Феноменальный П. Т. Гелиодор - Гвидо Згардоли

Сайрус всё равно увильнёт от работы, сославшись на больную спину. И П. Т. отказался от этой идеи.

Отъезд назначили на утро, через два дня.

П. Т. не мог уехать, не попрощавшись с Алисой.

После его увольнения они виделись реже. Но при первой возможности П. Т. отправлялся в усадьбу к Пушинке. Он понимал: узнай Петтигуферы, что он приходит в усадьбу, ничем хорошим это бы не кончилось. Правда, он всегда мог сказать, что пришёл к матери или сестре.

П. Т. тревожился за Алису. Он посоветовал ей не оставаться наедине с Сэмюэлем (хотя не был уверен, что это поможет) и носить в кармане юбки нож. П. Т. отдал Алисе доставшийся ему от отца охотничий нож с шестидюймовым лезвием, которым он свежевал зайцев. Алиса сначала отказывалась, однако потом, вспомнив о нападении Сэмюэля, передумала.

– Но это только на случай опасности, – сказала она.

– Только на случай опасности, – кивнул П. Т.

За день до отъезда он пришёл попрощаться.

Большой дом Петтигуферов казался чернее прежнего. Золотистая крыша, олицетворявшая их богатство, поблёскивала. П. Т. её ненавидел. Небо, обложенное тёмно-синими облаками, хмурилось. Пушинка горевала.

– Я всего на пару недель, – заверил её П. Т.

Но Алисе было грустно. Что с ней станется, когда он уедет?

– Мне здесь одиноко, – призналась она, уставившись на свои сапожки.

– Ты не одинока. Я буду думать о тебе всё время!

– Но ты будешь не здесь. Да и после нам придётся видеться тайком.

Для этой задачки у П. Т. пока не было решения.

– Я что-нибудь придумаю, – пообещал он. – Будь осторожнее с этим чудовищем Сэмюэлем, если что – помни: у тебя есть нож.

Алиса неуверенно кивнула.

Они прятались за каретным сараем и во время разговора поглядывали по сторонам, словно заговорщики, готовые чуть что скрыться. Было холодно, в воздухе пахло снегом.

– Когда тебе захочется с кем-нибудь поговорить, ступай в конюшню, – продолжал П. Т. – Я попросил Гидеона заботиться о тебе.

Пушинка улыбнулась. Потом неожиданно поцеловала его в губы. П. Т. подумал, что её поцелуй прохладен и нежен, как лепестки цветка ранним утром.

– Эй!.. – Он покраснел и улыбнулся ей удивленно. – Что это было?

– Подарок на прощание, – ответила она, съежившись в пальто.

– Мы разве прощаемся?

– А если ты не вернёшься?

– Это ещё почему?

– Нью-Йорк – город возможностей. Вдруг ты решишь там остаться?

– У меня много причин вернуться. Одна из них – ты. Не забывай об этом.

– Но…

П. Т. закрыл ей рот рукой.

– Никаких «но». Увидимся через две недели, не больше.

* * *

П. Т. возвращался домой. Он крался мимо задней двери дома Петтигуферов, когда услышал голос миссис Генриетты. Несмотря на холод, окно на первом этаже было приоткрыто, и он отчётливо расслышал властный голос.

– Оливия, в следующий раз я тебя уволю! Клянусь, если ты ещё что-то натворишь, я тебя выгоню!

П. Т. заглянул в окно.

Его мать стояла перед Генриеттой с отсутствующим видом, равнодушная, сломленная. Она сложила руки перед собой и опустила плечи.

Покрасневшая от гнева миссис Петтигуфер кричала на Оливию, не в силах поверить в случившееся. П. Т. ещё не знал, что её так разозлило.

– Зачем? Зачем ты это сделала? Ты меня слушаешь? Тебе что, смешно? Убери это глупое выражение с лица! А может, ты надо мной издеваешься?!

Оливия не оправдывалась. Казалось, происходящее совершенно её не интересует. Она снова отстранилась от окружающего мира. На её лице застыла привычная маска безразличия.

– Боже мой! – воскликнула Генриетта Петтигуфер. – Она и не думает мне отвечать!

В дверях комнаты (точнее, столовой) стоял Калеб и, прислонившись к косяку, хихикал.

– Молчать! – истерично завопила его мать.

За спиной Калеба появилась Эрма.

– Что-то случилось? – спросила она запыхавшись.

П. Т. заметил, что у неё дрожат руки и голос.

– А ты как думаешь? Ты глянь на пол!

Эрма посмотрела вниз. П. Т. тоже – насколько удалось.

Драгоценный чайник миссис Петтигуфер из английского фарфора разбился вдребезги, осколки разлетелись во все стороны.

– Наверное, он выскользнул у неё из рук, – сказала Эрма, наклоняясь подобрать осколки.

– Стой! – приказала Генриетта Петтигуфер. – Пускай сама убирает. И чтобы ты знала, он не выскользнул! Она нарочно его разбила.

– Как вы можете так говорить?

– Я сама видела.

Эрма заглянула матери в глаза, надеясь, что та опровергнет обвинение. Но мать безучастно смотрела вдаль.

– Она взяла его со стола и бросила об пол, – продолжала миссис Петтигуфер. – Не знаю, что на неё нашло, но уже давно твоя мать ведёт себя странно, девочка. Может, вам стоит показать её врачу…

При этих словах Оливия схватила со стола фарфоровую чашку из того же сервиза и с яростью швырнула её о стену.

– Ты что творишь? – завопила миссис Петтигуфер.

На лице Оливии мелькнула улыбка, но не