Золотой запас - Александр Анучкин

– А вы?

– При чем тут я?

– При том, что вы – автор. У вас ведь есть позиция?

– Какое значение имеет моя позиция? Я – репортер, я фиксирую, понимаете? Выводы делают зрители, разве не вы говорили мне это еще несколько месяцев назад?

– Я. Но какие выводы должен сделать зритель, посмотрев ваше расследование?

– Я– не зритель.

– Вы – автор.

– Хорошо, черт возьми. Он должен понять, что мир имеет, как минимум, два полюса. А еще есть стороны света, а еще…

– Достаточно. Вы – умный человек. Так будьте умны и сейчас. Яне могу поставить в эфир Первого канала ваш фильм.

– Это цензура?

– У нас нет цензуры.

– Тогда – почему?

– Я так решил…

– …знаешь, ты очень странный… – Он опять везет Лену домой в ее малые дальние выселки, она сидит рядом с ним, поджав под себя ноги, туфли сброшены на коврик под кресло.

– Почему? Чем я странный?

– Нет, ты меня не понял! – Она смеется. – У тебя жена, ты ее любишь, не изменяешь ей никогда, ведь так? И ни с кем из девочек в редакции у тебя никогда ничего не было. И меня ты возишь домой – просто так – уже год, наверное. И я всегда думаю – когда ты меня поцелуешь? – Лена закрывает глаза и откидывает голову назад, будто предлагая сделать это немедленно.

– Я бы сказал – «никогда», – он пытается отшутиться, – но очень не люблю это слово.

– Тогда зачем ты тратишь на меня свое время?

– Ты мне просто очень нравишься. Ты – мой друг. Я люблю разговаривать с тобой, смотреть, как ты сидишь вот так, поджав ноги.

– А потом, потом – ты поедешь домой, к жене?

– Ты угадала.

– Останови машину. – Лена резко отстегивает ремень, запихивает ноги в туфли и откидывает назад волосы. – Слышишь? Прямо здесь…

– …я не для тебя это делаю, сынок, усекаешь? Нет, ну и ладненько.

– Баринов! Вы мне надоели!

– Это взаимно. Хочешь – собирай вещички и иди – на все четыре стороны. Ставлю премию за десять лет и полковничьи погоны: ты прибежишь назад минут через десять с простреленным брюхом. Или – не успеешь.

– Пошел ты!..

– И зачем так грубо? С единственным на целом свете другом?

– Я не хочу, не могу, не желаю больше…

В этом хаосе голосов он пытается услышать что-то невероятно важное и нужное, прочитать послание. Но все зря, ничего не выходит. А голоса все звучат и звучат, рассказывают, веселятся, спрашивают, требуют, просят помощи. Голоса становятся злее и настойчивее, кто-то невидимый все время увеличивает громкость, будто проверяет – насколько еще хватит испытуемого? Испытуемый вскакивает на своей горячей и влажной постели и со всех сил бьет себя ладонями по ушам. Крики сменяются звоном, а потом, наконец, наступает долгожданная тишина. Тишина и боль. Идеальное, чистое сочетание.

#46

Москва, съемная квартира в спальных районах на Востоке

16 марта 2009 года, 23.52

…понимаешь, – говорил мертвый Баринов, – ты оказался прав, когда не поверил своему рязанскому пинкертону. Схема, которую ему рассказали, уж больно примитивна. Кроме того, сам посуди: ежу понятно, без санкции руководства такое невозможно. Ну, даже если предположить, что некто выкидывает кусочки золота из окон, а потом собирает эти кусочки по ночам… Во-первых, белая горячка. Во-вторых, допустим, но сколько они так могут выкинуть? Килограмм в сутки? А судя по движухе, которую ты вызвал, речь идет о тоннах, если не о десятках тонн. С другой стороны, и Фридман, и ты – вы все видели своими глазами. Глаза вам не врали. Просто была создана схема прикрытия. Прикрытия, на первый взгляд, совершенно идиотского, но, в случае чего, она бы сработала. Полетело бы ограниченное количество голов, приехало бы телевидение, сняли бы сенсацию. Лавочку, конечно, пришлось бы закрыть, но те, кто все это придумал и организовал, так и остались бы в тени. Получается как в кино, помнишь – «Операция „Ы"»? Спрятать кражу с помощью ограбления? Вот и вас пытались поймать на похожую удочку. Ивы ведь почти попались, да? Точнее – ты попался. Мелкая, но такая хитрая обманка затмила собой реальность, и ты надолго потерял основную линию. Эти идиоты, ходившие ночью по полю, ничего не знали и не понимали. Ведь у каждого – своя задача. Они ходили – ты смотрел. Смотрел и верил. Их даже потом устранять не надо – они все равно ничего не знают. Твой рязанский старатель Сявкин, может быть, оказался самым умным, может, слышал или видел что-то. Вот его и убрали с доски – чтобы неожиданностей не было.

Возникает вопрос – зачем убили Фридмана? Думай сам, я не знаю. Или ты ему что-то сказал о своих сомнениях, а он начал копать, или сам догадался. Мужик был, судя по всему, с довольно светлой головой.

Зачем взялись за тебя? Вот на этот вопрос я точно ответить не могу. У тебя ничего не было – только догадки, ни одного факта. Версию Фридмана – брось они ее тебе, как собаке кость, – ты с радостью бы отработал, получил бы еще один приз, написал бы еще одну книгу, да и был бы совершенно счастлив. Значит – или перестраховались, или, почувствовав в тебе какой-то потенциал, – просто решили остановить. И не ломай теперь голову – почему именно так, не придумывай себе ничего. В такой операции были задействованы – на первом уровне информации – человек десять, да и то – многовато. Пять. Времени у них было мало, задача четкая. Директор этим людям, скорее всего, доверял как самому себе. Или – не директор. Я до последнего не могу для себя решить – в какой момент моя контора вошла в игру, насколько до, насколько – после.

Твоей разработкой занимался человек, крайне далекий от практики. Скажу честно: поручили бы эту историю мне, тебя не стало бы тихо и мирно. И никто бы больше не пострадал. Но я вошел в игру очень поздно – за два часа до того взрыва. Мне просто позвонили и назвали твое имя – сказали, у человека будет беда, которую мы не сможем предотвратить. Но человек – хороший, очень нужен. А потом ждали моих рапортов каждый день, ждали жадно, напряженно…

Баринов долго и тяжело кашлял. Запись, похоже, прервалась, а потом возобновилась снова. Теперь к голосу мертвого майора примешивались какие-то посторонние шумы. Он мыл посуду или варил себе что-то на кухне – грохотала посуда, открывался и закрывался кран, звенели тарелки.

…так вот, похоже, что наши начальники, в самом деле, не совсем понимали, что происходит, при этом – очень хотели быть в курсе и понимать, откуда дует ветер. Была команда – хранить тебя любой ценой. Я хранил. Если я все сделал правильно, то ты сможешь выживать и дальше. Я сделал для тебя кое-что. Тебя ждут от меня небольшие подарочки. Их много, они, на самом деле, не очень большие…

Баринов что-то выпил.

…не очень большие, но полезные. Они помогут тебе сделать то, что ты захочешь сделать. Лечь навсегда на дно, начать новую жизнь или – докопаться до всего. И, может быть, даже убить кого-то, да, малыш? Что-то мне подсказывает, что ты не из тех, кто выберет первый вариант.

#47

Московская область, Рублево-Успенское шоссе

3 июня 2009 года, 14.10

– Ну и что? – спросил человек, снявший шлем.

– А… Ничего, – ответил пассажир.

– Странно, но я так и думал, – ответил мотоциклист. Он поднял правую руку в огромной перчатке, и что-то в его руке неожиданно ожило. Пассажир «ауди» нервно крикнул, завыл, заголосил и схватился за колено. – Могу продолжить, – совершенно бесстрастно сообщил мотоциклист.

– Не надо! Что вы хотите?

– Грустной правды, – сообщил мотоциклист. Казалось, он и впрямь грустит от того, что правда не доставит ему удовольствия. – Ты кто?

– Я… я – клерк, всего лишь – мелкий клерк, я ничего не решаю, – плакал молодой человек с простреленным коленом.

– Если ты думаешь, что я хотел поговорить с премьер-министром, то ты ошибаешься. Итак. Места проведения предвыборных мероприятий с участием первого лица. Время проведения. Режим безопасности, телевизионные трансляции. Допущенные к организации фирмы. Я считаю до десяти и стреляю второй раз. Потом – еще до десяти и третий. Пока не закончится обойма. Тебе – хватит.

– Не-е-е на-а-адо-о-о-о! – орал, извиваясь, пассажир «ауди». – Я ничего не понимаю, зачем вам это?!

– Не понимаешь – и хорошо. Кстати, уже «шесть», «семь», «восемь»…

– Прекратите! Остановитесь! Все вот там, в портфеле! – Клерк подбородком указал на сиденье рядом с собой.

– Молодец, с этого и надо было начинать! – Мотоциклист перегнулся через корчащегося от боли в колене человека и забрал портфель. Не опуская пистолет, щелкнул замком, достал кожаную папку и быстро пролистал. – Умница. Не надо было спорить. Умер бы без мучений. – Его лицо в этот момент почему-то как раз исказилось от муки, будто это у него в колене сейчас сидела пуля, будто это ему угрожали смертью.