Русский код. Беседы с героями современной культуры - Вероника Александровна Пономарёва-Коржевская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Разговор с о. Андреем Ткачевым
ЭДУАРД Бояков: Отец Андрей, предлагаю начать беседу с глобального вопроса – как вы определяете для себя понятие «современная культура»? Констатирую абсолютный хаос в понимании этого слова. Кто-то под культурой подразумевает музеи и театры, в лучшем случае газеты о культуре, кто-то – обсуждение личной жизни звезд кино и театра. Кто-то говорит, что культура – это реклама, пространство визуальной информации.
Я обсуждал эту тему с Андреем Кончаловским, Михаилом Пиотровским, Дмитрием Ольшанским, Андреем Бледным, и ответы очень разные. Для многих сегодня важна ваша позиция – голос священника, которого слушают. Причем не только в храме, но и в общественном пространстве.
Второй вопрос – это сужение первого уже на русскую территорию. Существует ли русский культурный код? Можно ли считать российскую, русскую культуру частью европейской, мировой культуры, как, например, эстонская или польская? Или наша страна – это отдельная цивилизация с особенной культурой? Что вы думаете на эту тему?
АНДРЕЙ Ткачев: Священник, богослов, философ Павел Флоренский открыл нам, что культура – это растение на грунте культа, или надстройка на некоем базисе культа. Это отношение к миру вообще, к жизни и смерти, и оно формируется на безусловном уровне.
К примеру, погружение в культуру монголов дает глубокое понимание идеи их кочевого образа жизни. У монголов с древности существует трепетное отношение к земле – они даже носят сапоги с загнутыми носками, чтобы случайно не потревожить ее сон. Этот народ не пахал землю, чтобы ее не побеспокоить, поэтому он и был кочевым.
Европейская культура благодаря христианству вбирает в себя иудейские представления об истории, о Боге Едином, о цели, о прямом движении. Есть Бог, и он дает законы жизни. Сейчас мы живем в те времена, когда сознательно пытаются реставрировать язычество и навязать его христианским народам как нечто их родное. Все современные языческие конструкты – это новоделы, тиражированные при помощи специальных технических средств. У нас, благодаря прививке иудаизма, есть понятие, что история линейна. Она вытекает из рая, проходит через водопад грехопадения и потом стремится к Страшному Суду. Мы идем по прямой, в отличие от всех язычников, которые всегда бегают по кругу. У нас есть в голове идея достижения целей, идея прогресса, развития от худшего к лучшему.
ЭБ: Наш путь от худшего к лучшему – через апокалипсис…
АТ: Да, через апокалипсис. А у атеистов, агностиков – просто от худшего к лучшему. Они просто считают все нынешние поколения лучшими, чем все остальные. Считается, что предыдущие поколения были темные и дурные, а мы светлые и чистые. То есть это своеобразный поколенческий расизм.
Культура – это самые глубокие пласты отношений к принципиальным вопросам: смерти и жизни, зачатию и рождению. Папа Римский Иоанн Павел II назвал современную европейскую культуру «культурой смерти». Общество, которое культивирует аборты, страстно борется за их разрешение и страшно боится их запрета, которое вообще не хочет рожать, которое голосует за эвтаназию, потеряло моральное право переживать о жизнях людей. Культура жизни стала культурой смерти и одновременно – культурой разврата, потому что половые нормы нарушаются, когда нарушается отношение к поколениям, к полу, к детям.
Мы всем человечеством уже вползли в культуру смерти, нужно с этим разбираться, откуда ноги растут. Много столетий весь мир жил иначе. Наши предки относились серьезнее ко всему тому, что я назвал. Есть хорошая мысль, что культура рождается из чина погребения. Как люди хоронят, верят ли в воскресение? Верят ли в жизнь души за гробом? Это и есть семечко, из которого вырастает культура.
ЭБ: Вплоть до завещания и материальных вопросов – кому и что ты передаешь, оставляешь.
АТ: Конечно. Наследие прошлых поколений всегда рядом с нами, вокруг нас. К примеру, мемориальные доски, бюсты, памятники – все это знаки того, что было раньше. Например, я был в Дипломатической академии, там стоит бюст выдающегося российского дипломата Александра Михайловича Горчакова. Стоило бросить взгляд на окружающие дома – увидел еще один бюст и памятную доску. Если это все убрать, мы рискуем просто исчезнуть, потому что мы держимся корнями за те поколения, которые жили до нас. Питер – возможно, самая яркая иллюстрация культа прошлого в России. Возьмем названия улиц. Странно жить, например, на улице имени Мусы Джалиля, или генерала Карбышева, или космонавта Гречко и никогда в жизни не поинтересоваться, кто это такие. Хотя есть очень много людей, которые живут…
ЭБ: …думая, что название улицы Гречко идет от слова «гречка»?
АТ: Да. Есть множество людей, годами живущих на какой-то улице и ни разу не задумавшихся о том, почему она так названа. Почему Мясницкая, а не Куриная, например. Все это важно. А если смотреть шире, сегодня мы живем в великом бескультурье в смысле отношения к самым главным темам, рождающим культурную самобытность: жизнь опошлена, а смерть табуирована. При этом аборт не запретен, гомосексуализм – не вред, только бы его не пропагандировали. Но это великая ошибка – считать грех частным делом отдельного человека! Поэтому мы живем в грандиозном бескультурье и не понимаем этого. Женщины хотят быть похожими на мужчин, а мужчины похожи на женщин. Дети сатанеют с ранних лет, потому что никто не понимает, как их воспитывать. Эти базовые вещи находятся в сфере умолчания. И люди либо боятся об этом говорить, либо просто не умеют. Есть категория людей, которые стыдятся говорить об истине. Об этих людях написано в Евангелии, что «кто постыдится Меня и Моих словес в роде сем прелюбодейном и грешном, того и Я постыжусь». Значит, люди знают это, но стыдятся. Они говорят: «Не комильфо. Как это мы вдруг скажем в почетном собрании, что вообще-то нужно покаяться, если честно? И „Христос воскрес“ добавить». Этого люди стыдятся. Есть люди, которые не знают ничего из категории главного, хотя могут иметь несколько высших образований. И поскольку медийная сфера закрыта для таких разговоров, мы живем в бескультурье.
ЭБ: В газете об этом никогда не прочитаешь, единственное, что может в медийном поле прозвучать, – чья-то частная мысль в разговоре. А вот если бы взять и посвятить интервью или специальный выпуск газеты «Ведомости» или «Известия» теме покаяния или супружеской верности, например…
АТ: Это была бы настоящая культура. И ее не может подменить закон, Конституция, общественные движения. Допустим, государственная политика позволяет иметь в Конституции
