А мы служили на крейсерах - Борис Васильев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
За все время совместной службы его таким обалдевшим и вкусно благоухающим одеколоном на подъеме флага я не видел…
Пришел он в себя наверное только к обеду, и то видимо кто-то из коллег-бычков его пожалел.
На предобеденном сборе в кают-компании он только дар речи и обрел.
Первый раз, говорит, в закрытом и опечатанном сейфе, банка шила — вдребезги.
Загадка природы какая-то.
Как же. Загадка природы… Физика…
И в конце, справедливости ради добавить хочу.
Идеи-то конечно инженера были, что да — то да, но…
Как всегда — о политработниках.
Вдохновителем, организатором и руководителем этой акции был освобожденный секретарь парткома крейсера. Его каюта как раз соседней была.
Чудны дела твои, Господи…
Иуды
Хочется о вечном порассуждать…
О так сказать нетленном.
О том, что уже больше двадцати веков волнует души людей.
Да.
Хочется…
И сразу, в связи с этим — в голову приходит:
Ходил по Галилее проповедник с учениками.
Проповедовал, Учил, Исцелял…
О добре и чести говорил…
Нда-а-а-а…
Был у него ученик один… Иудой звали.
Знакомо?
Наверное всем знакомо, все нынче грамотные, и уж эту — то Книгу всяко читали. И вот об этом — то, об этом и порассуждаем, а?
Об Иуде и детях его.
Кто сказал — детей не было?
Были и есть у Иуды дети.
Не от семени его, не из так сказать чресел, но от души Иудиной.
От подлости его, той, которая всех нас так волнует столько лет уже…
И что…характерно:
Через эти вот расстояния, на рубеже двадцать первого века, — вдруг полезли, как грибы после щедрого летнего дождя в рост — дети души иудиной…
А рассуждать-то хочется начать 1991-го года… С того, памятного…
После путча уже, когда все успокоилось, но что впереди будет — еще непонятно, разговор у меня состоялся.
Друзья мои гражданские вопрос задали: «А с кем бы ты был, окажись в тот момент в Москве?»
Ну, в общем-то привычный вопрос: «А где вы были во время путча?»
Но задан — то он был мне, носившему в то время погоны. У меня в те поры — да и до сих пор ответ на это один:
«У военного человека есть присяга и устав. Там все написано о выполнении приказа».
Говоря проще получил приказ — исполни.
Если у тебя есть сомнения в целесообразности выполнения приказа — исполни его, а после обжалуй, в установленном так сказать порядке…
А если ты встаешь на путь прямого невыполнения приказа — ты уже не военный. И надо тебя судить…
Так вот, будь я на месте тех, кто получил приказ о вводе войск в Москву — будучи военным я обязан был его выполнить… или не выполнить — и не считать себя более военным человеком.
А к чему бы все это я? Да к позиции отдельных так сказать военных…
Позиции господ — «товарищей» Шапошникова, Грачева и Лебедя — как раз тех, которые ОТКРЫТО НЕ ВЫПОЛНИЛИ ПРИКАЗ Министра своего, Язова.
Уж раз на эту стезю встали, то прежде чем совершить это уголовно наказуемое с точки зрения действующего законодательства преступление, они должны были доложить своему Министру, что выполнять его приказы они не собираются, не считают себя более состоящими не военной службе, со всеми вытекающими последствиями…
А уж потом, собрав своих подчиненных — сообщить им о своих действиях, и, после этого отдавать приказы, тапа:
«Учитывая, что приказ Министра Обороны я считаю неправильным, я его выполнять отказываюсь, с военной службы ухожу, и призываю всех последовать моему примеру — НЕВЫПОЛНЯТЬ ПРИКАЗ МИНИСТРА ОБОРОНЫ…», ну и так далее, по фантазии.
Да-с!
Как вам это?
А есть другие позиции?
И как расценивать фактические деяния указанных господ? В каком аспекте?
Ходили за Учителем…
А потом, поцеловав на прощание — к Каифе, за тридцатью серебряниками…
Осина по ним плачет.
И вот вопрос возникает — а не расширить ли слегка — на один порядок всего-то круг названных персон?
А?
Что получается?
Кто же пришел к власти в стране?
Иудины дети?
И тогда?
А в каком же времени мы живем?
Когда нами иудины дети командуют?
Как там, у Иоанна Богослова про царство антихриста?
Конечно, конечно. Я совершенно согласен — но! Приди к власти человек, искренне, всю жизнь боровшийся с существующим режимом…Ну там Буковский какой нибудь, Щаранский, Сахаров, в конце концов…разные другие там борцы — диссиденты.
Боролись, побороли, встали у власти.
А вот так, съев последнюю краюху хлеба со стола Учителя — потихоньку уйти в ночь с задачей — ПРЕДАТЬ!
Вот и задумываешься.
И думается уже не первый год…
Кот
Сказка для внука. (может кому-то будет интересно)Его звали Кот.
Как и любой корабельный кот, он имел любимое место отдыха — на подшивке газеты «Правда», лежавшей на запасном столе в кают-компании.
Когда вестовые накрывали стол-«табльдот», Кот спал совершенно спокойно, даже не реагируя на звон тарелок ложек и вилок.
Но стоило раздаться команде по трансляции, оповещающей о конце приборки и зовущей офицеров в кают-компанию, Кот счастливо потягивался, выпуская когти, и жмурился, зевая.
Скоро будут кормить.
Кота любили все. Может быть, кто-то из матросов и обиделся бы на него, найдя где-нибудь на объекте заведования продукты кошачьей жизнедеятельности — но никто и никогда их не находил. Как Кот решал этот вопрос — не знал никто, но всех это устраивало.
Так что врагов у Кота не было… почти…
С подшивки «Правды» гонял его Зам — кто-то когда-то пошутил, что, мол, коты тянут темную энергию, и не зря, мол, не зря Кот на «Правде» спит…
Но с Замом Кот смирился, как смирился за всю свою короткую жизнь с отсутствием вокруг собратьев и собратьиц. Его принесли на Корабль совсем маленьким Котенком, только-только попробовавшим молоко из блюдца.
За то время, пока Корабль готовился в море, Котенок подрос и к выходу на долгие месяцы в море мог уже обходиться без молока.
В принципе, у него был еще один враг, Комдив, но Комдива уже два месяца не было на Корабле, и жизнь Кота стала в два раза спокойнее.
Кот совсем не хотел становиться врагом Комдива, но тени занавесок иллюминатора так весело играли на загорелой блестящей лысине Комдива… а Коту так хотелось поиграть…
Царапины на лысине зажили быстро, оставив после себя белые полоски и обиду на Кота в душе Комдива, так что пока тот был старшим на борту, «вывозя» молодого Командира на первую боевую, у Кота был настоящий враг.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});