Фрагменты сожалений - Сергей Блейк

– Нет, ничего. А за правду не говорят спасибо.

Девушка поднялась со стула, оправила униформу, слегка неуклюже подняла с тумбочки поднос. Кружка, благо уже осушенная, опрокинулась и чуть было не скатилась на пол, но медсестра вовремя подхватила ее. Еще бы доля секунды – и поймать ее успел бы Дима, но его рука зависла в воздухе, не дотянувшись до посудины, и он вернул ее на одеяло.

– Фуф! – облегченно выдохнула девушка. – Если такого рода правда сказана от чистого сердца, – обращалась она уже к подростку, – нет ничего дурного в простом человеческом спасибо. Кстати, хотела предложить тебе прогуляться вечером во дворе больницы. Ты не против? Последний раз ты дышал свежим воздухом больше месяца назад, в ноябре. Так ведь?

– Д-да, – запнулся Дима от неожиданного предложения и заерзал в постели. Она и раньше сопровождала его на прогулках, но ни разу не предлагала прогуляться тет-а-тет. Возможно, конечно, она лишь заботилась о его здоровье, как и подобает человеку ее профессии, поэтому, подумал он, не стоило обольщаться раньше времени. – Я не против.

– Хорошо, – кивнула она. – Мы можем выйти часов в пять. К тому времени солнце уже зайдет, будет темно.

– Да, конечно.

– Вот и отлично. А пока – отдыхай.

До пяти часов времени оставалось еще уйма, и чем занять себя – Дима понятия не имел. Подниматься с койки у него не было никакого желания. Подняв взгляд к потолку, он принялся рассматривать расползающиеся во все стороны паутинки трещинок, воображая, что там, внутри, ютятся малюсенькие волшебные существа, по ночам распространяющие по всей палате невидимые и неосязаемые потоки энергии, ежесуточно продлевающие Диме жизнь. Потом он всматривался в линии сгибов на ладонях – или линии судьбы, как однажды он вычитал в одной из книг, – думая о том, что они вполне могли бы сойти за уменьшенные в тысячи раз протоптанные дорожки на раскидистых лугах. После – он какое-то время лежал с закрытыми глазами, думая о Наталье, перебирая в голове темы для предстоящей беседы. Он спрашивал себя, о чем они будут говорить; он боялся, что в какой-то момент язык предательски его подведет, прилипнув к пересохшему небу. А может, не стоило так заморачиваться?

Он лежал и думал о том, как они с Натальей, держась за руки, молча покидают двор больницы и уходят в неизвестном им направлении, где следующим утром их ждала бы новая жизнь.

К его удивлению, прошло уже около полутора часов. То, о чем он вспоминал, – все это словно бы повторялось здесь и сейчас; прошлое вклинилось в настоящее, и картина была настолько живой, что в первые секунды после того, как открыл глаза, Дима оказался дезориентирован и ждал, когда в палату войдет Наталья. Он вроде как даже уловил аромат ее духов. Но стоило посмотреть на лежащий в ладони бейдж, – и все вернулось на свои места. В груди что-то несильно кольнуло, и на мгновение юноша задержал дыхание. Разрастающаяся чернота заполоняла собой все больше пространства в его теле, и он посчитал, что следует немного развеяться. Убрав бейдж под подушку, поднялся с кровати, вышел в коридор и пошел в уборную, где несколько раз ополоснул лицо холодной, почти ледяной водой, тем самым малость взбодрившись. Потом спустился на второй этаж и бесцельно шатался по нему из одного конца в другой, остановившись сначала напротив одного окна, на время позабыв о недружелюбном отношении солнечного света к его телу, затем у противоположного. После – вернулся на третий этаж и, заложив руки за спину, кругами слонялся по своей палате, смотря в никуда и иногда что-то нашептывая себе. Сделав неведомо сколько кругов по центру палаты, улегся прямо на пол и раскинул в стороны руки и ноги, вдыхая воздух полной грудью и думая о том, как с каждым выдохом токсины покидают его организм. Потом, сомкнув конечности, перевернулся и начал отжиматься, но худощавые и трясущиеся руки едва-едва удерживали его вес, и после трех попыток Дима встал на ноги.

«Порисовать? – спросил он себя, посмотрев на стол. – Да к черту». Дойдя до койки, уселся на край, скинул с ног тапки и опять улегся. Вынул из-под подушки бейдж, повернулся лицом к стене и, прижав колени к груди, смотрел на фото молодой девушки. «А ведь тогда она, возможно, была не старше меня нынешнего, – пришло вдруг ему в голову. – Как это странно. Как странно…»

А тени на полу становились все длиннее.

Солнце зашло. На часах – 16:27. Диме пора было начать собираться, но в то же время ему так не хотелось выныривать из теплой постели! На улице в последний раз он появлялся больше месяца назад, а быть охваченным приступом агорафобии за пределами здания – не лучшая перспектива при его и без того подорванном физическом состоянии. С другой же стороны, отказать Наталье в прогулке он тоже не мог. И не хотел.

В дверь постучали.

– Войдите! – отозвался Дима.

Вошла Наталья. На одной руке у нее повисли мальчишеская болоньевая куртка с шарфом и вязаной шапкой, в другой она держала пару замшевых ботинок, шнурки которых были небрежно запрятаны вовнутрь.

– Вот, принесла тебе, чтобы не терял времени. Одевайся, через двадцать минут буду ждать тебя у парадного входа. Ты ведь не передумал?

Одежду она положила на покрывало, вдоль ног юноши, обувь поставила на пол, рядом с тапками, и выжидающе смотрела на Диму. А он различил в ее взгляде надежду и с самоукоризной подумал, что лучше уж быть раздавленным под натиском агорафобии, чем собственной трусости и обиды этой прелестной девушки, в душе которой, был убежден он, не было места людским порокам.

– Нет, что ты. Пойдем, как и договаривались.

Она одарила его улыбкой, но не столь открытой, которую могла себе позволить перед родным человеком, очевидно, опасаясь переступить грань от должностных отношений к личным. Но перед кем опасалась? Перед самой собой?

– Отлично, – сказала она и выпорхнула из палаты.

В 16:40 он уже был одетым и обутым. Стоило ли так торопиться? Целых двадцать минут теперь изнемогать от духоты и обливаться потом, а потом выйти на улицу в минусовую температуру и следующим днем оказаться прикованным к постели