Версальский утопленник - Жан-Франсуа Паро

— И откуда вы узнали, что сей листок является предложением к переговорам? — добавил Николя.

— Завтра посыльный явится за ответом. Полагаю, он сумеет меня найти.

— И вы уверены, что все пойдет так, как вы сказали?

— Почему нет? Что я еще могу сделать?

— А посыльный точно придет?

— Я обещал ему ответить положительно, подразумевая под этим, что мы готовы начать переговоры.

— Но, разумеется, вы приказали проследить за ним?

— А разве вы бы поступили иначе? Однако вам известно, какие это продувные бестии. Он довел мою ищейку до заставы Сен-Поль, по мосту Граммон перебрался на Волчий остров и исчез в тамошних зарослях. Это настоящий лабиринт, служащий пристанищем ворам и убийцам! Его давно пора сжечь.

— Досадно, — проговорил Николя. — Итак, вы все еще ждете вестей от посыльного?

— Да, приходится запасаться терпением.

— А что касается кражи, вы тоже уповаете на терпение?

Продолжая раскачиваться на стуле, Ренар усиленно разглядывал балки под потолком.

— Кража? Какая кража?

— Та сама, о которой вы знаете; расследовать ее поручено именно вам. И она случилась не вчера, а несколько месяцев назад. Есть ли надежда найти след?

Инспектор принялся яростно грызть перепачканную засохшими чернилами подушечку большого пальца. Казалось, еще немного, и он отхватит от пальца кусочек плоти.

— Да, кажется, дайте вспомнить.

Для Николя настало время затянуть петлю.

— Полно, дорогой, неужели вы настолько забывчивы, что не помните, как вам поручили расследовать дело о краже ключа-отмычки королевы? Ведь ключ пропал у Ее Величества в Версале, не так ли?

— Сударь, не пытайтесь загнать меня в тупик. По причинам, знать кои вам не дано, дело это совершенно секретное, и вы не относитесь к числу тех, кого я могу посвящать в его подробности.

— Именно поэтому, — сухо прервал его Николя, опасавшийся, как бы покрасневший от ярости Бурдо не опередил его, — те, кто обязан решать, поручили мне осуществлять контроль над расследованием, ибо результаты его затрагивают честь и интересы трона.

— Сударь, вы суете нос на мою территорию, а туда нет хода никому.

— Разумеется, сударь, когда речь не идет о службе королю, о поисках личной, старательно сберегаемой вещи королевы. Вы забываетесь и начинаете действовать мне на нервы. Прошу вас, опомнитесь и придите в себя.

— И немедленно посвятите господина комиссара в ход вашего расследования, — сладко-угрожающим тоном проговорил Бурдо.

— Собственно, мне нечего сказать, — бесцветным голосом ответил Ренар. — Королева приехала в Париж, на бал в Оперу. Вернулась она очень поздно. Ее свита не представляет, в какой момент могли украсть драгоценность. Это могли сделать как вечером, так и ночью.

— А сопровождавшие королеву слуги?

— Кто из тех, кому повезло попасть на службу к Ее Величеству, рискнет совершить такое преступление?

— А что говорит по этому поводу госпожа Ренар?

— Ничего. Все то же самое. То же, что и остальные.

— Совсем ничего? — поинтересовался Бурдо.

— Согласитесь, не слишком удобно расследовать дело, которое нельзя разглашать, жертву которого нельзя упоминать и даже украденный предмет — и тот нельзя называть! Если вам удастся раскрыть это преступление, что ж, значит, я не справляюсь со своей работой.

— Остается лишь узнать, почему вас, всегда занимавшегося надзором за книгопродавцами, неожиданно назначили вести расследование, столь далекое от ваших повседневных занятий?

— Задайте этот вопрос тому, кто вправе на него ответить. Я же только могу сказать, что мое присутствие в покоях королевы не требует оправданий, ибо моя жена работает у Ее Величества.

— И тем не менее нам придется сунуться в ваш огород и попытаться понять, остались ли там следы. И сравним наши результаты. Это поможет делу. Факты, люди, время — все придется выяснять заново, заново сравнивать и анализировать. А вы будьте столь любезны и предоставьте в наше распоряжение ваши отчеты и записки, составленные вами в ходе следствия.

Инспектор со снисходительной усмешкой взглянул на Николя.

— Как вы это себе представляете? Принимая во внимание характер расследования, я отчитывался напрямую — Ленуару и королеве.

Бурдо раздраженно закашлялся.

— Вас послушать, так ни обстоятельств дела, ни возможных подозреваемых не существует вовсе. Вы хотите сказать, что не произвели даже простейших обысков у ювелиров, ростовщиков и скупщиков краденого, способных приобрести пропавший предмет и распродать его по частям? Ведь это стандартная процедура, когда речь идет о краже бриллиантов!

— Разумеется, вы настоящий златоуст. Однако все те же причины воспрепятствовали проведению рутинных процедур.

— Понятно, — кивнул Николя, — боюсь, о чем бы мы ни спросили, мы не сможем вырваться из заколдованного круга, именуемого «секретным делом». Не рассчитывайте, что это последняя наша встреча. Начальник полиции желает говорить с вами. Полагаю, вы будете столь любезны, что без задержки явитесь к нему на рассвете.

Дергая себя за манжеты, Ренар молча удалился. Тотчас появился довольный папаша Мари. Николя сел за стол и принялся писать записку.

— Что вы оба с ним сделали? Он ушел, поджимая хвост, словно побитая собака.

— Ты даже не знаешь, какое точно слово ты нашел, — воскликнул Бурдо и громко расхохотался.

Стоя под портиком старинного тюремного замка, друзья обменялись впечатлениями.

— Пьер, какое у тебя сложилось мнение об этом типе?

— Мошенник старой закалки. Но ты не пытался искушать его.

— Он не предоставил мне такой возможности. Он балансирует между наглостью и лицемерием. Уверен, у него есть поддержка. Он давно строит свою карьеру.

— Когда он увиливал от твоих метких вопросов, его бросало то в жар, то в холод.

— А сколько всего он наговорил, чтобы ничего не сказать? Что мы, в сущности, узнали? Памфлет — будет видно, драгоценность королевы — будет видно.

— Поживем-увидим, свиньей будет тот, кто не сдержит обещания.

— О да, суп горшка стоит. Надо будет научить этим поговоркам Семакгюса. Возвращаясь же к нашему хитрому лису[27], скажу, что такого краснобая утопить хочется.

Николя достал из-за обшлага только что написанную записку.

— Пьер, ты довезешь меня до улицы Монмартр, а потом поедешь в полицейское управление, где немедленно вручишь этот листок Ленуару. В нем я прошу Ленуара либо удержать Ренара в Париже, либо отправить его куда-нибудь на весь день. Я не уверен, что из допроса прислуги в Версале выйдет толк, если он заранее предупредит о моем прибытии.

Бурдо высадил Николя на улице Монмартр. В доме стояла тишина, и только из пекарни доносился глухой шум: там растапливали печь для утренней выпечки. На кухне, устроившись на плетеном стуле, дремала Катрина с тряпкой в руках. Он не стал ее будить. Нередко после долгого рабочего дня она, не в силах подняться к себе в комнатушку, засыпала прямо на кухне. Он ни разу не пожалел, что взял ее к себе на службу. Что бы стало с ней без него? Либо улица, либо богадельня. Он привязался к ней, и она отвечала ему не менее горячей привязанностью. Своей грубоватой нежностью она напоминала ему его кормилицу Фину, наполнившую его детство, проведенное в доме каноника Ле Флока, заботой и лаской.

Образцовая хозяйка, бывшая маркитантка питала почти дочернюю привязанность к Марион и Пуатвену, и они отвечали ей такой же любовью. Она взвалила на свои плечи всю их работу, которой оба в силу возраста, к великому их сожалению, более не могли заниматься. Сам он всегда получал от нее добрые советы, проникнутые крестьянским здравомыслием и обогащенные опытом, полученным ею в солдатских лагерях и во время войн. Она была настолько бесхитростна, что, не задумываясь, говорила только правду, не считаясь с тем, что та иногда звучала грубо и нелицеприятно. Взяв свечу, он начал подниматься к себе в апартаменты, но неожиданное появление Мушетты заставило его остановиться. Он стоял, погруженный в собственные мысли, а кошечка, помахивая поднятым вверх хвостом и нежно мурлыча, терлась о его ноги.

Анализируя разговор с Ренаром, он не мог найти ни единой зацепки, способной пробудить его интуицию. За каждым словом скрывался некий смысл, заключавшийся в том, что, в сущности, смысла не было никакого. Только одна деталь поразила его во время беседы с инспектором. Но сейчас он никак не мог вспомнить, что это была за деталь, и никакие усилия успеха не принесли.

Тогда он решил положиться на необъяснимое свойство своей памяти, не раз выручавшее его во время следствия. Свойство это заключалось в том, что в нужный момент утраченная деталь непременно всплывала и вставала точно на свое место.

Обратившись к свойствам своей памяти, он постепенно перешел к анализу собственных действий. Был ли он достаточно почтителен с инспектором? Обычно собеседник берет с тобой тот же тон, которым ты сам говоришь с ним, а инспектор разговаривал с ним необычайно наглым тоном. Резко заданный вопрос влек за собой такой же ответ. Наступательный тон инспектора можно было объяснить стремлением посредством пустых слов избежать подводных камней. Теперь, на холодную голову, он в полной мере оценил умение Ренара уходить от прямых вопросов и ответов. Однако о памфлете против королевы Ренар говорил долго и подробно. Видимо, потому, что власти узнали о памфлете от него и он вел это дело. Он лично известил Ленуара и сам готовился провести переговоры. Он являлся единственным обладателем секретных сведений, которые нельзя было ни проверить, ни уточнить. Оказавшись единственным посредником, он держал в руках все нити паутины, сотканной неизвестно кем. А если?..