Ратное поле - Григорий Баталов

— Много, — отвечает Тоня и снова берется за пакет, но Сагайда упреждает ее:

— Патроны, патроны давай!

Враг перешел в девятую атаку, и пулемет, захлебываясь, быстро глотает ленту. С тыла, из–за Днепра, ударила наша артиллерия. Над головой с шелестом понеслись снаряды. Тоня видела, как черные фонтаны земли плотно вздыбились перед фашистскими танками, выползавшими из степной балки.

Это была последняя атака, отбитая гвардейцами. Тоня аккуратно перебинтовала руки капитану Сагайде. Хотела спросить, где он обжегся, но послышалось: «Сестра!» — и она сразу поползла на голос. Молоденький солдат, смертельно раненный осколком в живот, повторял одно и то же: «Ой, умираю! Ой, умираю!» Перевязка ему уже не могла помочь. Но Тоня, положив русую голову паренька себе на колени, быстренько обхватила широким бинтом живот и начала его перевязывать. Между тем тело совсем обессилело, голос раненого становился глуше. И вскоре совсем затих.

Тоня не заметила, как горячая слеза капнула на совсем юное лицо солдата. Девушка ползла по сухой земле, останавливаясь, чтобы сделать очередную перевязку. А перед глазами стояло лицо умершего.

Уже начало темнеть, когда возле Бородаевских хуторов сестра вышла к батальонному медпункту. Здесь лежало и сидело много раненых, ожидавших ночной переправы на левый берег Днепра. Только что принесли дивизионную газету «Советский богатырь», и раненый сержант читал ее вслух. Тоня устало слушала слова о санинструкторе, которая вместе с первым десантом переправилась на правый берег Днепра и отважно сражалась там, спасая раненых и отражая многочисленные атаки врага. Слушая заметку, девушка вспомнила, что она тоже переправлялась через широкий Днепр у Бородаевского острова. Тогда еще связист Миша шутил: «Когда такая славная сестричка с нами, сам черт не страшен». И все, кто был в лодке, подтвердили: с Тонечкой они все вдвойне храбрее.

Потом слух уловил фамилию героини газетного материала: Чичина. «Неужели обо мне? — пробудилась Тоня, раскрыв слипавшиеся от усталости глаза. — Да, да, кажется обо мне». Сержант продолжал читать: «Комсомолка Чичина на плащ–палатке вытащила из–под огня тяжело раненного лейтенанта и снова возвратилась на поле боя…» Да, было такое. Но кто же мог об этом сообщить в газету?

Когда сержант передал газету дальше, один из бойцов спросил:

— Не о тебе ли это, сестричка? Тебе ведь тоже храбрости не занимать. Видел я, как атаку отражала вместе с нами. Жаль, не командир я, а то орден бы…

Большинство бойцов и командиров знали Тоню только по имени.

— Нет, не обо мне, — ответила Тоня. И густо покраснела.

Потом взяла газету и отыскала заметку. Называлась она «Если ранило друга — перевяжет подруга». Тоня сложила газету и спрятала в кармашек гимнастерки.

Когда награждали участников форсирования Днепра, сам командир дивизии вручил Тоне Чичиной орден Красного Знамени. Оправдалось солдатское пожелание насчет ордена для отважной сестрички.

ЗВЕЗДНЫЙ ЧАС

У каждого есть в жизни высота,

Которую он должен взять когда–то.

Каждый раз, когда в полк прибывало пополнение, я старался побольше узнать о тех, с кем завтра придется идти в бой. Интересовало главное: как поведет себя человек в первом бою? Смел он или робок? Способен ли увлечь людей на подвиг, показать пример? Или пришел на фронт с жертвенной мыслью о неизбежной гибели? Всего этого, конечно, не узнать в короткой беседе и не вычитать в скупых строках документов.

Бывало и так: воюет человек долго и, как говорится, хорошо справляется со своими обязанностями. Бьет врага такой офицер или солдат, ходит в атаку, отражает контратаки, дерется в рукопашной, держит оборону, пробирается в разведку. Словом, совершает много нужных и славных дел, негромких и будничных. И вдруг ярким светом озарится имя фронтовика, оставит заметный след в боевой истории части. Вот это и есть звездный час человека.

…Старший лейтенант Бурков командовал стрелковой ротой, причем первой ротой в первом батальоне. Об этом он постоянно напоминал солдатам: «Первые не могут быть вторыми».

Некоторое время рота ничем не выделялась. Воевала, как и ее командир, хорошо, но в победные реляции попадала редко.

Лицом Бурков был смугл, глаза — как перезревшие сливы. О таких говорят — жгучий брюнет. Характер имел беспокойный, стремительный и азартный. Товарищи между собой иногда называли его цыганом, а он и в самом деле, как настоящий цыган, любил поле, простор и свободу действий.

Уж и не вспомню, когда Бурков пришел в полк. Но впервые по–настоящему старший лейтенант заявил о себе под Кировоградом. Тогда, в начале нового года, наш участок фронта пришел в движение. Солдаты «окопным» чутьем угадывали: скоро в наступление.

Полк получил задачу наступать вдоль дороги, ведущей на Кировоград. После тяжелых оборонительных боев за село Верблюжка, когда в течение дня приходилось отражать по нескольку атак противника, полк заметно поредел. Теперь его остатки можно было свести в один батальон, да и то неполного состава. В ротах осталось по 30–40 бойцов — третья часть положенного. Но это были солдаты самого что ни на есть твердого сплава, закаленные жарким солнцем летних боев, обветренные зимними стужами в украинских степях, выдержавшие проверку на прочность в обороне и наступлении.

Именно такой была и рота старшего лейтенанта Буркова, первая в первом батальоне.

Полк начал атаку в зимней предутренней темноте, сразу после мощной артиллерийской подготовки, когда противник оглох от огневого налета и еще не успел прийти в себя. Как только артогонь перебросился в глубину вражеской обороны, вспыхнула серия ракет. Прозвучала команда: «В атаку! Вперед!»

Бурков первым выскочил из траншеи, за ним — бойцы, и раскатистое, басовитое «Ур–а–а-а!» понеслось к вражеским траншеям.

Направляющий взвод роты, который возглавлял Бурков, наступал почти сразу за огневым валом. Ворвавшись на позицию противотанкового орудия фашистов, бойцы с ходу уничтожили и его расчет, который в последнюю минуту пытался взять орудие на прицеп мотоцикла–вездехода. Были у противника такие небольшие тягачи на гусеничном ходу.

Вот тут–то и проявилась командирская инициатива Буркова. Солдат у него горстка, но каждый — храбрец из храбрецов, владеет всеми приемами боя и любым оружием, своим и чужим.

— Развор–ра–чивай орудие! — Бурков первым схватился за колеса противотанковой «тридцатисемерки».

Солдаты мгновенно оценили замысел командира. Сразу нашлись артиллеристы, клацнул орудийный затвор. Первым снарядом был подавлен вражеский пулемет, бивший с фланга по наступавшим цепям батальона. Второй снаряд попал в автомашину, за борта которой цеплялись убегавшие гитлеровцы. Еще несколько снарядов бойцы взвода послали им вслед.

Бурков метнулся к мотоциклу–тягачу, быстро завел его и, круто развернув, подъехал к орудию.

— Цепляй! — крикнул солдатам.

Быстро подцепив противотанковое орудие к вездеходу, автоматчики вскочили на станину. И десант рванулся вперед.

Командир батальона капитан Шульга не сразу понял, что за орудие бьет по врагу. А Бурков, вырвавшись вперед из цепи атакующих, уничтожал противника шквальным огнем из установленного на вездеходе ручного пулемета. Увлекшись преследованием, «малый десант» на сотни метров оторвался от своих боевых порядков.

В бою внезапность часто ошеломляет. Противник долго не мог разобраться: почему немецкое орудие бьет по своим, причем прямо в упор. Однако гитлеровцы, наконец, опомнились и задержались на промежуточной позиции. Получив огневую поддержку, они перешли в контратаку.

В трудной обстановке оказался «десант» Буркова, вроде бы между двух огней. Но бойцы не растерялись. Спешившись, автоматчики отцепили орудие, поставили его на прямую наводку и снова открыли огонь.

А в это время соседние роты поддержали успех храбрецов во главе с находчивым и смелым командиром. К ночи полк оседлал шоссе на Кировоград, до которого оставалось километров пятнадцать.

От солдата к солдату передавалась в полку весть о действиях отважной группы старшего лейтенанта Буркова. А он, словно не о нем речь, вел по снежной целине свой трофейный гусеничный вездеход. Как потом я узнал, Бурков еще до войны был классным мотоциклистом. Вот где пригодилось довоенное увлечение!

На второй день в чистом поле роту атаковали «мессершмитты». Несколько истребителей выскочили из–за низкого снежного горизонта, полоснули частыми пулеметными очередями по ротной колонне. Так погиб старший лейтенант Бурков.

Хоронили его прямо у дороги, той самой, по которой он только вчера лихо преследовал гитлеровцев на захваченном вездеходе.

ШЕСТОЕ ЧУВСТВО