Фрагменты сожалений - Сергей Блейк

здание, подросток дивился тому, с чего вдруг на каждом из этажей свет горел даже за теми окнами, за коими предположительно никого не было. Видимость заполненности палат?

– А… – Дима хотел было спросить об этом свою спутницу, но осекся, предположив, что либо она ему солжет, либо сама не знает правды.

– Ты что-то хотел сказать?

– Да так… уже вылетело из головы, – солгал он, выдавив смешок.

– Забавный ты, – улыбнулась девушка. – Слушай, а что ты думаешь насчет…

Тем вечером они час кряду разговаривали о том да о сем, без излишних философствований, не затрагивая ни личную жизнь Натальи, ни прошлое Димы; и он, и она понимали, что обыденные разговоры для него представляют ничуть не меньшую ценность.

Так они погуляли еще несколько раз.

А потом Дима влюбился.

Это произошло через две недели после первой в том году их совместной вылазки за стены больницы. Остальной персонал, включая более высокопоставленных, чем Наталья, лиц, уже прознал о совместных прогулках медсестры с пациентом, но ничего зазорного и необходимого внести под запрет не увидел. Да и плохо разве, если подросток разомнет ноги и подышит свежим воздухом? Каждый раз они расхаживали по одной и той же траектории: вокруг здания, примерно по центру между его стенами и забором, ориентируясь на оставленные собою же следы, если только их не успевал замести снег, да против часовой стрелки. Торопиться было некуда, поэтому ноги они переставляли настолько медленно, насколько это было возможно для комфортной ходьбы.

В этот раз – пятый по счету, как помнил Дима, – ничего не поменялось: та же протоптанная дорожка, та же скорость беззаботного передвижения и все так же против часовой стрелки. Но примерно на половине третьего круга, со стороны заднего двора, девушка вдруг дернула подростка за рукав и, кивком головы и взглядом указав на забор, шепнула:

– Топай за мной. И никаких вопросов.

Задать вопрос – это как раз то, чего подростку в этот самый момент захотелось больше всего, он уже успел и рот открыть, но верно среагировал в самый последний момент и звучно стукнул зубами, сомкнув челюсти. Вдоль высокого забора из стальных прутьев, каждый из которых на верхушке оканчивался ромбовидной пикой, росли густые кусты. Зелени на них в это время года, разумеется, не было, но их роль вполне успешно выполнял снег, издали походивший на огромную и вытянутую меховую шапку, натянутую поверх сотен голых веток. Туда-то, к кустам, девушка и подвела мальчишку. Осторожно, стараясь не испортить одежду, протиснулись сквозь них и, по просьбе Натальи, сели напротив друг друга, подогнув под себя ноги.

– Зачем мы здесь? – полушепотом спросил Дима, взирая на нее в недоумении.

Она, слегка разомкнув губы так, что проглядывали верхние резцы, смотрела ему в глаза, пребывая в смятении, будто взвешивая все за и против, и подростку стало понятно, что ей хочется сказать нечто важное.

– Посмотри. – Переведя взгляд на проволочный забор, она протянула к нему руку и, поддев снизу – там, где он не был вкопан в землю, отогнула кверху. – Летом, в первый же день моего отпуска, я помогу тебе сбежать отсюда. Ты выскользнешь наружу через это отверстие, а мы с сестрой будем ждать тебя в ее автомобиле. Разумеется, ближе к делу заранее все обговорим.

Дима настороженно сузил глаза, пытаясь уловить в ее мимике признаки дурачества и насмешливости, но если она и намеревалась разыграть его, то делала это умело, будто заранее все отрепетировала. С другой стороны, разве имелся у него хоть малейший повод подозревать ее в таком отношении к нему? Однако не задать вопрос напрямую он не мог:

– Ты… шутишь?

– Нет, что ты! – состроила она умоляющую гримасу. – Блин, я боялась, что ты именно так отреагируешь. Только смысл мне с тобой так поступать?

– Но с чего вдруг тебе пришло в голову вызволить меня из больницы? Для чего?

– Ммм… – Девушка чуть прикусила нижнюю губу и поерзала на снегу. Потом вдруг накрыла ладонью колено подростка. – Я же вижу, как тебе здесь тяжело. И как ты и сам был бы рад выбраться отсюда.

Ее прикосновение, такое по-особому теплое, отдалось в нем трепетом, и мысли спутались, переплелись, и слова норовили вылетать из его уст бессвязной речью. Но позволить себе промолчать, оставшись без ответа, он не мог, и понимание этого в итоге взяло вверх над чувствами.

– И куда же я потом пойду? Что, если у меня никого нет? В смысле… нет людей, которые приняли бы меня? Я ни единой весточки не получил от родителей, никто из родственников меня ни разу не навестил. Куда же я денусь тогда?

– Ты поселишься у моей сестры. Хотя бы временно. А там уже посмотрим. На крайний случай, сможешь остаться жить в дачном доме.

– Это так… странно. Ты не думаешь, что я могу стать вам обузой? И что у тебя на работе возникнут проблемы из-за меня?

Девушка молчала. Снова прикусила нижнюю губу, приняв виноватое выражение. И Дима посчитал, что она, должно быть, даже не задавалась этими вопросами.

– Зачем я тебе там нужен?

И вновь – молчание.

Подросток подумал, что она уже может не отвечать – причина ему понятна. Ей было жаль его, вот и все. «Ну конечно! Я ведь так жалок!»

Раздосадованный сложившейся ситуацией, своими ошибочными ожиданиями касательно ее отношения к нему, он покачал головой и, тяжело вздыхая, отвернулся, что означало безмолвное, смиренное «понятно». Он решил уйти, вернуться в больницу без ее сопровождения и, поднимаясь с колен, почти выпрямился, как девушка вдруг схватила его за запястье и потянула обратно к земле. Он хотел что-то сказать, может, даже оттолкнуть ее, но не успел хоть как-то отреагировать: девушка прильнула к его губам своими, и он ощутил сладковатый привкус гигиенической помады, который до того в ее присутствие лишь слабо улавливал в воздухе. Ошарашенный, поначалу Дима оцепенел, не знал, как себя повести, куда девать руки, но мгновения спустя немного расслабился и закрыл глаза, получая доселе неизведанное наслаждение. От волнения сердце трепыхалось в его груди, и он уже позабыл об обиде, и кисти рук, погруженные в снег, не поддавались холоду. И если бы их с