Грешница - Сергей Шхиян
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты можешь мне показать дорогу? — попросила я.
Семен смутился и незаметно перекрестился.
— Показать-то могу, только идти ночью туда робею. Кто его знает, может там и правда живет нечистый.
Я поняла, Семену до смерти страшно идти туда ночью, и он ругает себя последними словами, за то, что вообще, затеял со мной этот разговор.
Но и отказать мне в помощи не может, помнит, что это мы с Алешей для него сделали.
— Ты меня только до места проводи, а дальше я уж как-нибудь сама, — попросила я.
— Может, лучше на двуколке поедем? — нерешительно, спросил он. — Хозяин еще не спит, я у него попрошу разрешения взять лошадь. Думаю, тебе он не откажет.
— Хорошо, попроси, — согласилась я.
Честно говоря, мне и самой было очень страшно. Я и просто так боюсь темноты, что же говорить о том, чтобы идти ночью в такое опасное место. Но тревога за Алешу почему-то оказалась сильнее страха.
Семен ушел в дом, а я осталась стоять на крыльце, снова пытаясь услышать Алешу. Опять, у меня ничего не получилось. Я слышала, о чем думают местные обитатели, а вот его знакомый голос молчал. Скрипнула входная дверь, и на крыльце показался Семен.
— Фрол Исаевич разрешил взять лошадь, — без большой радости в голосе, сказал, он, — погоди, я сейчас запрягу.
Я молча кивнула, мне в этот момент показалось, что до меня все-таки долетели какие-то отголоски Алешиных мыслей. Правда они были такими тихими и неразборчивыми, что ничего понять не удалось, только показалось, что ему угрожает опасность. Я спустилась с крыльца и быстро пошла в конюшню. Семен в темноте возился с упряжью, успокаивая голосом растревоженную лошадь.
— Ты скоро? — нетерпеливо, спросила я.
Вот навязалась на мою голову, — подумал он, но вслух ответил вежливо.
— Сей минут, уже почти готово.
Что я буду делать в том плохом доме, я пока не придумала, решила что решу на месте. На Семена я не надеялась. Он про себя клялся, что не пойдет к чертям туда ни за что на свете.
— Готово, — наконец сказал он, выводя во двор запряженную в двуколку каурую кобылку. — Ну, что поедем или передумала?
Не знаю, как он смог понять мои страхи и сомнения. Одна мысль, что мне может быть придется встретиться с нечистым, заставляла от ужаса сжаться сердце. Я понимала, что после того, как совершила смертный грех блудодеяния, у меня не осталось никакой божественной защиты против нечисти. Я даже не знала, можно ли мне после такого смертного греха просить у Господа Бога и Святой Девы Марии помощи!
— Может быть, лучше подождем до рассвета? — с надеждой спросил Семен. — Теперь ночи короткие, скоро рассветет.
— Нет, отчего же, — борясь не с ним, а со своим страхом ответила я, — ты довези меня до того дома, а там я уж как-нибудь сама!
— Как же, сама, — проворчал он, помогая мне взобраться на сидение. — Я что не мужчина?!
Усадив меня в двуколку, Семен открыл ворота, сел рядом, тронул вожжами лошадку и мы выехали на улицу. Город словно вымер, по дороге нам не встретилось ни одной живой души. Луна еще не взошла, звезд за облаками видно не было, и мне казалось, что со всех сторон из тьмы на меня смотрят красные глаза врага людей. Лошадка глухо стучала копытами по дороге, Семен тяжело вздыхал, и ночь была такой темной, что я с высоты двуколки не могла разглядеть обочину. Страшно мне было до жути, но я до боли прикусила губу, и не произнесла ни звука.
Семен молча правил лошадью, он уже успокоился, перестал ругать меня и себя и думал о Дуне. Подслушивать такие мысли было стыдно. Ну, в общем, он думал о ней примерно то же самое, что вчера Алеша обо мне. Сегодняшним вечером они ухитрились несколько раз тайно поцеловаться, и теперь он вспоминал, какие у нее нежные губы, твердые груди и как он с ней скоро будет заниматься всякими глупостями. Мне в тот момент было не до них, я пыталась услышать Алешу.
Двуколка выехала за городскую околицу, и ее кованые колеса гулко застучали по неровной дороге.
— Далеко еще? — спросила я Семена.
— Это вон там, — показал он кнутовищем в темноту, — еще с полверсты. Ты, правда, хочешь туда пойти? Не боязно?
— Боязно, только что делать, вдруг Алексею Григорьевичу нужна моя помощь.
— Ну да, ты большая помощница! — усмехнулся он. — А если там нечистый или разбойники? Слышишь, оттуда кто-то едет!
Семен остановил лошадь, и я услышала, как по дороге навстречу нам стучат копыта и колеса.
— Ну, ешкин кот! Этого еще не хватало! — проворчал Семен, соскочил с двуколки и, взяв под уздцы лошадь, увел ее с дороги.
Я привстала на сиденье и всматривалась в темноту. Судя по стуку копыт, там скакало много лошадей.
— Видать, едет большая карета, — сказал, останавливаясь в кустарнике, подмастерье. — Не иначе шестериком.
В подтверждении его слов, мимо нас с грохотом промчалась карета. Она ехала так быстро, что разглядеть ее мы не смогли. Не успел затихнуть грохот тяжелых колес, как из темноты показался новый экипаж. Семен тихо выругался.
— Ты оставайся здесь, — ответила я на его мысли, — а я пойду туда, может быть, что-нибудь удастся узнать.
— Куда тебе одной, — сердито сказал он, — пойдем лучше вместе. Вот, ешкин кот, дела! Сколько же там нечисти собралось!
— А как же лошадь? — спросила я о нашей кобылке.
— Здесь постоит, чего ей сделается. Не могу я тебя одну отпустить. Не гоже, чтобы девка одна по ночам гуляла. Вдруг, что с тобой случится, Дуня мне ни за что не простит.
Семен разнуздал лошадь, недоуздком привязал ее к ракитовому кусту и мы пошли вдоль дороги к невидимому дому. Обоим было так страшно, что разговор не клеился. Я старалась думать о приятном, но получалось у меня это плохо. Сразу начали вспоминаться рассказы о привидениях, ведьмах, упырях и прочей нечисти; страшные истории, как нечистые губят людей, о чем часто говорили у нас на вечерках.
— Слышишь, опять едут! — сказал Семен и взял меня за руку.
Мы подождали пока мимо нас так же быстро, как и раньше, пронеслась еще одна тяжелая карета.
— Что у них там, шабаш что ли! — сказал Семен, когда мы пошли дальше.
— Погоди! — попросила я и замерла на месте.
— Чего еще? — испугано спросил он. — Опять едут?
— Нет, мне нужно послушать, — ответила я.
— Чего слушать?
— Тихо! Ты мне мешаешь!
Он замер на месте, с тревогой, оглядываясь по сторонам, а я, наконец, уловила Алешу. Он был жив, и от кого-то убегал. Понять, что с ним происходит, я не смогла, но то, что он там, в доме, теперь была уверена.
— Я ничего не слышу, — тронул меня за плечо Семен.
— Пошли ближе к дому, Алексей Григорьевич там, — сказала я и побежала не разбирая дороги.
Семен пыхтел сзади, про себя проклиная бабью дурость. В этот момент из-за леса выглянула луна, и сразу стало светло. Впереди, уже совсем близко, за очень высоким забором виднелась странная, еще никогда не виданная мной островерхая изба. Мы остановились, и я прижала палец к губам.
Теперь мысли Алеши я слышала почти так же как хорошо и отчетливо, как и раньше. Он думал обо мне. Не стану их повторять, но то, что я услышала, наполнили глаза слезами.
— Ты чего это ревешь? — спросил меня Семен.
Он уже отдышался и стоял, прислонясь плечом к высокому частоколу.
— Это я так, — ответила я, вытирая концами платка слезы. — Главное, что он жив!
— Откуда ты можешь знать? — не поверил он.
— Чувствую. Теперь ты постой здесь, а я пойду в эту хоромину.
Парень с сомнением на меня посмотрел, покосился на высоченный частокол и решился:
— Ладно, ешкин кот, чего уж тут. Раз пришли вместе, вместе и будем держаться. Я и сам не очень в чертей верю. Знаешь, как говорят, не так страшен черт, как его малюют.
— Спасибо тебе, Семен, — поблагодарила я. — Я бы без тебя совсем пропала!
Подмастерье смущенно хмыкнул и, не дожидаясь меня, направился в сторону ворот. Я, путаясь в длинной юбке, во влажной от росы сорной траве, заспешила следом. Скоро мы подошли к воротам и с удивлением остановились. Обе створки оказались приоткрыты, и даже в нечетком лунном свете было видно, какие они старые и ветхие. Двор перед теремом был пуст и зарос высокой травой. Если бы нам не встретились кареты, можно было подумать, что тут много лет не ступала нога человека.
— Никого, — сказал Семен, не спеша идти к дому. — Ты точно знаешь, что Алексей Григорьевич здесь?
— Точно, я его чувствую, — сказала я, хотя на самом деле, как только мы оказались за оградой, перестала слышать Алешу.
— Так ведь здесь вообще никого нет! Смотри, во дворе даже трава не примята!
— А кареты? Они что по воздуху летели?
— Говорил я тебе, что здесь нечисто! Может быть, нам так нечисть глаза отводит! Поехали домой, нет здесь твоего Алексея.
— Здесь он, я твердо знаю! Оставайся здесь, а я посмотрю в доме, — решила я и пошла к высокому крыльцу. Семен, недовольно ворча, пошел следом.