Дело об украденном саркофаге - Даниэль Клугер

— Как насчет пива, Умник? Пару бокалов я бы сейчас с удовольствием выпил, — сказал он, скосив глаза на демона-крысенка.

Умник тотчас приободрился, балансируя на птичьих лапках вытянул передние лапы с подносом вперед. Ницан протянул руку, и в ней тотчас оказался высокий бокал холодного просяного пива. Детектив залпом выпил его, бокал тотчас наполнился по новой, Ницан с бокалом в руке пошел дальше, прихлебывая напиток мелкими глотками. Пиво было просто идеальным — по вкусу, температуре и степени газировки.

— Что же будем делать, Умник? — спросил Ницан негромко. — Обрати внимание, какая дурацкая история: мы выявляем уже два убийства, а никто не желает официально нас нанимать для расследования. Продолжаем заниматься самодеятельностью? Или плюнем на все?

Умник, явно не желая разделять с детективом ответственности за принятие решения, скрылся в кармане.

— Эх ты, — укоризненно протянул Ницан, допивая пиво. — Ну и черт с тобой… — он допил пиво (бокал тотчас растворился в воздухе), рассеянно оглянулся на золоченые крыши Домов Иштар. — Косметика Иштар… — пробормотал Ницан. — Косметика Иштар… Интересно, кто из господ Шульги владеет ею в настоящее время? — он искоса глянул на Умника, высунувшего голову из кармана и направился к стоянке такси.

Садясь в одиноко стоявший автомобиль, он сказал водителю:

— В храм Анат-Яху.

Храмовый комплекс Анат-Яху находился за городской чертой, в районе апельсиновых рощ. Его архитектура была вполне традиционной — четырехъярусная пирамида, как бы продолжавшая линии холма, на котором стояла, — с широкими лестницами, идущими с внешней стороны стен. На плоской площадке вверху поддерживался огонь, почти невидимый при дневном свете.

А вот дом престарелых, существовавший при храме с незапамятных времен, видимо перестраивался совсем недавно, причем достаточно смелым зодчим. Во всяком случае по форме он напоминал то ли ковчег Утнапиштима, то ли огромный старинный корабль с кирпичными парусами.

Выяснив, где располагается госпожа Баалат-Гебал Шульги-Зиусидра-Эйги (Ницану пришлось напрячь память, чтобы назвать тройную фамилию дамы), Ницан попросил аудиенции. Громогласная старушка согласилась неожиданно легко. Младшая жрица проводила посетителя в апартаменты, занимавшие весь последний этаж.

На этот раз Баалат-Гебал была не в мужском костюме, а в столь же бесформенной черной хламиде. Здесь же беззвучно сновали прислужники. Ницан так и не смог определить, живые ли это люди или големы. Если последние, то храмовый маг обладал высочайшей квалификацией.

Баалат-Гебал полулежала на широкой лежанке. На столике рядом стояла ваза, полная фруктов, и узкогорлый кувшин с охлажденным молоком. Пожилая дама посмотрела на остановившегося у двери детектива с откровенным любопытством.

— Можете спросить у Пилесера и Этаны, — пробасила она вместо приветствий, — я ждала вас. Я знала, что путаница с саркофагами всего лишь повод. Вы, милый мой, можете перехитрить кого угодно, но только не меня.

— И в мыслях не было, — искренне ответил Ницан.

Баалат-Гебал величественным жестом пригласила его сесть. Тотчас один из слуг пододвинул посетителю кресло. «Все-таки, голем», — подумал Ницан, усаживаясь. Такими бесстрастными могли быть лица только у искусственных существ. Он взглянул на госпожу Баалат-Гебал и вежливо улыбнулся.

— Так я вам и поверила, — сердито сказала она. — Не было в мыслях, скажите пожалуйста… — и вдруг неожиданно спросила: — Со смертью Навузардана не все чисто, верно?

— С чего вы взяли? — осторожно поинтересовался Ницан, принимая из рук голема стакан молока. Напиток был ледяным и в меру подслащенным.

— Интуиция, — коротко ответила она. — Он был слишком большим негодяем, чтобы вот так вот просто умереть от сердечного приступа. И потом: он никогда не жаловался на сердце. Многие были уверены в том, что у Навузардана его просто нет… — Баалат-Гебал нахмурилась: — Хотите знать, почему я не сказала полиции о своих подозрениях? Потому что его смерть устраивала слишком многих. Началось бы расследование, перетряхивание грязного белья. Но, повторяю: я уверена, что он умер не сам. Хотя не представляю себе, как все произошло. Но ваше присутствие здесь только укрепляет меня в этой уверенности.

— Очень жаль вас разочаровывать, госпожа Шульги-Зиусидра-Эйги, — дипломатично заметил Ницан. — Но я не занимаюсь расследованием обстоятельств господина Навузардана Шульги. Я выполняю задание клиента, господина Нарам-Суэна. А задание это гласит: разыскать шутника, ставшего причиной финансового конфликта между похоронным бюро «Счастливого пути!» и Домом Шульги. Вот, если хотите, текст моего контракта с Нарам-Суэном.

Баалат-Гебал отмахнулась от протянутого листа бумаги.

— Не собираюсь я ничего проверять. В конце концов, это ваше дело. Не хотите говорить правду — не надо. Так что вам от меня нужно?

— Задать несколько вопросов, — Ницан отставил в сторону наполовину допитый бокал. — Вопросы связаны с уже упоминавшимися мною событиями. Как только вы сочтете их выходящими за рамки поиска неизвестного шутника, можете меня выставить, это ваше право.

Баалат-Гебал усмехнулась, ничего не ответила. Усмешку детектив счел за разрешение и спросил:

— Скажите, вы поддерживаете отношения с госпожой Шошаной Шульги?

— Разумеется, нет, — фыркнула Баалат-Гебал. — Никто из нас не поддерживает отношений с этой сумасшедшей. Умчалась к варварам, теперь вот отказалась от своей доли в наследстве…

— Отказалась от своей доли? — Ницан навострил уши. — Так-так, а откуда вам это известно?

— Шошана прислала письмо. Можете убедиться, — могучая старуха протянула Ницану распечатанный конверт. — Какой была, такой и осталась. Общение с варварами не добавило ей ума ни на грош.

Ницан извлек из конверта лист плотной, чуть желтоватой бумаги, сложенный вдвое. Развернув лист, он прочитал вслух:

«Дорогая Баалат-Гебал! Не могу сказать, что очень обрадовалась твоему сообщению… — детектив прервал чтение, вопросительно взглянул на госпожу Щульги-Зиусидра.

— Читайте, читайте, — проворчала старуха. — Я же говорю — наши отношения никгда не были теплыми, — она потянулась к вазе с фруктами, выбрала крупное спелое яблоко, сочно захрустела им.

Ницан пожал плечами, продолжил чтение: «…сообщению. Так же, как не огорчилась известием о смерти Навузардана. Хотя по-человечески мне его, безусловно, жаль. Тем не менее полагаю, он заслужил преждевременную кончину всей прежней жизнью. Я давно отказалась от вашей безумной суеты, от пороков вашего города и вашего общества. Здесь, в Греции, хвала Мардуку, народ не испорчен погоней за богатством и властью. И я надеюсь, боги уберегут его от подобных напастей и впредь. Я счастлива по-настоящему и не собираюсь возвращаться назад. Так что известие твое о завещанных мне Навузарданом деньгах нисколько меня не обрадовало и не взволновало. По совести говоря, было бы правильным использовать эти деньги во искупление греха — или, если хочешь, ошибки — допущенной нашим покойным родственником в молодости…» — Ницан вновь прервал чтение и вопросительно посмотрел на Баалат-Гебал, безмятежно уплетавшей яблоко. Старуха сделал вид, что не заметила его взгляда. Детектив вернулся к письму. — «Не знаю, действительно ли он забыл о несчастном мальчике, но вам-то стоило бы восстановить справедливость. Если есть возможность сделать наследником моей доли несчастного Зуэна, с удовольствием подпишу все необходимые бумаги. Прошу тебя впредь обращаться ко мне только по этому вопросу. На прочие письма я отвечать не намерена. Шошана».