Репортаж о черном "мерседесе" - Александр Прозоров

– Хорошо, договорились.

Честно говоря, Леночкин тон отбил всякое желание встречаться, и договорился о свидании я скорее по инерции. Потом пожалел – что я, хорошей девчонки себе не найду? И пускай катится эта Измайлова… Заодно избавлюсь от головной боли по поводу рекламной статьи про «Мир и семью». Состряпаю материал только об «Эпохе». «Чернуху», как известно, печатают намного охотнее. Однако в последний момент какой-то бесенок из подсознанья толкнул в ребро, я выключил компьютер, скатился вниз по лестнице, завел «Мерседес» и нажал на газ.

Леночка ждала на крыльце. Увидев машину, замахала руками, побежала навстречу, нырнула внутрь и, блаженно улыбаясь, вытянулась на сиденье:

– Ой, как хорошо! Все ноги гудят. А я боялась, что ты не приедешь, – она повернула лицо ко мне, жалобно скривила губы. – Не сердись, пожалуйста, что я нарычала. У нас там член союза писателей Вадим Чистобородов был.

– Кто?

– Член союза писателей Вадим Чистобородов.– Лена саркастически улыбнулась. – Дзинь! «Алло! Это говорит член союза писателей Вадим Чистобородов». «Очень приятно познакомиться, член союза писателей Вадим Чистобородов». Фамилия такая длинная. Размером с его сомбреро.

– Что?

– Сомбреро. Шляпа такая с огромными полями. В пустынях и прерии очень удобно. А еще – повязка на лицо, чтобы не узнали.

– А почему нельзя, чтобы узнали?

– Достал он всех хуже ижоги! – милая моя Леночка опять утробно зарычала. – Его новосибирцы где-то подцепили. У них, у академиков, ментовская тема популярна. «Мент поганый», «Мент в законе», «Мент обреченный». А член союза писателей Вадим Чистобородов как раз свою книжонку пристроить пытался: «Мент по нужде». Сибиряки на название купились и нам макет заказали. Мы этот опус подлатали, отредактировали, сделали верстку, и тут обнаруживается, что объем получился куда меньше, чем заказывали. Этот член союза писателей начал бегать со своими старыми рассказиками и кусочками рукописей, и просить вставить туда-сюда. Причем совершенно от балды, без всякой связи с текстом. Устроил, что называется, курсы кройки и шитья [22] . Главное – упертый, как Рублев, от любой правки отказывается, слушать редакторов не хочет. Просили эротики добавить, так этот «гений» приволок чьи-то порнографические рисунки, к повести никакого касательства не имеющие, и заставил в книгу воткнуть. В общем, в такую лабуду свой опус превратил, что никто из наших свои фамилии в выходных данных ставить не захотел – псевдонимов насочиняли. Так что автор там Чистобородов, редактор Синебородова, технический редактор – Безбородова-Заде, корректор – Безусова. Короче, своя фамилия только у Иры Константиновой осталась: она на больничном. Нет, вру, там еще какая-то девица затесалась. Она не наша, ее член союза писателей Вадим Чистобородов попросил по знакомству в выходные данные вписать.

– Чем же он тебя сегодня разозлил?

– Приволок еще кусок и потребовал вставить в самую середину, причем курсивом.

– А разве вы к этому еще не привыкли?

– Да мне завтра макет везти! Пленки еще вчера отпечатать было нужно, а теперь все опять переделывать… А куда мы едем?

Машина как раз проскочила под железнодорожным мостом и выехала на Выборгское шоссе.

– Увидишь.

– Нет, правда? Я не готова.

– К чему?

– К сюрпризам.

– Все будет в порядке, – кивнул я и попытался отвлечь ее внимание: – А писатели все такие дурные?

– Большинство, – она откинулась на спинку сиденья. – Самое смешное, они совершенно не знают русского языка. Вот что, по-твоему, означает фраза: «Он остановился и отстегнул ноги»?

– Ну, человек-инвалид…

– А вот писатель Александр Прозоров таким образом описывает, как велогонщик крепление на педалях отпускает. Или вот товарищ Рапперт, перевел: «Джим зажал руку жены в своей огромной красной пятерне и начал протирать пыль». Или «Он выехал на велосипеде по направлению к пяти точкам» [23] . «“Марс для ребенка опасен?” – этот глупый вопрос она задавала всегда, когда собиралась что-то спросить». «Он с такой силой сжал свои белые, ровные, крепкие зубы, что они заскрежетали». В общем, как говаривал член союза писателей Вадим Чистобородов, «… он взвыл мелким бесом».

– Боже мой, и вы это печатаете?

– Это еще ерунда. Рапопорту хоть объяснить ошибки можно, а вот есть некий товарищ Шубрин, который пишет так: «Неряхи отломили себе хлеба от большой, двухметровой булки и окунули ее в деревянную лохань». «Есть только два пути: или мудро, в напряжении искать постижения Духа, или бревном ложиться в гроб». «Но минуло два дня, и ребенок задышал». Или «Под вечер Магик свалился в лихорадке и не мог стоять на ногах». «Найл слушал с участливым лицом, а у самого мысли бродили в другом месте». «Просторные улицы и площади просто кончались там, где начиналась сельская местность». Так вот он категорически протестует против любых исправлений в своих переводах. Рублев номер два.

Тем временем мы перевалили через железнодорожный переезд, въехали в лес. Я принял в сторону и остановился.

– Подожди пару минут, я сейчас.

Лена тоже вышла из машины, огляделась.

– «Казалось, этих деревьев никогда не касался топор дровосека», – процитировала она.

– Сейчас, коснется, – пообещал я, открывая багажник. – Что еще говорят ваши авторы по этому поводу?

– «А кто здесь живет? – спросил Дарус, оглядывая дремучий девственный лес».

Как раз никто здесь и не жил. Маленькое лесное озерцо в десятке километров от городской черты я обнаружил случайно, когда нас от «Светланы» гоняли в совхоз сено убирать. В озере чистейшая вода – один раз я самолично рака поймал, а это самый надежный признак. К тому же оно находилось слишком далеко, чтобы горожане бегали сюда пешком, а никакого транспорта в этот глухой угол не провели. По выходным к озеру съезжаются автовладельцы, но по будням берега его обычно пусты. Вот только хворост в радиусе полукилометра давно собрали, и дрова нужно везти с собой.

С заготовкой топлива управились минут за десять, тронулись дальше, и вскоре, свернув с асфальта, мой «Мерседес» неторопливо покачался на кочках широкой грунтовки и остановился в трех метрах от воды. Напротив, на противоположном берегу, зеленел потрепанный жизнью «Москвич», но хозяева его, похоже, уже собирались восвояси.

– Ну как тебе здесь?

– Здорово! – Елена выскочила из машины, скинула туфли и по колено вошла в воду. – Теплая!

– Тут ты должна произнести подходящую по случаю цитату.

– Запросто! – Она повернулась ко мне. – «Все птицы, кроме чаек, мигрировали, но некоторые тюлени остались».

Я не выдержал и расхохотался.

– Искупаться хочется, – вздохнула она.

– Так ведь все озеро твое!

– Ага. Только я купальника не взяла. – Леночка попыталась меня обрызгать, но капли не долетали, падали в пыль и скатывались в серые шарики.

Пока она таким образом развлекалась, я расстелил газету и выложил на нее круглый полосатый арбуз. Аленка издала восторженный вопль и немедленно пристроилась рядом.

– Боже мой, я ведь полдня не ела!

– Сейчас, – я добавил на импровизированную скатерть несколько огурчиков, пару помидоров и пирожков. – Прошу к столу.

«Москвич» на том берегу громко затарахтел.

– Как воспитанные люди, они решили оставить нас наедине, – усмехнулся я. – Пирожки бери, это сосиски в тесте.

– Сергей, я не ем мяса.

– Откуда там мясо? Это же сосиски.

– Все равно, – не приняла она шутки. – Это плоть убитого существа. Есть мертвечину – нехорошо.

– В том-то и дело, что это мертвечина, и ее можно есть спокойно, – заговорил во мне дух противоречия. – Это уже мертвая плоть. Намного ужаснее, когда несчастную жертву поедают живьем. Представь, как счастлива была она, растя под солнцем, но грубые руки срывают ее, бросают в темный холодный угол, и ей приходится напрягать все силы, использовать все резервы, чтобы не погибнуть, чтобы сохранить искру жизни, но ее опять берут, – я подхватил с газеты огурец, – впиваются зубами, и, пользуясь тем, что она не может, не умеет вопить от боли, начинают перемалывать ее, еще дышащую, страждущую, своими безжалостными челюстями…

– Ты что, хочешь оставить меня голодной? – возмутилась она. – Замолчи немедленно!

– Молчу, молчу, – поднял я руки, сходил к машине за ножом и сладострастно принялся вскрывать арбуз.

Полосатая ягода попалась сочная, брызжущая сладкими брызгами во все стороны. Некоторое время мы молча объедались. Потом я, под завистливым Леночкиным взглядом, окунулся в озере и принялся разводить костер.

– Ты что, еще и картошку взял? – поинтересовалась она.

– Нет, —пожал я плечами. – Забыл.

– Тогда зачем огонь?