Русские не сдаются! - Алексей Махров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты француз или бельгиец?
– Я солдат вермахта! – гордо сказал Ауар.
– Ух ты! – восхитился я. – Самый настоящий солдат? Вот только… что ты делаешь так далеко от фронта, солдатик?
Ауар натуральным образом завис. Не рассказывать же непонятному пареньку, что послан во вражеский тыл с секретной миссией.
– Задумался? Правильно! Думать полезно! Особенно головой, а не филейной частью! Во время этого процесса обновляются серые клетки мозга, улучшается кровообращение, снижается вероятность инсульта! – бодро возвестил я.
Марина, поправляющая повязку сержанта Баркова, услышав эту сентенцию, на секунду отвлеклась от своего занятия и окинула меня крайне задумчивым взглядом. Видимо, в очередной раз удивилась глубине моих познаний в медицине. Хотя какие это знания? Курс военно-полевой травматологии плюс беспрерывно льющиеся с голубых экранов медицинские термины, засоряющие память не хуже рекламных песенок про йогурт и овсяное печенье. Специализированные утренние передачи на каждом канале, сериалы вроде «Доктора Хауса», реклама лекарств и средств гигиены… Я теперь любую чушь могу нести с совершенно умным видом, употребляя словосочетания вроде «аневризма простаты». А здесь к врачам особое отношение, их считают (заслуженно!) полубогами, их знания – сакральными. Вот Марина и удивляется. Впрочем, не только она – краем глаза я заметил, что Вондерер тоже смотрит на меня с каким-то новым интересом. Все-таки надо мне тщательней следить за своим языком – не то время, чтобы нести всякую пургу, современники не поймут. Вон уже кадровый немецкий разведчик «стойку сделал». А что при этом думают представители родной госбезопасности, в лице сержанта означенного ведомства, даже и предполагать не буду.
– Ладно, солдатик, сформулирую вопрос по-другому: в какой стране ты родился? – Мне все-таки было интересно происхождение пленного радиста.
– Я родился на территории Райха! – снова ушел от прямого ответа чертов диверсант. Но после секундной паузы добавил едва слышно: – Незаконно отобранной у моей Родины после войны…
Ага, кажется, я начал догадываться о происхождении «бранденбурга».
– Так ты эльзасец?
– Да, – растерянно кивнул Ауар. – Но как ты…
– Тоже мне, великая тайна! – хмыкнул я. – Ладно, мне, солдатик, ты больше неинтересен. Товарищ сержант государственной безопасности! – громко зову Альбикова. – Военнопленный честно признался в содеянном и готов сотрудничать!
– Чего? – вылупился на меня радист.
– Ох, Игорек, допиздишься ты когда-нибудь! – тихо сказал незаметно подошедший Хуршед. – Ты даже и представить себе не можешь, как могут быть восприняты твои слова…
– Уж и пошутить нельзя!
– Иди, отдыхай, – с улыбкой говорит Альбиков. – Раз он русский язык знает, дальше сам разберусь!
– Хорошо, – легко соглашаюсь, поскольку реально устал. Всего-то пять минут на ногах, а по телу словно свинец разлили. – Пойду в тенечке посижу. Вот только, – наклоняюсь к самому уху сержанта, – учти, что этот пленник – настоящий фанатик и просто так, словами, ты его не расколешь.
– С чего ты взял? – негромко спрашивает Альбиков. Не то чтобы не верит, просто желает уточнить.
– Он по национальности француз, родился в провинции Эльзас. Она после франко-прусской войны принадлежала Германской империи, а после Первой мировой отошла обратно Франции. И если уроженец данной местности служит в элитном подразделении и гордо называет себя солдатом вермахта…
– Я понял, – кивает Хуршед, присаживаясь рядом с лежащим пленным. – Учту!
– Ну, удачи! – легонько хлопаю сержанта по плечу и ковыляю на приглянувшееся место в тенечке под деревом.
Однако допрос не занял много времени – всего через три минуты Альбиков встал и, отряхивая колени, подошел ко мне. Вид у сержанта был озабоченный.
– Что случилось? – обеспокоился я. – Что он тебе наговорил?
– Почти ничего, – глядя куда-то мимо меня и явно что-то напряженно обдумывая, ответил Хуршед. – Ты оказался прав – он действительно фанатик. Но на этом мне и удалось сыграть – уличил его в слабости. Мол, мы вас, таких красивых, сделали, как слепых щенков. Ну, он натурально завелся и пригрозил, что не всё еще кончилось и сюда, им на подмогу, идет моторизованная часть.
– Во как! – слегка опешил я. Блин, мало нам вчерашних и сегодняшних приключений, так еще и это!
– Пойду с командованием по радио свяжусь и капитана Крюкова предупрежу. – Направление взгляда Хуршеда, упиравшегося куда-то в кусты за моим плечом, изменилось – сержант посмотрел прямо на меня: – Мы здесь в принципе почти закончили и уехать можем в любую минуту. Но на всякий случай будь готов к неприятностям, смотри по сторонам!
Напутствовав меня таким образом, Альбиков быстрым шагом ушел с поляны.
Глава 6
Видимо, командование решило не рисковать и отдало распоряжение валить из этого несчастного лесочка как можно быстрее – не прошло и пяти минут, как за кустами взревели моторы. Полтора десятка пограничников в спешном порядке погрузили раненых и пленных на полуторки с мешками. На имитацию архива, видимо, уже наплевали. Меня тоже подхватили под белы рученьки и, не обращая внимания на уверения «я сам», аккуратно затолкали в кузов. Откуда ни возьмись, рядышком материализовались Мишка с Максом, крепко сжимавшие трофейные винтовки и грозно глядящие по сторонам.
– Что творится-то, парни? Драпаем?
– Альбиков связался с командованием, и ему сказали, что немцы снова прорвали фронт. И в нашем направлении быстро движутся танки, – объяснил Барский. – Вот товарищ сержант и объявил срочную эвакуацию.
Подтверждая его слова, грузовички тронулись с места и стали выезжать на дорогу, выстраиваясь в колонну. Головным встал легкий броневик Хуршеда, замыкающим – тяжелый пушечный полутанк Стерха. Интересно, долго он против немцев продержится? В храбрости Степана сомневаться не приходилось, но как насчет огневой мощи? Ну, будем надеяться – оторвемся без боя. Жаль, что темнеть начнет только часа через три-четыре. Летние дни, на нашу беду, такие длинные…
Наконец машины конвоя распределили места, до водителей и старших групп довели сигналы взаимодействия, и мы тронулись, постепенно набирая скорость.
– А где вы вообще были-то, чем занимались?
– Местность прочесывали, искали немцев и наших, – ответил Мишка. – Ну и всякие, как сержант Альбиков выразился, интересные штуковины.
– Нашли?
– В основном мертвые тела, одного раненого, ничего интересного! – сообщил Макс и добавил невпопад: – Вечереет…
Я машинально посмотрел на солнце, которое висело еще довольно высоко – июнь как-никак, стемнеет часов в десять… И хорошо, что посмотрел – на фоне яркого диска виднелись едва заметные черточки. Понятно, что самолеты, вот только чьи – наши или немецкие? Летят с запада, но это еще ничего не означает – наши могут с задания возвращаться. Вот только самолеты постепенно увеличиваются в размерах, продолжая «маскироваться» солнечной засветкой. То есть летят прямо на нас, потихоньку снижаясь…
– Воздух! – заорал я во всю мощь легких.
Макс и Мишка глянули сначала на меня, потом на небо и тут же вдвое перекрыли по мощности мой крик.
– Воздух! – Две молодые глотки, орущие прямо над ухом, чуть не оглушили меня.
Нас услышали – часть машин немедленно свернули с дороги и попытались заехать под деревья. Однако немцы хорошо выбрали место для атаки – с одной стороны от «магистрали» простирался большой луг, с другой – хиленькая, просвечивающая насквозь рощица. Прятаться было негде.
Всего десяток секунд – и самолеты приблизились настолько, что их можно уверенно идентифицировать. Два «Мессершмитта-109», и именно по нашу душу. И ведь как идут, твари, – спокойно и нагло!
Полуторка[28], на которой мы ехали, попала задним колесом в промоину и начала буксовать, а потом и вовсе заглохла. Получилось, что мы торчим на совершенно открытом месте, причем до ближайших кустиков несколько десятков метров – мне в теперешнем полукоматозном состоянии не добежать. Друзья тоже это поняли и растерянно замерли рядом – и помирать так глупо молодым парням неохота, и товарища бросать нельзя.
Ну что же… Так просто я сдаваться не собирался – улегся поудобнее, поднял верную «АВС» и покрепче упер приклад в плечо. Мишка с Максом тоскливо переглянулись и… улеглись рядом, тоже задрав стволы в небо.
Стервятники неторопливо заходили на штурмовку. Ведомый значительно отстал как по дальности, так и по высоте. Не дураки же они, парой носиться с бешеной скоростью над самыми верхушками деревьев – снизили скорость до ста – ста пятидесяти километров в час. Я помнил, что целиться нужно не в силуэт самолета, а со значительным упреждением, но в данном случае линия прицеливания практически совпадала с направлением полета «мессеров» – они перли прямо нам в лоб. Дождавшись, когда станет видна голова пилота в квадратике кокпита за диском винта, я чуть опустил ствол, компенсируя плавное снижение фрица, и выплюнул навстречу крылатой смерти весь магазин одной непрерывной очередью. Ребята из своих трофейных «маузеров» успели бахнуть по одному разу.