94 Избранные труды по языкознанию - Вильгельм Гумбольдт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Форме противостоит, конечно, материя (Stoff); но чтобы отыскать материю, соответствующую языковой форме, необходимо выйти за пределы языка. В пределах языка материю можно определять лишь по отношению к чему-то другому, скажем, основы слов— по отношению к склонению. Однако то, что в одном отношении считается материей, в другом отношении оказывается формой. Заимствуя чужие слова, язык может трактовать их как материю, но материей они будут только по отношению к данному языку, а не сами по себе. В абсолютном смысле в языке не может быть никакой неоформленной материи, так как все в нем направлено на выполнение определенной цели, а именно на выражение мысли, причем работа эта начинается уже с первичного его элемента — членораздельного звука, который становится членораздельным благодаря приданию ему формы. Действительная материя языка — это, с одной стороны, _звук вообще, а с другой — совокупность чувственных впечатлений и непроизвольных движений духа, предшествующих образованию понятия, которое совершается с помощью языка.
Само собой понятно, что, для того чтобы составить представление о форме языка, необходимо обратить особое внимание на реальные свойства его звуков. Исследование формы языка начинается с его алфавита, который должен служить основой при рассмотрении всех его частей. Вообще понятием формы отнюдь не исключается из языка ничто фактическое и индивидуальное; напротив, в него включается только исторически обоснованное, так же, как и все самое индивидуальное. Можно сказать, что, избрав этот путь, мы обеспечиваем исследование всех частностей, которые при другом подходе легко проглядеть. Такой путь, правда, ведет к утомительным и часто мелочным изысканиям отдельных элементов; но ведь именно эти мелочи и создают цельное представление о языке, и нет ничего более несообразного в исследовании языка, чем поиски в нем только крупного, идеального, господствующего. Тщательное проникновение во все грамматические тонкости слов, а также и их простейших элементов совершенно необходимо, чтобы избежать ошибок в своих суждениях о них. Вместе с тем, само собой разумеется, что эти частности должны включаться в понятие формы языков не в виде изолированных фактов, а лишь постольку, поскольку в них вскрывается единый способ образования языка. Через описание формы мы должны установить тот специфический путь, которым идет к выражению мысли язык, а с ним и народ, говорящий на этом языке. Надо уметь видеть, чем отличается данный язык от других как в отношении своих определенных целей, так и по своему влиянию на духовную деятельность нации. По самой своей природе форма языка есть синтез отдельных, в противоположность ей рассматриваемых как материя, элементов языка в их духовном единстве. Такое единство мы обнаруживаем в каждом языке, и посредством этого единства народ усваивает язык, который передается ему по наследству. Это же единство должно найти отражение и при описании языка, и только тогда, когда от разрозненных элементов поднимаются до этого единства, получают реальное представление о самом языке. Без такого подхода мы определенно рис- куем просто-напросто не понять отдельных элементов в их подлинном своеобразии, и тем более в их реальной взаимосвязи.
С самого начала следует отметить, что тождество, как и родство языков, должно основываться на тождестве и родстве их форм, коль скоро следствие может быть равно только причине. Поэтому только форма решает, к какой группе принадлежит данный язык, Каким другим языкам он родствен. Это, в частности, относится и к языку кави, который, сколько бы санскритских слов в себя ни включал, не перестает быть малайским языком. Формы нескольких языков могут совпасть в какой-то еще более общей форме, и к одной форме восходят, по существу, формы всех языков, если только идет речь о самых общих чертах: о связях и отношениях представлений, необходимых для обозначения понятий и для построения речи; о сходстве органов речи, которые по своей природе могут производить лишь определенное число членораздельных звуков; наконец, об отношениях, существующих между отдельными согласными и гласными звуками, с одной стороны, и известными чувственными восприятиями — с другой (вследствие чего в разных языках возникает тождество обозначений, не имеющее никакого отношения к генетическим связям). В языке таким чудесным образом сочетается индивидуальное с всеобщим, что одинаково правильно сказать, что весь род человеческий говорит на одном языке, а каждый человек обладает своим языком. Но среди прочих сходных явлений, связывающих языки, особенно бросается в глаза их общность, которая основывается на генетическом родстве народов. Здесь не место рассуждать о том, сколь глубока и какого характера должна быть эта общность, чтобы оправдать гипотезу родства языков, если историческими фактами это родство не подтверждается. Мы ограничимся здесь только указанием на применение развитого нами понятия языковой формы к генетически родственным языкам. Из всего сказанного выше явствует, что форма отдельных генетически родственных языков должна находиться в соответствии с формой всей семьи языков. В них не может содержаться ничего, что не было бы согласовано с общей формой; более того, любая их особенность, как правило, тем или иным образом обнаруживается в общей форме. При этом в каждом семействе есть языки, которые обязательно будут проявлять изначальную форму в более чистом виде и полнее других. Речь идет о языках, развивающихся друг из друга, то есть о случае, когда какая-то реально существующая материя (в описанном выше смысле) передается от народа к народу с определенной последовательностью, что редко удается проследить с точностью, и подвергается преобразованию. При этом такие видоизменения могут осуществляться только при сходном характере представлений и направленности идей, вызванных духовной силой, при сходстве органов речи и унаследованных произносительных привычек и, наконец, при тождестве внешних исторических влияний.
Природа и свойства языка вообще
13. Поскольку различия между языками основываются на их форме, а форма каждого языка находится в неразрывной связи с духовными задатками народа и с той силой, которая порождает и преобразует эту форму, то представляется необходимым подробнее рассмотреть эти понятия и тщательно проанализировать по крайней мере некоторые из главных аспектов языка. Я выбираю для этой цели такие аспекты, которые имеют наибольшие последствия, ясно показывающие, как внутренняя сила действует на язык, а язык в свою очередь — на внутреннюю силу.
При рассмотрении языка вообще или же при анализе конкретных и отличающихся друг от друга языков мы сталкиваемся с двумя явлениями — звуковой формой и ее употреблением для обозначения предметов и для связи мыслей. Процесс употребления обусловливается требованиями, которые предъявляет мышление к языку, вследствие чего формируются общие законы языка. Эти законы в своем первоначальном виде (пока не проявилось своеобразие природных задатков людей) едины для всех людей. Что касается звуковой формы, то она, напротив, представляет собой подлинно конститутивное и ведущее начало различия языков как сама по себе, так и в качестве стимулирующей или препятствующей силы, противопоставляющей себя внутренней тенденции языка. Разумеется, как часть цельного человеческого организма, тесно связанного с внутренними духовными силами, она находится в зависимости от общих духовных склонностей нации, но сущность и причины этой зависимости окутаны почти непроницаемой тайной. На основе этих двух начал и их глубокого внутреннего взаимопроникновения и складывается индивидуальная форма каждого языка. Изучение и описание связей этих явлений составляют задачу языкового анализа- Самое главное здесь — положить в основу подобного исследования верный и достойный взгляд на язык, на глубину его истоков и обширность сферы его действия На этом мы и остановимся
14. Я намереваюсь исследовать функционирование языка в его широчайшем объеме — не просто в его отношении к речи и к ее непосредственному продукту, набору лексических элементов, но и в его отношении к деятельности мышления и чувственного восприятия. Рассмотрению будет подвергнут весь путь, по которому движется язык — порождение духа, — чтобы прийти к обратному воздействию на дух.
Языкестьорган, образующиймысль(Die Sprache ist das bildende Organ des Gedanken). Интеллектуальная деятельность, совершенно духовная, глубоко внутренняя и проходящая в известном смысле бесследно, посредством звука материализуется в речи и становится доступной для чувственного восприятия. Интеллектуальная деятельность и язык представляют собой поэтому единое целое. В силу необходимости мышление всегда связано со звуками языка; иначе мысль не сможет достичь отчетливости и ясности, представление не сможет стать понятием. Нерасторжимая связь мысли, органов речи и слуха с языком обусловливается первичным и необъяснимым в своей сущности устройством человеческой природы. При этом согласованность между звуком и мыслью сразу же бросается в глаза. Как мысль, подобно молнии или удару грома, сосредоточивает всю силу представления в одном мгновении своей вспышки, так и збук возникает Как четко выраженное единство. Как мысль завладевает всей душой, Так и звук своей внезапной силой потрясает всего человека. Эта Особенность звука, отличающая его от любых других чувственных восприятий, покоится явно на том, что ухо (в отличие от других органов чувств) через посредство звучащего голоса получает впечатление настоящего действия, возникающего в глубине живого существа, причем в членораздельном звуке проявляет себя мыслящая сущность, а в нечленораздельном — чувствующая. Как мысль есть стремление Еырваться из тьмы к свету, из ограниченности к бесконечности, так н звук устремляется из груди наружу и находит на диво подходящий для него проводник в воздухе — в этом тончайшем и легчайшем из всех подвижных элементов, кажущаяся нематериальность которого лучше всего к тому же соответствует духу. Четкая определенность речевого звука необходима рассудку для восприятия предметов. Как предметы внешнего мира, так и возбуждаемая внутренними причинами деятельность воздействуют на человека множеством признаков. Однако рассудок (Verstand) стремится к выявлению в предметах общего. Он сравнивает, расчленяет и соединяет и свою высшую цель видит в образовании все более и более объемлющего единства. Рассудок воспринимает явления в виде определенного единства и поэтому добивается единства и от звука, призванного встать на их место. Однако звук не устраняет воздействий, которые оказывают предметы и явления на внешнее и внутреннее восприятие; он становится их носителем и своим индивидуальным качеством представляет качество предмета таким образом, как его схватывает индивидуальное восприятие говорящего. Вместе с тем звук допускает бесконечное множество модификаций, четко оформленных и совершенно обособленных друг от друга, что не свойственно в такой степени никакому другому чувственному восприятию. Интеллектуальная устремленность человека не ограничивается одним рассудком, а воздействует на всего человека, и звук голоса принимает в этом большое участие. Звук возникает в нас, как трепетный стон, и исходит из нашей груди, как дыхание самого бытия. Помимо языка, сам по себе он способен выражать боль и радость, отвращение и желание; порожденный жизнью, он передает ее в воспринимающий его орган; подобно языку, он отражает вместе с обозначаемым объектом вызванные им ощущения и во все повторяющихся актах объединяет в себе мир и человека, или, говоря иначе, свою самостоятельную деятельность со своей восприимчивостью. Наконец, звуку речи соответствует и вертикальное положение человека, в чем отказано животным. Оно как бы вызвано звуком. В самом деле, речь не может уходить глухо в землю, она должна свободно переливаться от уст к устам и сопровождаться выражением лица или жестом, то есть выступать в окружении всего того, что делает человека человеком.