Месть роботов - Роджер Желязны

отцом новой великой страны и действительно очень старался. Он занимал пост три месяца, а оставшийся срок (почти два года) мне пришлось исполнять его обязанности.

В свидетельстве о смерти написали „сердечный приступ”, но не упомянули, что виновником был кусочек свинца. Тех, кто об этом знал, нет в живых: разгневанный муж, испуганная жена, следователь-криминалист. Я остался один и не расскажу об этом никому, если сам бронзовый Уэй не проговорится. Ибо он — герой, а статуи нужны здесь больше, чем живые герои. Когда-то Уэй личным примером помог нам бороться с наводнением в поселке Батлер, и хотя бы за это достоин остаться в памяти граждан.

Я подмигнул бывшему своему боссу — капли с его носа падали прямо в лужу у моих ног. Прислушиваясь к всплеску воды и ругани рабочих, которые возводили плотину на другой улице, я отправился обратно в библиотеку в сопровождении оглушительного рокота и ярких вспышек. Над головой у меня проплыл „глаз”. Я махнул рукой, и он подмигнул мне фильтром. Если не ошибаюсь, сегодня в лавке распоряжался С. А. Джон Киме. А может быть и нет.

Внезапно хляби небесные разверзлись вновь: я очутился под настоящим водопадом.

Я бросился к стене здания — другого укрытия рядом не оказалось. Я поскользнулся, но вовремя пустил в дело трость. Наконец нашел какую-то дверь и укрылся за ней.

В течение десяти минут беспрерывно сверкали молнии и громыхал гром. Когда наконец дождь поутих, а ко мне вернулись зрение и слух, я увидел, что Вторая Авеню превратилась в реку. Отвратительно хлюпая, река уносила с собой всякий сор: бумажки, куски породы, палки, ил... Я пережидал в укрытии, пока спадет вода: не хотелось идти домой в сапогах, полных воды.

Вода не спадала.

Она подобралась ко мне и стала лизать подошвы.

Отступать было некуда. Стало ясно, что дальше будет еще хуже.

Я пробовал пробежаться, но бежать по колено в воде...

Я вспомнил про выстрел, который услышал днем. Когда у тебя мокрые ноги, размышлять ни о чем не приходится. Я добрел до стоянки, поехал домой. За машиной оставался пенистый след, и я чувствовал себя капитаном речного пароходика, мечтающим стать погонщиком верблюдов.

Было темно, будто наступил вечер. Я въехал в сырой, но еще не залитый водой гараж.

Когда я шел по переулку к дому, сумрак сменился тьмой. Несколько дней я не видел солнца, подумать только, как его не хватает в выходной день! Над головой раскинулся темный купол неба, и несмотря на полумрак я отчетливо видел, как чисты высокие кирпичные стены, обступившие переулок.

Я держался левой стороны в надежде хоть чуточку укрыться от дождя. Проезжая по набережной, я заметил, что уровень воды в реке достиг самых высоких отметок, нанесенных на пирсе. Нобль походил на большую тухлую кровяную колбасу, оболочка которой вот-вот лопнет.

Вспышка молнии представила моему взору весь переулок, и я, чтобы не вступить в лужу, сбавил шаг.

Мечтая о сухих носках и сухом мартини, я завернул за угол и замер как вкопанный.

Это был орг.

Он приподнял пластинчатое тело под углом сорок пять градусов к тротуару. Голова с глазами-светофорами, говорящими мне „стоп”, зависла в метре от земли, а сам он бежал в мою сторону, мелко перебирая бледными маленькими ножками, и пасть его, несущая смерть, метила мне в живот.

Здесь я сделаю отступление и расскажу о своем детстве. Если вы примете во внимание вышеизложенные обстоятельства, то поймете, почему я в этот момент вспомнил о нем.

На Земле я родился, вырос и получил образование. Когда учился в колледже, два лета работал на скотоферме. До сих пор помню запах и шум в стойлах, помню, как приходилось гнать коров по дороге на ферму. Помню запах и шум университета: формальдегид в лаборатории биофака; голоса первокурсников, коверкающих французские глаголы; неотступный аромат кофе и сигарет в Студенческом союзе; звон церковных колоколов и запах свежескошенной травы на лужайке (вспомни сидящего верхом на пожирающем траву чудовище Энди, этого гиганта-негритоса с надвинутой на самые брови бейсбольной кепкой и сигаретой, зажатой в углу рта так, что она почти обжигала левую щеку) и всегда (всегда!) — дзинь-тринь-трень! — звон клинков в фехтовальном зале. Я не хотел ходить на общую физическую подготовку, но четыре семестра считались обязательными. Единственная возможность ее избегнуть -заниматься спецспортом. Я выбрал фехтование: теннис, баскетбол, бокс, борьба, гандбол требуют слишком больших усилий, а стать членом гольф-клуба мне не позволяли средства. Я не подозревал, какие последствия будет иметь мой выбор. Напряга оказалось не меньше (если не больше), чем в других видах. Но мне понравилось. На втором курсе я стал кандидатом в сборную...

Появившись тут, где все носят при себе оружие, я заказал себе трость. Она похожа на эспадрон и на пику гуртовщика с одной лишь разницей: если ею кольнуть живое существо, оно никогда больше не поднимется с места. Гарантирую около восьмисот вольт в точке касания (если, конечно, нажата кнопка).

... рука с тростью взметнулась, палец нажал кнопку.

Оргу недолго пришлось ждать.

Когда я подпалил ему брюхо прикосновением трости и моментально отдернул руку, из пасти, ощерившейся острыми, как бритва, зубами, денеслось нечто среднее между вздохом и писком. Да, оргу недолго пришлось ждать (так мы их называем для краткости: „организм” — когда никак не вспомнить название).

Я отключил трость и обошел его крутом. Он оказался из породы речных. Помню даже, как три раза оглянулся, уходя, снова включил трость и до самой квартиры шел с включенной тростью, пока не запер за собой дверь и не зажег свет.

Тогда я разрешил себе вздрогнуть, а немного спустя сменил носки и смешал себе коктейль.

Пусть на вашем пути никогда не будет оргов.

Суббота.

Дождь усилился.

На западе все обложено мешками с песком. Теперь водопады бывают пополам с песком, хотя и не всегда. Кое-где плотина пока сдерживает напор.

К этому времени на счету