Казак на самоходке. «Заживо не сгорели» - Александр Дронов

Познали науку руководства стрельбой. Командир батареи обычно находился на командном пункте, в непосредственной близости к передовой, с ним связист и артиллерийский разведчик. Командир передавал данные стрельбы своему заместителю старшему по батарее, тот выдавал команды взводам. Мы, находясь на закрытой позиции, огневых точек противника не видели, исполняли приказы, пользуясь панорамой. Однако самый ответственный бой – прямая наводка. Команда с КП:

– Четвертому орудию с открытой огневой позиции прямой наводкой уничтожить дзот с пулеметом у переднего края врага. Вот он, твой час, первый самостоятельный, ответственный боевой шаг. Выполним, комбат поддержит: «Молодцы». Не справимся – в лучшем случае будет выказано неудовольствие: «Командовать тебе октябрятами, не боевым орудием» – любимое порицание провинившемуся. И ты уже не командир, а номер расчета, выгонят с кандибобером, а то похуже – объявят трусом. От труса иногда не оставалось и хвоста, того коротенького, которым он обладал. Приказ получен, надо умереть, но выполнить. В струнку вытянись, а сделай.

Старший по батарее ознакомил с основными положениями Боевого устава артиллерии по стрельбе прямой наводкой, показал на крупномасштабной карте, где проходит передний край, месторасположение цели, огневой позиции, остальное забота помкомвзвода разведки. Сошлись боевые дорожки с «красивым старшим сержантом», который два месяца назад привел меня в артиллерию.

– Ба, пехота, здорово! – с некоторой иронией обращается разведчик.

– Здорово, здорово, разведка, – к нему с тем же ответом.

– Вы, оказывается, с одной улицы, – смеется командир, – тогда за дело. – Это означало изучить цель, установить личный контакт и связь с пехотой, выбрать огневую позицию, основную и запасную, определить пути подхода к позиции, место укрытия конной тяги, многое другое.

Немцы тщательно укрыли и замаскировали свою огневую точку, не вели огонь, не допускали никакого хождения. Долго пришлось помороковать, посидеть на наблюдательном пункте командира стрелковой роты, поползать от одной точки наблюдения к другой, пока убедился, что вон тот бугорок и есть «господин дзот». Он предназначался для открытия смертельного, не преодолеваемого для пехоты огня, уничтожить надобно во что бы то ни стало. С закрытой позиции разбить трудно, хитро вмонтирован между холмами, прямая наводка верное средство.

Перешел на свою ОП, и ничего не понимаю: где он, как достать, когда не видишь? Напряг внимание, вспомнил ориентиры, кустики, бугорки, наконец взгляд уперся в едва заметный холм, увидел и замаскированную амбразуру. Надо подготовить точные данные для стрельбы. Определил дальность до цели, выбрал ориентиры, составил карточку огня, все чин по чину, как заправский артиллерист. Разделаю, достану, солдат сметкой богат.

Ночью на новой огневой позиции в полной тишине, без единого слова и звука, отрыли орудийный окоп с «карманом», ровики, ниши для снарядов. Бруствер не делать высоким, землю разбросать ровненько, чтобы не выделялся, не лез в глаза. Принести и засыпать пыли, и бруствер станет тоже серым. Сделали все для того, чтобы на следующую ночь быстро установить орудие, уничтожить цель. Землицы надо выбросить 56 кубов, чтобы полностью замаскировать 76-мм пушку! Днем тренировка, как стемнело:

– Пое-ехали! – бодро, будто на парад, почти что пропел Зюзин.

Артиллерийская 76-мм пушка

Вот забубенная голова, ни забот, ни хлопот, ни ответственности. Командир конной тяги Владилен (так, и не иначе, называл себя ездовой), посмотрев в небо, проговорил недовольно:

– Ночь не ночь, мгла серая. Э-эх, была бы только ночка, да ночка потемней.

Развязность не понравилась, остановил:

– Расчет! В одну шеренгу становись!

Выхожу вперед, слежу за построением.

– Смирно! Слушай приказ! – как положено по БУА, отдаю распоряжение.

Боевой настрой создан. Вот рубеж, до которого доставляют кони, ездовые поскакали в укрытие. Мы шестеро, кто за лафет, кто за колеса, кто за лямки, заменив лошадиные силы, покатили свою пушку-старушку на огневую позицию, скорее поволокли, потолкали, такой тяжелой она была, тонна на шестерых. Ста метров не прошли, как орудие ввалилось левым колесом в яму. Командую: «Вперед!» – и ни с места. Повторяю: «Назад ходу нету». Если здесь настанет рассвет, нам смерть, только вперед, на ОП. Помогло, пушку выдернули из ямы, на последнем дыхании ввалили в карман окопа. Ожидаем рассвета, завиднелось.

– Расчет, к бою! – отдаю команду тихо, но властно.

Вытаскиваем пушку из кармана, устанавливаем на площадке. Сам становлюсь за панораму, так как чувствую, что наводчика бьет дрожь, его поставил наблюдать и корректировать огонь. Передний край живет своей жизнью, продолжают взмывать в небо ракеты, они висят, споря с утренним полумраком, пулеметы татакают, мины то там, то сям рвут тугой утренний воздух. Напряжение возросло до предела, надо снять дрожь, особенно в руках, никак не совладаю со страхом, сердце колотится.

– Стой, ты же казак без подмесу, – командую сам себе, – немца боишься? Чего дрожишь, как лист осиновый, бери себя в руки, тоже мне вояка! Вот она, амбразура дзота, в перекрестии твоей панорамы, только попади, разглядись, не спеши. Ты же командир, в твоих руках огромная сила, в них смерть немцев и жизнь товарищей. Точнее, точнее, спокойно. – Приказывал себе, убеждал, требовал выдержки, это главное в решающих моментах боя. – Потеряешь способность управлять собой, не проявишь волю, не ты врага убьешь, а он тебя, трудно это дается, всей военной жизнью воспитывается. Горе, если твоя воля не возобладает над всем. В азарте боя легче, а до него со своими слабостями – борьба, борьба.

– Зарядить!

– Шнур! Выстрел! – по привычке кричит сержант.

Расчетливыми движениями рук восстанавливаю наводку орудия при прежних установках, отмечаюсь по воронке разрыва, снова беру в перекрестье панорамы обнажившуюся черную пасть. Немного превышаю точку прицеливания и снаряд за снарядом луплю по огневой точке.

– Цель! – радостно сообщает Масленников.

Сам вижу, как лезут дыбом бревна наката, в дыму, в пыли корчится вражеское укрепление.

– Смотри, драпают фрицы. Спали, сволочи.

Три снаряда завершают дело. Тут: «Та-та-та-та», длинная пулеметная очередь замельтешила невдалеке от разбитого дзота. Это не страшно, пули лишь: «Дзи-инь, дзи-нь» по броневому листу орудия, или цокают при ударе о бруствер, чивикают, пролетая выше. Не вожжайся, не задирай нос, в землю прячься!

– По пулемету, осколочным! – Выстрел, выстрел.

– Трах! – Один за другим вздымают землю рядом с моей огневой позицией немецкие 75-мм снаряды, к их хору присоединяются крякающие разрывы мин, одним выдохом они рванули землю и воздух впереди позиции. С одной стороны беда, но мы уже попали в дымовую завесу, это хорошо.