Мой путь из Йоханнесбурга в Кейптаун, длиною в жизнь. Записки путешественника - Марина Е. ди Червини

были в настоящем. Мы как будто хотим, чтобы все настоящее было прошлым, чтобы о нем было вспомнить и создать его заново на той же ступени, в том же ракурсе, но ином, более глубоком, идеальном восприятии. Мы думаем, что жизнь начинается тогда, когда кто-то появляется и заканчивается, когда кто-то исчезает… но нет, она продолжается! Жизнь у некоторых похожа на идеальный круг. А у других… в конечном счете я благодарен жизни, что она подарила мне тебя, мою любовь. …и он боролся со стихией, но не мог ее победить. Он плыл прямо в логово, в пасть пожирателя всего живого… и он бы поглощен – одна стихия поглотила другую…”

Слова могут ранить и могут казнить. Слова не печалят, слова жалят жизнь. Она уязвима и падка на ложь.

И веткой ранимой пронзит жилу кровь. Сомнений не пряча, доступно забыв.

Забвение кружева тайной покрыт. Прощенья прошу, к Богородице пав.

Ты сердце зажал мне клещами, солгав. Бессильно слеза побежав по щеке – сдалось мое сердце, взмолило забыть.

Забыть, что бывают пути меж дорог. Любить и забыть… тебя… и порок!

Глава 35

Однажды от одной подруги я услышала фразу: “Думать всё время о прошлом – это как ехать на машине, смотря только в зеркало заднего вида”. Или вот еще: не успевать подумать о себе – это как мчаться на болиде, забыв залить бензин. В общем, мысли о настоящем и отчасти будущем помогли мне выбраться из того застойного страха, что поедал мои корни. Он вечно сравнивал свою жизнь и твердил “так закалялась сталь…”, а когда я ступила на тропу “жесткого” карьерного роста, говорил это в адрес меня… Эта книга для меня стала настольной (возможно, на необитаемый остров, как Достоевского, Библию и Дон Кихота, я бы не взяла, но “чтобы не забывала”, я ее оставила на видном месте), и тысячи предложений из нее помогают мне не хлюпать носом, а обдаваться леденящей водой. Как, например, “умей жить и тогда, когда жизнь становится невыносимой, сделай ее полезной…”

Любовь – это такое сложное, непростое чувство. Ты летишь в небесах, тебе кажется, что тебе все по силам. Но потом что-то ломается, и ты теряешь контроль и падаешь вниз настолько глубоко, насколько ты позволяешь себе сам. Но все же… Мне нравится это состояние любви – тебя любят и любишь ты! Так пусть весь этот мир строится на любви! Надо позволять себе любить и быть любимым! Ведь весь мир – это любовь…

Мы хотели подняться высоко в горы и там на этих могучих вершинах, в окружении белоснежных орхидей переплести свои руки навсегда… И мы сделали это, но пусть наша история утонет в нас.

Орхидея касалась обнаженного тела. Белоснежная фата оказалась в ногах. Отраженье луны в их глазах пребывало. На изгибе в тени тихо дремла рука.

То было счастье настолько сильное, насколько холодный ломающий был январь. Все умерло вокруг. Вернись, барашка! Я люблю тебя… Сохрани наш хрусталик!.. – до сих пор как эхом проносится во мне.

Я ехала по Йоханнесбургу и почему-то именно сейчас до мельчайших подробностей я вспомнила все, что, казалось, похоронила навсегда глубоко в себе…

Глава 36

Может, проза утомляет Вас… Я не призываю Вас к ответу.

Это проза жизни, что не зря Скрылась в пелене холодных игол. Лишь слова в душе, не смея лгать, Сердце без конца тревожат годы.

Я должна… должна, должна сказать! Без кавычек, хронометражно, очно.

То ли гонит бес меня скорей,

то ли ангел смотрит так игриво. Рукопись хочу я посвятить – Лишь тебе и для тебя, любимый.

Говорят, что когда ты что-то не успел сказать человеку, который ушел к ангелам в небеса, ты можешь написать эти слова на листке бумаги и… пепел развеять по воздуху. Вот что было в моем письме ему: “Я скучаю по тебе. И мое сердце – ты забрал с собой! Вернись… Я люблю тебя!… я отпускаю тебя…”

Нету жертв, и нету покоя.

Я стою вдоль над пропастью в рай. Я стою, и нельзя шелохнуться.

Нет цены, и воздвигнут лишь храм. Я не буду усталой походкой перешагивать трос на пути.

Обойду и забуду навеки

эту боль, что пронзила меня. Я не буду любить вновь украдкой. Я не буду скучать и грустить, что не мне, не мое. Чисто, ясно

я приду в этот мир. Ты молчи. Позаботься прошу, позаботься, ты о том, что дарю так тебе.

Не предав и поняв, что ты нужен. Рядом будь во все дни. Во все дни!

Мне судьбою проложены тропы.

В них вся сущность любви и семьи. Чуть-чуть позже скажу не украдкой: “Я нашла, отыскала ключи.

Вновь забилось сердце от счастья. Вновь на яхте несет вдаль меня. Но сейчас моя жизнь не загадка. Лишь сейчас моя жизнь навсегда. Я прошла мимо пропасти в море. Окуналась в безудержном сне.

Мимо пропасти новой походкой

Я пришла прямиком в дом к тебе! Мне не больно. И стойко, и ясно, вновь смотря жизни в глаза.

Я сказала. Его отпустила,

И нашла в ту минуту тебя! Защити и укрой от печали.

Защити меня от тоски.

Ты и я – вот загадка Вселенной, что скрывала так долго меня.

Я нашла то, что долго молила подарить и развеять печаль.

Мне судьбою даровано счастье. Я отныне любима, сильна”.

Не сейчас, но чуть позже, поверь мне, Я скажу только эти слова.

Отпусти, не предав, позаботься, что дарила так нежно, любя…

Глава 37

Мы уже взлетали, как вдруг слезы стали катиться по щеке…

Я закрыла глаза – его глаза стояли передо мной. Он единственный, кто знал меня и знал, что только мы вдвоем – это наша судьба… Я не была на твоих похоронах, и до сих пор я знаю, что ты жив… До сих пор я жду тебя. До сих пор… В тот момент, узнав о твоей гибели, летя 4 часа в самолете с выставки в Германии, я поняла, что вся прошлая жизнь ушла. Ее не вернуть… Боль разрывала меня на части и сводила с ума. Вот и сейчас слезы непрерывно текут из моих глаз. Тогда эта боль сводила меня с ума. И если бы не мама, если бы не родные люди, я, наверное, бы погибла, так и не поняв, зачем