и я разглядел, как по его белому брюху протянулись тонкие кровяные ниточки — разрезало теми лесками, которыми меня тащили. И на которые он лег, пытаясь остановить.
Чудовище заскрипело на весь лес и свистнуло так, что с елок снег посыпался. Сразу же приоткрыло рот, теперь уже беззвучно, — и перед пастью волнами взвихрилась поземка. Ультразвук! Люди в балахонах слегка качнулись, как от удара, но опять выстояли. Не побежали никуда. Очень, очень серьезно!
В ушах у меня стоял какой-то погребальный звон. Монстр раздумал бить врагов звуком — сам оценил, что без толку! Вместо этого он бросился на них — всей своей колоссальной тушей. Из-под лап выметывались снежные облака. Будто шел на таран.
Человек, застывший впереди, что-то хрипло рявкнул. Остальные слитно поднялись в воздух и размазались в нем. Я увидел только, как навстречу зверю развернулась… сеть.
Она, конечно, не могла сдержать бешеный напор твари. Но почему-то сдержала. Я не успел даже охнуть.
Летуны засновали вокруг монстра, как муравьи вокруг гусеницы. Опутывая его, словно пойманную рыбину. А я все стоял, забыв, как дышать.
Что. Это. Что это вообще.
Но две размытые тени, которые скользнули ко мне, я приметил. Выхватив заточку, размашисто резанул одну — ту, что возникла слева. Тень вскрикнула и рухнула наземь. А я почувствовал, как в груди гулко стукнуло сердце. Оно не билось, кажется, уже целую вечность.
Рывком вернулось ощущение реальности. А вместе с ним мне в лицо ударил зубчатый набалдашник дубинки. Полыхнуло жгучей болью. В ту же секунду тело обхватили полосы тугой плотной ткани, спеленав меня, как младенца.
Вот и все. Я связан по рукам и ногам, зверь — закутан в сеть. Полотно, которым меня замотали, цепко держат двое. Остальные уже окружают. Не вырваться.
Чудовище билось, извиваясь и выгибаясь, пыталось порвать свои путы. Мне почудилось, что сетка начала тускло светиться, и чем больше сопротивлялся зверь, тем сильнее нити наливались сиянием. Точно, светится! Даже на солнце заметно!
На рожах ублюдков в балахонах не было ни злорадства, ни удовлетворения — ничего. И сами рожи какие-то невзрачные, постные… Сволочи, гады, выродки! Что им от меня надо?
— Я не тролль! Да не тролль же! — заорал я бессмысленно, малодушно и яростно. Не разбирая, на каком языке. — Не делаю плохо! Отпустите! Да отпустите же! Отпустите, мрази летучие!
Меня подтащили к поверженному монстру. А зверюга застонала так мучительно, как будто ее пытали. Вблизи я углядел, что сеть стягивается на ней все туже, впивается в черную кожу, сияет все ярче, и над ней поднимается дымок. На руке, перетянутой частыми нитями, вспухали багровые ожоги. Сморщилась кожа на брюхе.
— Животное-то за что? — выдохнул я. — Отпустите, не мучайте!
— Это нечистое, — последовал ровный ответ. Как будто само собой разумеется.
Гигантский китовый паук затравленно сипел. Жалобно щелкнул, как-то обмяк и вдруг совершенно по-человечески всхлипнул и заскрипел, сотрясаясь всем телом. По морде скатилась густая мутная капля.
Янтарный глаз презрительно прищурился, мигнул, широко распахнулся. Тварь сжала кисть щепоткой и, обдирая кожу, медленно просунула ее через ячейку горящей сети. Щелкнула, словно плюнула, и сплела пальцы в непонятную фигуру. Что она хочет сказать?..
Ловцы подозрительно переглянулись, отступили чуть назад, не отводя взгляда от руки зверюги. Которая наверняка показывала что-то неприличное. Вслух тварь послать палачей не могла — так хотя бы жестом. Как в старых фильмах — солдат перед расстрелом.
Кончики пальцев на руке чудовища наполнились зеленым огнем. Я зажмурился, моргнул — что за наваждение опять! Потом кисть будто вспыхнула, окуталась малахитовым светом. Из нее в ближайшего мучителя ударил тусклый широкий луч. Он быстро рассеивался в стылом воздухе, но до человека дотянулся. Коснулся рукава, прошелся по груди. И погас. Кит-скорпион выдохнул пар из дыхала, закатил глаза.
И человек дико завопил. Вроде луч его не жег, не резал — но через несколько секунд я догадался, что с ним. В тот момент, когда балахон с треском лопнул на руке, и оттуда поползла страшная, бугристая, подрагивающая, истекающая сукровицей опухоль. Поверх нее вздувались волдыри и тут же лопались, разнося удушливый смрад.
Опухоль раздалась посередине, и из нее показалась кость. Не обломок, нет — просто гладкая белая кость, которая лезла из плоти, разрастаясь вверх и вширь.
На груди одежда тоже вздулась, натянулась. Под ней зрело что-то бесформенное. Должно быть, такая же опухоль. Или ребра растут…
Мерзавец в рясе, завывая, опустился на колени, свернулся на снегу, пытаясь разодрать ногтями свое тело. Представить не могу, что чувствует человек, когда его рвут изнутри собственные кости.
Другие растерялись, тупо уставившись на своего несчастного товарища. Но ненадолго. Трое подоспели на помощь к покалеченному, подняли его. Тут их и накрыло вторым изумрудным лучом.
Кожа на лице одного из вторженцев вспучилась десятками бурых выростов, похожих на мышечные волокна. С ревом тот повалился в сугроб, хватаясь за глаза, выпадающие из орбит. Двое других орали рядом, срывались на хрип. Еще бы: их мускулы пузырились, как живые, перли наружу. На плече одного, проткнув ткань балахона, проросли и распустились… нежно-лиловые цветы?
Я окончательно перестал хоть что-то понимать, но воспользовался случаем. Немыслимо извернулся и вцепился зубами в ненавистную руку врага, который удерживал полосы, опутавшие меня. Вскрикнув, тот отпустил тугую простыню. Я рванулся назад, слегка высвобождаясь. Не дал им опомниться — кубарем кинулся под ноги второму ловцу. И схлопотал в висок дубинкой.
Перед глазами поплыло, но я чудом остался в сознании. Зарычал, как зверь, выдернул руку из-под ослабленных пут. И растопырил пальцы.
Оба шарахнулись от меня, как от чумы. Этого я и ждал — живо освободился от полотна. Бросился к оплетенному палящей сетью монстру.
Рядом
