Савелий Крамаров. Cын врага народа - Варлен Стронгин

Савелий не любил утро в пионерском лагере, раннюю побудку под громкие звуки назойливого горна, линейку, похожую на армейскую поверку, однообразную гимнастику под суровым оком физрука, даже пару сотен метров до столовой приходилось добираться в строю. Зато потом, если не оставляли дежурить в лагере, можно было улизнуть от взора пионервожатых, которые были увлечены флиртами и романами между собой, и уединиться в ближайшем лесу, спуститься на берег узкой и неглубокой речки, следить за ее быстрым течением. Эта речка стала памятной для Савелия. Здесь дядя Лео научил его плавать. Он приезжал с мамой навещать Савелия и тянул его к реке. Первый раз Савелий зашел в воду и остановился, когда она достигла подбородка, но дядя Лео сзади подтолкнул его, заставив погрузиться в речку с головой.

— Что вы делаете?! — вынырнув из воды, растерянно вымолвил Савелий.

Вместо ответа дядя Лео подтолкнул его еще дальше, заставив барахтаться в воде, опускаться на дно, подниматься наверх и отчаянно бить руками по воде.

— Работай ногами! — приказал дядя Лео.

Савелий старался, понимая, что его учат плавать, но ничего у него не получалось, и он нахлебался воды. Тогда дядя Лео протянул ему руку и вытащил из глубокого места. Почувствовав ногами дно, Савелий стал отплевываться, а дядя Лео смеялся:

— Страшно?

— Угу, — промычал Савелий.

Они вышли на берег. Савелий лег спиной на песок, зажмурился от солнца, а минут через десять встал и отважно посмотрел на дядю.

— Пойдемте. Еще раз попробуем!

Дядя Лео задумался и обнял Савелия.

— Ведь ты боишься?

— Боюсь, — искренне признался Савелий.

Они зашли в речку, Савелий сам ринулся в глубину, изо всех сил бил по воде руками и ногами, но ничего не получалось, и дядя Лео снова вытащил его на берег.

— Черт возьми! — покачай головой Савелий. — Никак не выходит!

— Получится, — сказал дядя Лео, — ведь ты от страха утонуть колошматишь воду а ты возьми ее в союзники, делай плавные движения… Попробуй еще раз!

— Вот отдышусь, — испуганно проговорил Савелий, оттягивая момент очередного сражения с водой.

Савелий поплыл через несколько дней, после многих неудачных попыток, почувствовал, что нашел контакт с водой, и пожалел, что рядом не было дяди Лео. Необъяснимое чувство радости, перемешанное с гордостью, охватило Савелия. Ему показалось, что он не движется по воде, а летит по воздуху, как свободная птица. Он боялся, что потом не сумеет повторить свою удачу. Погревшись несколько минут на воздухе, он опять вошел в речку и осторожно, приняв горизонтальное положение, поплыл по воде.

— Я плыву! — закричал он.

«Плыву», — донеслось эхо из леса, окружавшего речку, или это ему показалось — он не знал и не придал этому пустяку значения, потому что был счастлив.

— Добился! Сам! — похвалил его дядя Лео в очередной свой приезд и рассказал маме об успехе Савелия.

Мама серьезно посмотрела на сына, и вдруг лицо осветилось улыбкой, к тому же раскованной, а не вымученной, как бывало раньше.

Савелий ощутил прилив сил и уверенность в себе. На следующий день, на утренней зарядке, он стал делать новое упражнение, прыгая и выбрасывая руки вверх.

— Ты что, рехнулся, Крамаров?! — выпучил глаза физрук. — Все приседают, а ты прыгаешь!

— Мне так хочется! Разве плохое упражнение? — как ни в чем не бывало произнес Савелий.

— Покинь спортплощадку! — возмущенно произнес физрук. — И сделай десять кругов вокруг пионерлагеря. Бегом. Я буду считать!

Савелий побежал по дорожке, шедшей около спального корпуса. Начало припекать солнце, но он упрямо двигался вперед, пока не закружилась голова. Он сделал двенадцать кругов, вызвав смятение на лице физрука.

На следующий день тот не смотрел в сторону Савелия, наверное, считая, что он действительно сошел с ума, спорить с ним бесполезно, при этом можно только потерять авторитет у пионеров, что может привести к массовому нарушению дисциплины. Физрук пожаловался на несговорчивого пионера старшему вожатому, и он заставил дежурить Савелия вне очереди. Но зато когда он вырвался за ворота лагеря, то побежал к речке, наплавался до изнеможения и усталый, но довольный собою побрел по лесу и прилег на лужайке, окаймленной деревьями, и впервые Савелию показалось, что они живые, дышат, даже переговариваются между собою, шевеля ветками. Он впервые залюбовался ими и подумал, что радость общения с природой у него не может отнять никто, ни физрук, ни старший пионервожатый, даже те люди, которые насильно увезли отца в далекий Алтайский край и принуждают уничтожать красоту, мучая его духовно и физически. Савелий знал, что в этот город ссылали декабристов, но они почему-то не бежали из него, как Сталин, тоже ссыльный, но находившийся там на вольном поселении. Декабристы были людьми чести, наверное, бегство, даже из заключения, считали для себя постыдным делом. «Дворяне — значит, с одной стороны, эксплуататоры, кровопийцы, а с другой — борцы с самодержавием», — задумался Савелий о сложности жизни, во многом ему непонятной и странной. Он еще не привык глубоко вникать в бытие, поэтому отключился от мыслей и беззаботно уставился в голубое летнее небо, испещренное небольшими белыми облаками, не способными закрыть жаркое солнце.

После того как Савелий сумел противостоять физруку, некоторые девчонки стали с интересом посматривать на него, а он делал вид, что не замечает их, ходил с гордо поднятой головой, но сожалел, что этого не видит Наташа Сиротина. Солнце пригрело Савелия, и настолько, что он забыл о равнодушной к нему Наташе, обо всем, что нервировало его, обо всем дурном на свете, и счастливо задремал, опоздав на обед. Зато во время ужина ел с жадностью, восстановив комфортное состояние тела и души.

Кончился срок пребывания в лагере, небольшие облачка стали чаще объединяться в тучи, но деревья по-прежнему радовали глаз, и Савелий в последний раз пришел в лес, чтобы попрощаться с ним. «До свидания, до следующего лета», — хотел сказать он березам, елям, но почему-то передумал, сомневаясь в возможности такой встречи, и для этого были основания. Через полтора месяца вернется из заключения отец, и неизвестно, как сложится дальше их жизнь, должна наладиться, но отец, видимо, будет жить в Александрове, снимать там комнату. И тут Савелий заметил, что деревья грустят вместе с ним, отчего многие из них желтеют, теряют листву, и доброе чувство к ним возникло в его сердце и осталось там навсегда.

Мама встречала Савелия у автобуса, доставившего детей прямо к месту работы родителей.

— Ты загорел, стал здоровее! — обрадовалась мама.