Хранитель порталов - Михаил Дулепа

— Виталя!

Я дернулся, но тощий одноклассник Васька Казакевич змеем проскользнул под рукой, юркнул на место рядом, пощелкал пальцами официантке и снова повернулся ко мне.

— Есть рассказ. Будешь брать?

— Про что?

— Любовь, чувства. Элитная вещь, на ценителя! Бери, не пожалеешь!

— Написал бы что-то пристойное. Фик, или новеллизацию. Чтобы люди понимали, что читают.

Васька подрабатывал писательством. Официально работал он в газете своего отца, но основной заработок получал с написания всякой всячины для бесталанных типов вроде меня, желающих опубликоваться. Кому-то этого хотелось, чтобы как-то отличиться, кому-то требовался для самоуважения допуск на творческие форумы, где голос разрешали подавать только при наличии собственных трудов. Кто-то, как я, просто выполнял ачивки, ради записи в учетку, вдруг потом пригодится.

— Вит, искусство в упадке! Где они, творцы, способные сравниться с великими канониками прошлого? Где новые Мамы Ро? Где Кишимоты? Где хотя бы Лукасы? Нету, пусто! Кому подражать, за кем следовать? Кто создаст новый мир, чтобы страждущие раскрасили его?

— Слышь, раскрасчик, ты мне и так задолжал, предыдущую «элиту» заминусовали!

— Спокуха, Вит, усе будет! Тема — зашибись, твой рейтинг взлетит до небес!

— Хотелось бы верить. — С этим живчиком меня связывало долгое сотрудничество, доил он меня азартно, но по-божески, и давал неплохие тексты — как я понимаю, не всегда его личные. К сожалению, написать что-то я оказался не способен, приходилось покупать чужое и переписывать от руки, меняя некоторые выражения, чтобы понять, о чем речь. Ничего, я не брезгливый, и чужое сойдет, главное, что рейтинг учитывается и в этой области. Много не надо, но отметку я получу. Вот еще пару рассказов выложу — и завершу карьеру «молодого талантливого автора», все равно в армию идти, а там времени мало будет на подобные мелочи.

— Нет вдохновения — напиши на тему того, что всем близко. Вон, на игрушку со сценарником.

— Хе, старичок, литэрпэгэшки — провальный жанр, они вышли из моды сразу как родились! Какой смысл писать о том, что каждый может пощупать?

— Боишься сравнений с реальностью?

— Боюсь! И не стесняюсь этого! И пишу исключительно про любовь! Никто ее не видел, но кто в этом признается?

Пришлось хмыкнуть, поскольку мне тоже не хотелось признаваться, но пока я собирался с мыслями, писатель увидел кого-то на другом конце зала и «телепортировался». Кажется, я даже услышал удар воздуха, схлопнувшегося на месте, откуда он исчез.

— Виталя, это Диночка. Она красавица, умница и ты ее хрен у меня отобьешь!

Я посмотрел на висящую на кузене девицу и спросил:

— Фима, любовь существует?

Девушка захихикала, а Ефим только возмущенно открывал и закрывал рот. Потом наконец, галантно усадив новую подружку, решительно придвинулся ко мне:

— А то! Любовь — она всегда есть. Правда, Диночка?

— То есть ты ответственно и со всей серьезностью заявляешь, что это не выдумка?

Он кивнул. Девушка смотрела на нас с интересом, но молчала. Умненькая. Или правильно натасканная.

— И скажи, кто же из наших был поражен этой страшной напастью?

Фимка пфыкнул, повертел головой, высматривая кого-то:

— Вон Анька тебя год домогалась, по всем темным углам ревела, а ты такой — нос задрал и мимо идешь!

— Анька? Меня?! — Услышанное поразило. Я-то хотел начать шуточную пикировку, а Ефим говорил явно всерьез о человеке, которого мы оба знали.

— Ага… ты чего, не знал?

— То есть Анька Сенцова, натуральная блондинка, третий размер, ноги от ушей — и она… меня?

— На себе не показывай. Но да — она тебя.

— А я почему не знал?

— А кто ж тебя поймет. Ты весь такой загадочный… Мы думали, что ты ее нарочно игнорируешь. Жалели. Ее, конечно, не тебя. Анька плачет, Надька ее подкалывает, она-то тебя с третьего класа вожделеет.

— Знаю. Только на фиг она мне сдалась.

И мы одновременно замолчали, каждый о своем. Девушка отщипывала дольки мандарина, странно глядя на нас, а я думал, глядя на танцующих, о неожиданных открытиях, которые можно сделать на ровном месте.

К Дине подсела знакомая, девушки зашушукались о чем-то своем, уйдя под полог. Я машинально дернул ползунок к иконке дешифратора, там была функция чтения по губам, потом убрал. Любопытство — зло.

— Вит, ты всерьез не знал?

Я покачал головой.

— М-да. Нет, ну я в самом деле был уверен, что ты ее нарочно не замечаешь. — Кузен явно был расстроен. Пришлось пожать плечами и углубиться в выбор меню, дав ему возможность переключиться на девушек.

Старая история: очки, выменянные на мобильник. Родные об этом узнали и много шутили, а я помалкивал. В той модели была функция резервной записи, десятидневный непрерывный журнал всего, что происходит вокруг владельца. Не самая популярная функция, система переутяжелялась, обычные очки такого класса все на домашний комп скидывают, зато на эти подавитель не действовал; правда, вытащить информацию надо было уметь. Я умел. Было интересно увидеть все, что видела их обладательница, услышать несколько прелюбопытных разговоров. Об Аньке в том числе.

Девчонка, подсевшая к нам, что-то щебетала, выразительно, как ей казалось, глядя на меня голубыми глазами. Наряд ангелочка ей совсем не шел, хотя был чертовски провоцирующим. Наверное. Ну она как-то ухитрялась быть соблазнительной в этом… стоп. Только сейчас до меня дошло, что наряд девчонки нематериален. Щелкнув отключением вирта, я впечатлился — нимб и крылья исчезли, в реале моя собеседница щеголяла рожками и длинным хвостом с сердечком на конце, пришлось проверить еще раз, отключен ли вирт. Похоже, она неплохо подготовилась — наряды для двух образов, наложение голоса, контроль окружения, чтобы вирт с реальными предметами не соприкасался. Чертенком она была убедительным, наверное, что-то внутри гармонировало.

Игнорировать такие старания было бы невежливо, пришлось вести разговор. Зовут Лиза, из математической школы, ничуть не против того, чтобы я ей занялся. Пришлось извиняться, отговариваясь другими планами. Кажется, она огорчилась, но мне как-то было не до этого.

Перед глазами крутился каркас недомолвок, намеков, ожиданий и слов.

Хорошо, школа завершается; до меня наконец дошло, как меня видели со стороны, и кем я себя показал. Ладно, дело прошлое, чего уж теперь.

Вывернувшись от собеседницы, пошел искать туалет, а найдя, сунул голову под струю воды в умывальнике, после чего посмотрел в зеркало и грустно снова признал очевидное:

— Лопоушик. Пролопоушил.

Красиво меня сделали, ничего не скажешь. Разводка — высший класс. И ведь Лапочка тогда в атаку не пошла, только со следующего года начала серьезную осаду. Алинина поменялась со мной, когда Надя ее убедила, что эти очки старят, я помню даже фразы типа «ты в училки решила податься?», хорошо помню. Еще порадовался, что есть шанс получить вещь без особых затрат.

Получил. В том-то и дело, что я получил именно то, чего хотел, даже более того. Такого наслушался, они же с подружкой на переменах кости всем мыли… Теперь понятно, что разговоры были срежиссированы. Оленина избытком ума не страдает, а вот Надя-Лапочка, вечная всем подружка, готовая помочь и подсказать, и только с Анькой всегда бывшая на ножах — та могла, еще как могла. Стервочка мелкая. И ведь я злюсь потому, что получил все, чего хотел. Что получили за мой счет, узнал только сейчас.

В туалет ввалилась хихикающая парочка и не обращая внимания на меня, заперлись в крайней кабинке. Извращенцы, на втором этаже комнаты есть, удобные, и все это знают. Все — знают. Черт, Вит, хватит уже!

Фимка встретил меня у стойки бара и даже отвлекся от девушки, чтобы прокомментировать мое выражение лица:

— Кто-кто обидел нашего трудягу? Кто-кто омрачил это суровое личико? Кому-кому сегодня достанется? — Девица захихикала, а я только отмахнулся:

— У меня сегодня настроение напиться.

— Вит, «напиться» и ты — это две вещи несовместные! Ты же ни разу не был пьян!

— Значит, стоит попробовать выпить за вечер не пятьдесят грамм водки, а все семьдесят!

— О, ты только бар не развали с такой-то дозы!

— Ничего, мы, слесаря, к алкоголю привычные!

Дина, тощенькая блондиночка с яркими глазками, слишком пристально посматривала на меня, и кузен тут же решил, что конкуренты ему не нужны.

— Хочешь, расскажу самую главную тайну Витали? В детстве он… — Ефим сделал большие глаза и открыл было рот, но я, опережая, схватил его за шею, нагнулся к уху и самым проникновенным голосом, на который только был способен, сказал:

— Толстый, а ведь я знаю, где ты живешь! Смекаешь, об чем речь?

Фимка изобразил испуг, развел руками, показывая, что все, молчит, а потом подмигнул и вскочил, тут же дернув к себе в объятия девушку и, ловко закрутив вокруг себя, утащил ее на танцпол.