А мы служили на крейсерах - Борис Васильев

Спустили барказ, химик мой с рожей серьезной прибор принес, к нему вся трихомудия прилажена, в виде инструкций, формуляров, и т. д. и т. п.

Па-а-а-ехали.

Барказ до парохода дошел благополучно, постоял там минут несколько. Крики оттуда вдруг пошли. В основном матерные — пароход-то тот на ветру стоит, хорошо слышно.

Ладно.

Возвращается барказ — химик на трап подымается — в полной прострации… Вот, мол, хотел как лучше, и не удержал… уронил. Утопил…

Ну, я его конечно, растоптал тут же, принародно. Слова всякие наговорил. И объяснительную писать отправил.

Потом — от брата и его химиков — тоже объяснительные взяли, акт составили, и — списали бедолагу КРБГ напрочь.

Пришли потом в базу, отдохнули, я химика — в отдел отправляю, акты на списание у главного химика утвердить.

Является к вечеру — довольный.

Докладывает. Прибыл, по результатам боевой службы — доложил, сувенир — маску лично из пальмы вырезанную — вручил. Начали акты подписывать. Дошло до КРБГ — и тут начальник отдела — на дыбы. Да знаешь ли, сколько он стоит, да как новая «Волга» да то, да се.

Толку-то. Утоп, блин, на глубине 105 метров — вместе с принадлежностями и формулярами. Вот акт. Вот объяснительные.

А начальник — мол да не может быть, да не подпишу… — и, тут химик мой паузу сделал — тут, за столом у него, у начальника — старлей сидел. Вроде — лицо знакомое. Вот этот старлей — и говорит вдруг:

— Товарищ капитан первого ранга. Все при мне было. Я сам видел, как прибор в воду упал… И вообще. Старпом этот — мой брат. Помогите?

Начальник на одного посмотрел — на другого — и - подписал.

………

Но что больше всего с годами меня интересует — куда ж этот самый источник делся.

И не найду ли я его когда нибудь — по закону подлости и всей прочей диалектики — в своем кресле. Ведь говорят эта зараза с громадным периодом полураспада…

А то что-то не то последние годы…

То есть — еще пока ничего — но…

Лисс

Лисс…

Мой Лисс…

Встречавший меня вечнозелеными лианами и желтыми обрывами, теплом нагретого камня парапетов своих набережных и лабиринтом улочек и переулков цветных горок, тенистыми аллеями над йодистым запахом бухт…

В который раз пытаюсь я вырвать с корнем из памяти долгие годы восхищения твоей ослепительно белой красотой, твоими незабываемыми закатами, бесконечными лестницами, ведущими кажется прямо в твое бледно-голубое небо и твоими брусчатыми гранитными мостовыми, по которым так трудно было идти строевым шагом. и по которым так легко бродилось с юной красавицей, в глазах которой горели кусочки твоего солнца, мой Лисс, и щеки которой были покрыты нежным пушком — как у твоих молодых персиков, мой Лисс…

Есть люди, которых предают…

И есть люди, которые предают…

И есть города, которые предают…

Твои сыновья предали тебя, мой Лисс…

…Их, рожденных в этом городе, встречали плакатами:

«Родину в аренду не берут!»

А они взяли… Как и чем объяснить предательство…

Как и чем его объяснить?

Те, кто когда — то произнес «Если я нарушу эту торжественную присягу, пусть меня постигнет гнев и презрение…»

И нарушили ее. И остались с тобой. Как ты их терпишь, мой Лисс…

Как ты терпел тупое, мерное движение по твоим улицам колонн захватчиков — сначала под «Юнион Джеком», потом под свастикой, а……

Так терпел только Иисус — страдая за всех нас, — а за что страдаешь ты, мой Лисс…

Может быть тоже за все наши грехи, грехи твоих сыновей и дочерей, если верить старой легенде…

Прости нас, своих неразумных детей. Мой Лисс…

Ты живи.

Ты воспитывай новых капитанов Греев — с летящей душой, влюбленных в море, с капелькой твоего щедрого солнца в крови…

………

…на окне — косые капли дождя. Сумерек. Но еще не скоро зажигать лампу…

В расплаве дождя — фонари, фонари большого и сырого города…

А перед глазами другой, пропитанный запахом моря и солнца, с белыми колоннами, и извивами виноградных лоз, лежащий у моря на теплой ладони, город бескозырок и фуражек, камней и платанов…

Мой Лисс…

Прощай…

Мудрый как змей

В разгар борьбы с пьянством на флот прислали борца с употреблением алкоголя среди офицеров и мичманов. Целого полковника — психолога от медицины…

Взялся за дело он весьма рьяно. Несмотря на лето Севстопольское с его солнцем, пляжами и морем — все предложения по этому поводу отверг с негодованием, затребовал из комендатуры данные о задержанных в нетрезвом состоянии офицерах и мичманах, и стал вызывать их.

Разговор происходил всегда по одной схеме:

— Вас задержали в нетрезвом состоянии?

— Так точно!

— Вы много пьете?

— КАК ВСЕ!

— Как это как все? На Новый год пьете?

— Да!!

— А на день рождения?

— Да!!..

— А на 23 февраля?

— Да!

— На восьмое марта?

— Да…

— На первое мая?

— Да..

— На девятое?

— …

— На день ВМФ?

— …

— День рождения жены?

— …

— Детей?

— ……

……………

…………

И так далее, и так далее…

И в заключение:

— Значит, КАК ВСЕ? Вы пьете круглый год! Вы — законченный алкоголик!

………

Выявлял он алкоголические массы флота всю неделю, а тут и командировка к концу подходит… С водичкой в Севастополе всегда неважно было, уговорили его в общем на баньку.

Но! Борьба с алкоголизмом — и главный борец!

Так что ни-ни!

Однако на всякий случай запаслись…

И вот, когда московский борец очередной раз с видимым отвращением принял, после парилки, стакан минералки, самый решительный из флотских осмелился:

— Юрий Васильевич, а Вы сами-то как к выпивке относитесь?

Тот помолчал, минералки глотнул……

— Как, как, КАК ВСЕ!…

На рейде[3]

Ну вот, мы вспомнили всех, и перебрали все, что вспомнилось.

И оба смотрим на пустую сейчас Городскую бухту. И нам обоим кажется, что в ее пустоте не хватает…

…Глухое, басовитое гудение нагнетающей вентиляции котельных отделений.

— Товарищ командир, до бочки сорок!

— Отдать левый! На клюз семьдесят! Правая вперед самый малый, левая назад малый!

— Барказ пошел к бочке!

— Есть! Обе стоп!

И легкий вестовый бриз плавно понес корму твоего крейсера к кормовой бочке…