Виланд - Сергей Петренко

А в Гавани его ждал корабль. Потрёпанный ужасным штормом, "Скользящий" выглядел неважно — ведь у Рогаса не было времени как следует заняться ремонтом. Грот-мачту так и не поставили, а боцман клялся, что если это сито, вдруг отчего-нибудь лишённое волшебной силы, опустится на воду, то... лучше команде заранее отращивать себе жабры и плавники.

Удивительно, думал Йолла, что команда и Рогас не обижены на нас за то, что мы исчезли с корабля в самый опасный момент. Однако Рогас всё объяснил:

— Мы повидали много, и поняли, что ветра взбесились именно из-за вас. Едва вас не стало, корабль очутился в полнейшем штиле над этакой чудесненькой зелёненькой долиной. Одно скверно — там не оказалось подходящей древесины для ремонта. Мы денёк приходили в себя, а потом потихоньку взяли курс на Эльдевус. Ясное дело, застань нас по пути ещё один, хотя бы и маленький ураганчик, от "Скользящего" осталась бы сейчас разве что пара неплохих летающих плотов.

— Но что вы делаете в Гавани?

— Как — "что?" — настал черёд удивляться капитану. — Разве ты отправишься в Лес не на "Скользящем"?!

— Я... — И тут Йолла не нашёл, что сказать.

— Знаешь, — Рогас задумчиво осмотрел свою, только что набитую табаком трубку. Что-то не понравилось в ней капитану, и он, вытряхнув табак на парапет, потянулся за кисетом. — Есть какая-то сила... Одни называют её Богом, другие — дьяволом, третьи ещё как-то... Я не силён в философиях, но я скажу тебе одно — а поймёшь ты это или нет — как угодно, ведь ты не рождён человеком... Так вот, у нас, там, откуда мы пришли, из-за края света, как говорят... у нас много размышляют про чудеса, про Бога и про всякое такое... Да только любой человек с соображающей башкой рано или поздно должен был понимать — ничего этого нет. Брехня попов, сказки для детишек и полоумных старух. И все мы, втайне мечтая о несбыточном, на самом-то деле не сомневались — там нет ничего. Мы все сгниём, и ничего — ничего! — не будет иметь значения, цены. Мы готовили себя к осознанию этого, и когда смерть вставала бок о бок с нами, мы умели не думать о ней, потому что нет ничего бессмысленней — думать о смерти, когда она близко. Нет, Йолла, мы думали о жизни. О том, что она получилась не такой уж плохой.

А потом... потом появилась та сила, что бросила нас сюда. И мы увидели чудеса. Не рай, нет... Рай — это глупость. Рай и ад — у каждого внутри, никто тебе не даст рая, если ты не найдёшь его сам. Помочь, помешать — могут... Да, так вот — увидели чудеса. И мы обрели... не бессмертие. Мы обрели свободу. Свободу распоряжаться жизнью. Брать её столько, сколько можем унести. И эта свобода, Йолла, открыла нам новое чувство. Каждый из нас... Оно глубоко, оно внутри, и мы не очень-то сумеем сказать о нём. Это не преданность, не любовь, нет... Я не знаю. Но мы пойдём за этой силой, открывшей для нас миры, куда угодно. В бездну или в небеса. — Он помолчал — и закончил, совсем другим тоном. — Да, а ты тут толкуешь мне, что старому Рогасу пора на покой!..

* * *

Димка не помнил, как случился этот переход. Как тьма стала просто густою мглой, а мгла — туманом, а туман был уже самым обычным, под ногами захрустели камешки, затем появились травинки, и белые, и жёлтые цветы. Димке вспомнилась песенка про эдельвейсы, которую пела какая-то американская девочка, конечно, он не знал, как называются эти цветы, но для себя Димка решил считать их эдельвейсами.

Я буду ждать тебя внизу, сказал ему Альви. Где-нибудь там... Мне нужно пока оставаться призраком, чтобы ЭТО не скоро меня нашло.

Потом подул ветер, и Димка понял, что ветер прилетел с моря. Он распахнул туман, Димка на минуту зажмурился от яркого света, но впереди было не море, а огромная, зелёная долина. Несколько дорог, обсаженных деревьями, сходились в ней со всех сторон. Зелёные изгороди и сады, над которыми кружили стайки птиц, ручьи и речушки, и маленькие домики повсюду, домики, как в книжке про маленьких сказочных человечков — под яркими крышами, круглые и с башенками, и похожие на пни, и на хоббичьи смиалы. Димка улыбнулся, подумав, как, должно быть, интересно там, внизу, и пошёл, почти запрыгал вниз, раскидывая руки, чтобы лучше чувствовать ветер.

Димка гадал, кого встретит первого у этих, почти конфетных домиков? А ещё — представлял, будто Альви идёт рядом, и даже легко касается пальцами его ладони. Это — пекарня, весело, горячим, как губы летнего ветра, шёпотом рассказывает Альви. Кисловатый, острый запах кваса, и запах румяных оладий, и горячего масла, и дыма. Берёзовые поленья — такие аккуратные, что кажутся Димке палочками варёного сахара...

А там делают сыр. Большущие фляги для молока выстроились у порога. А ещё дальше — прачечная, ряд столбов с верёвками, которые сейчас пусты, только на одной — ласточка самозабвенно щебечет о чём-то. Ласточек не считают певчими птицами, а Димке показалась красивой её песня.

Возле каждого домика пристроилась какая-нибудь мастерская. Даже удивительно, что и в этот ранний час улицы пусты. Димка дошёл почти до края посёлка, но один дворик поразил воображение — Димка никак не мог понять, чем же занимается хозяин. На жердях сушились рыболовные сети, валялись где попало обручи от бочек, тележные колёса, громоздились мешки, ящики с яблоками, посреди двора стоял шалаш и шест с ветряком, в сарайчике уже проснулись куры и несколько раз прокричал петух. Димка, как зачарованный, стоял у полуоткрытой калитки, чувствуя, что не уйдёт отсюда, не повидав хозяев странного двора.

Ещё минута — и Димка очутился у окошка. Оно было круглым, как иллюминатор, Димка, не удержавшись, заглянул в него.

И ахнул. Сперва ему почудилось, будто смотрит внутрь освещённого солнцем аквариума. Комнатка была полна густым аквамариновым сиянием, качались предметы — полки, стол, стулья и диван, качался пол, потолок, качался, дрожал и тёк воздух...

— Это стекло у меня такое! — сказали сзади. Димка дёрнулся — и так смешно вытаращил глаза, что застигший его врасплох мальчишка засмеялся. Он был помладше Димки, кругловатый и добродушный на вид, с такими пышными кудрями на голове, что его вполне можно было принять за девчонку.

— Это настоящее морское стекло! Мне подарил его Лэрили с Апрельских островов. Оно меняет цвет, как само море.

— Там, в доме у тебя всё, правда, такое, как видно через стекло?

— Заходи! Я — Тим. У меня в доме кавадрак, но мы же не девчонки, чтобы ужасаться из-за незаправленной койки.

— Ты живёшь один?

— А! Ты новенький, конечно... Здесь у каждого свой домик. А ещё много пустых... Ты знаешь, как называется это место? Промыслы-У-Холма. Тут чего только не делают! Колбаски и сласти, и вино, и шёлковые платья, и посуду, и оружие... А всё из-за Лабиринта.

— Какого Лабиринта?

— Ещё ниже, у подножия холма. Там трава, кусты, камни и родники. И туман. И ещё всякие странные вещи. Далеко в Лабиринт заходить опасно, потому что там Зеркала, а с окраин можно отправиться в любую страну. У нас, в Промыслах и живут-то больше те, кто потерялся. Заблудился там, у себя, и вышел из Лабиринта... Тут хорошо, никто никого не обижает, и делай, что хочешь. Кто хочет, уходит в леса, или в Город. А здесь живут карлики, они всякие вещи делают на обмен. Носят их через Лабиринт к людям и меняют на что-нибудь. А ещё — здесь люди, которые не хотят далеко от Лабиринта селиться. Потому что ходят домой... ну, туда, где раньше жили.

— А ты?

— А я... научиться всему хочу! Тут же волшебство всякое. Они же, карлики, волшебством пользуются, когда делают всё... Не только волшебством — они мастера, конечно... А я выучусь, буду так же по разным местам бродить, всё посмотрю, и меня знать все будут. Прихожу я в город какой-нибудь, а у меня тележка с такими конфетами, каких люди никогда и не пробовали! Все сбегутся... А я буду продавать только хорошим. А бедным детям буду дарить... А ещё лучше — научиться делать всякие волшебные игрушки. Шары с картинками внутри и огоньками, ракеты...

Тим заболтал Димку — он говорил о чём угодно и с удовольствием, — а Димке было хорошо в гостях у Тима — сидеть и просто слушать. Наступило время завтрака, посёлок проснулся, Тим захотел напоить Димку чаем и сказал, что приготовит бутерброды с помощью волшебства. Димка опасливо заозирался — из чего юный чародей собирается делать хлеб, масло, сахар?!..

— Ты не беспокойся! — фыркнул Тим. — Еда у меня настоящая. Волшебством я только зажигаю огонь, переношу чашки и режу сыр и ветчину.

Димка, даром что навидался чудес, с любопытством следил за чародейскими упражнениями Тима. В маленькую железную печурку мальчик насыпал древесного угля, и через минуту повалил дым, запахло дёгтем, угли засветились алыми прожилками, потом раскалились почти добела, зашумела вода в чайничке. Хлеб и ветчина сами разделились на аккуратные ломтики.

— Сейчас попробую сделать блинчики! — сообщил Тим. — Они не всегда удаются... Молоко для теста не должно быть холодным, а масла на сковородку нужно совсем чуть... Я люблю, чтобы тоненькие и румяные!