Пантелеймонова трилогия - Сергей Дигол

– Как видишь, папочка, нам пришлось потрудиться, – заметила Виорика. – Кстати, я не шутила, в Молдавии у нас тоже интересы.

– Вывозите проституток, что ли? – догадался Пантелеймон.

– Точно, – подтвердила дочь. – Так что, папочка, может, ты теперь и крутой, но лучше нам все-таки не мешать. Как дочь прошу тебя: не суйся.

– Угу, – промычал Берку, задумчиво гляда в пол.

Какая все-таки тупость, подумал он. Номер в Кишиневе стоит как гостиница в Лондоне, а на полу – ковер как на стенах в советских квартирах.

– Эту страну не спасти, – проворчал он вслух и пошел к двери.

– Уже уходишь? – успел услышать он голос за спиной, прежде чем хлопнул дверью.

Вечером того же дня ему позвонили и доложили. Виорика Берку, несмотря на сопротивление, оказанное при задержании сотрудниками отряда специального назначения комиссариата полиции города Кишинева и учиненный в аэропорту скандал, была успешно выдворена из страны. С лишением гражданства Молдавии и запретом на въезд в страну в течение ближайших трех лет.

Четыре партии, прошедшие в парламент Молдавии, боролись за то, чтобы один из принадлежащих им мандатов достался Пантелеймону Берку. Он был нарасхват: самый успешный кандидат в депутаты за всю историю независимой Молдавии. Он и сам это понимал, слушая истории о грабительских прайс-листах парламентских партий. Суммы за попадание в первую десятку избирательного списка доходили до ста тысяч евро. Приглашение войти в списки Пантелеймону вручали в письменном виде, и делали это лично руководители партий – такого почета не удостаивались даже те депутаты, которые впоследствии становились министрами.

Он выбрал Либерально-социалистическую партию и этим не только шокировал ее конкурентов, но и изрядно удивил самих либерал-социалистов. Предложение Пантелеймону они сделали скорее из вежливости, в качестве обязательного, но в то же время безнадежного жеста со стороны партии с весьма скромными возможностями. В прошлом парламенте их было всего пятеро, они не контролировали ни одно из министерств и, может, поэтому не смогли предложить Пантелеймону ничего, кроме статуса обычного депутата. В отличие от других партий, у которых самым скромным из предложений было место во главе парламентской комиссии по правам человека, предложение либерал-социалистов попало в точку. Берку не хотел светиться и тем более обременять себя малопонятными обязанностями. Он не представлял себе, как будет вести заседания, писать резолюции и участвовать в разработке текстов деклараций и постановлений. Его идеалом было кресло, обычное безмолвное кресло в зале парламента, по возможности – с минимальным количеством посещений рабочего места. С всем остальным он и сам разберется.

В избирательный список его включили в последний момент, уже по окончании предвыборного съезда и вместо одного из утвержденных кандидатов. Скандал вышел нешуточный. Председателя партии Корнелиу Бабадака многие однопартийцы обвиняли в фальсификации списков, в кумовстве и даже во внутрипартийной коррупции. На все упреки Бабадак отбивался одним и тем же аргументом – демонстрировал заключение избирательной комиссии съезда, признававшей свою ошибку и не смущенной даже тем обстоятельством, что кандидат Берку, якобы по технической ошибке не попавший в первоначальный список, даже не присутствовал на съезде. Дело пахло расколом партии, но Бабадак не уступал, дотянув до момента, когда партии грозил сход с избирательной кампании – за несвоевременное представление избирательных списков. Лишаться возможности оказаться в парламенте никто из вчерашних бунтовщиков не захотел, и Пантелеймона, так уж и быть, не просто утвердили одним из кандидатов, но и включили в первую пятерку. Окончательно несостоявшиеся раскольники сникли, узнав, что в десяти из двенадцати претендовавших на попадание в парламент партий, в избирательные списки в последний момент попали не менее загадочные, чем Пантелеймон Берку, личности.

Получив депутатское удостоверение, Пантелеймон не стал терять времени. Открыл сеть пивных баров и автомоек, причем на оба начинания выбил у Евросоюза трехмиллионный грант. Преуспел он, как, впрочем, и всегда, за идею. Оба бизнеса декларировались как гендерные, для которых клиенты разных полов декларировались предельно равными в правах. Доказательством этому служили соответствующие наклейки на дверях, а также расклеенные внутри заведений плакаты, разработать которые Пантелеймон поручил еще до того, как первый камень заложили в фундамент здания первой автомойки.

Впрочем, с местами для предприятий Пантелеймона все складывалось как нельзя удачно. Покровительство европейцев помогало и в этом вопросе, и Пантелеймону доставались, почти за бесценок, площади под бары в старых домах в центре города и огромные пустыри под автомойки. Жалел Берку лишь об одном. О том, что потерял, по меньшей мере, двадцать лет, прежде чем понял, что Молдавия – страна его мечты. Эльдорадо, в котором не каждому посчастливилось родиться.

Дела шли по нарастающей, даже слишком хорошо, и все это не могло не закончиться какой-нибудь гадостью. Он снова стал забывать о генерале Бланару, тот словно умер, хотя Пантелеймон и не исключал, что генералу придется снова воскреснуть, как только понадобятся его услуги. Увы, о писателе Виколе такого нельзя было сказать. Он был жив, Пантелеймон знал это, несколько раз в неделю приставляя друг к другу в интернет-поисковике три заветных слова: «Серджиу», «Викол» и «смерть». Утешительными известиями Интернет не баловал. Пантелеймона стали мучить боли в груди, особенно они усилились с того самого вечера, когда его осенило.

Викол все знал, понял Пантелеймон. Все и даже то, что Пантелеймон найдет способ заставить генерала Бланару предоставить доступ к американской базе. Выходит, и рассказ Викола, его третий рассказ о нем, депутате Берку, – всего лишь ловушка? Бесплатный сыр, за который Пантелеймон выкинул совсем невыдуманные шестьдесят штук?

Он снова и снова прокурчивал в голове черновик Викола, и чем дальше, тем больше склонялся к мысли, что ничего еще не решено. Его судьба решалась в это время, возможно, даже сейчас, когда он, депутат Берку, вынужден выслушивать очередного просителя за деловым обедом в ресторане «Нистру». Мучительно подняв глаза на собеседника, Пантелеймон попытался прислушаться к тому, что говорит этот человек, осчастливленный одной возможностью выговориться перед влиятельнейшим депутатом. Что-то о системах слежения на дорогах. Ну да, камеры. Он собирается поставлять китайские камеры наблюдения. Устаревшую модель – в Китае их уже вывели из эксплуатации, и теперь у них склады забиты десятками тысяч так и неиспользованных единиц. Китайцы рады избавиться от этого хлама на условиях самовывоза, только бы освободить склады под что-то более инновационное. Выгодное преприятие, расходы только на транспорт и логистику. Ну и еще – на то, чтобы в Молдавии пролоббировать установку систем дорожного видеонаблюдения.

– Что от меня требуется? – спросил Пантелеймон, предельно навострив слух и внимание.

Оказалось, не так уж много. Бизнесмен предлагал Пантелеймону написать письмо, официальный запрос руководству страны с предложением о внедрении системы видеорегистрации нарушений на дорогах с обоснованием такой необходимости. Это ведь, сказал бизнесмен, ничего не стоит, а ценится дорого. Он так и сказал: очень дорого.

Вернувшись к себе в парковый особняк, Пантелеймон задернул все шторы в спальне, хотя и знал, что из-за высоченного забора любопытным взглядам закрыт вид на весь первый этаж. О чем-то вспомнив, он сходил в гараж, откуда вернулся с высокой стремянкой. Установил ее посередине спальни, прямо под люстрой и не без труда поднялся к потолку. Покрутил люстру против часовой стрелки – она легко поддалась, но лишь до того, как раздался щелчок. Все, теперь можно, сказал сам себе Пантелеймон и, поднявшись на верхнюю ступеньку и увернувшись головой от люстры, уперся руками в потолок.

Люстра исчезла вместе с прямоугольником в потолке, и Пантелеймон, разогнувшись, оказался по пояс в темноте открывшегося над головой потайного люка. Посветив карманным фонариком, он сразу увидел то, что искал. Флешку на крышке заметно запылившигося дипломата.

Сработает ли, подумал Берку и вдруг понял, что он даже не знает, какая для пульта предусмотрена батарейка. Сам он его не разберет, а если менять батарейку, то где? В часовой мастерской? И что подумает часовых дел мастер?

Еще он поморщился, вспомнив журналиста из «Независимой Молдовы». Воняет пóтом или не воняет – какая разница, если запрос Пантелеймону придется писать собственноручно. Как собственноручно придется садиться за руль машины – он еще пока не решил какой, но выбрать, пожалуй, надо будет наименее рискованный вариант. Не колымагу, чтобы заглохла по дороге, но и не «хаммер». Что-то надежное, скорее всего японское. Только бы батарейка не села, подумал он и, больше не в силах терпеть, надавил на кнопку пульта.