В небе - пикировщики ! - Алексей Федоров

Разгоряченные, обедаем. В столовой шумно. Люди, почувствовавшие наконец радость боевой сплоченности, оживленно обмениваются впечатлениями только что завершенного успешного вылета.

В разгар этой трапезы в столовую входит капитан из штаба корпуса.

- Товарищ командир, пакет от генерала.

- Спасибо, товарищ капитан. Присаживайтесь, отобедайте с нами.

Под рукой в крошку рассыпается сургуч печатей. В пакете - "Радиоперехват". Прочитываю содержание.

"Спасибо комкору. Это как раз то, что нам нужно сейчас",- думаю я и в воцарившейся тишине встаю.

- Дорогие товарищи! - говорю я.- Мы сегодня отлично поработали, внесли крупицу в наше общее дело. Враг в смятении.

Послушайте радиоперехват депеши Паулюса фюреру: "Сталинград нам больше не удержать. Умирающие с голоду, раненые и замерзающие от холода солдаты валяются на дорогах. Прошу разрешения пробиваться наличными силами на юго-запад и выслать самолет для вывоза специалистов. Из... списка меня исключить..."

Радостные улыбки летчиков. Мой взгляд останавливается на лице Ивана Глыги. Глыга поднялся из-за стола, надел шапку, с завидным строевым изяществом взял под козырек. В эту незабываемую минуту остро почувствовалось: в 39-й ближнебомбардировочный авиационный полк возвращалась воинская слаженность.

Трагедия в Гартмашевке

Окончательно наш полк возродился не в этой радости, а в печали- глубокой и гневной. Много лет минуло с тех пор, а Гартмашевка и поныне приводит меня в содрогание.

17 января 1943 года заместитель Командира 2-й эскадрильи капитан Константин Смирнов показал нам в штабе этот пункт на карте. Час назад он возвратился из успешного налета, и голос его звучал радостно.

- Круто пикируя,- говорил капитан,- наша девятка вывалилась из облаков прямо над целью. Удача редкая: бомбы легли по двум эшелонам, только что ставшим под разгрузку. Вот посмотрите...

Смирнов оторвал палец от точки на карте и, протянув три большие фотографии, добавил:

- Это старший лейтенант Николай Прохоров, мой штурман, снимал.

От еще не просохших фотоснимков как бы потянуло гарью. На одном снимке вдоль четких железнодорожных линий сквозь пелену дыма видна угластая рвань остовов сожженных вагонов; на втором их больше; на третьем - дымы запеленали цепочку железнодорожных цистерн, над которыми поблескивают языки пламени...

Через восемь дней благодаря стремительному продвижению войск нашего фронта, отогнавших Манштейна из Котельниково, 39-й полк оказался в Гартмашевке. Благополучно приземлили мы своих верных "Петляковых" на аэродром, лишь недавно покинутый гитлеровцами. На этот раз машины были перегружены не бомбами, а людьми и техническим имуществом: обстановка требовала немедленных действий прямо отсюда.

Первое, что приятно поразило на аэродроме в Гартмашевке,- это около сорока новеньких, готовых хоть сейчас к вылету фашистских самолетов. Они стояли в строгом порядке вблизи от взлетно-посадочной полосы. Противник бежал поспешно. Хваленые вояки побросали даже машины. Это результат удара советских танкистов, поддержавших наступление 1-й гвардейской армии.

Осмотрев фашистские самолеты, мы побывали на железнодорожной станции. Здесь тоже было чему порадоваться. Нашими налетами разметано шесть вражеских эшелонов. Состояние станционного хозяйства и подъездных путей позволяло суток за двое восстановить железнодорожный узел. Перед глазами как бы ожили снимки, показанные Костей Смирновым. Склады с продовольствием, военным имуществом, боеприпасами и даже с горючим остались нетронутыми.

В приподнятом настроении возвращались мы на аэродром. Хлопот предстояло не так уж много: вызвать саперов на станцию; столковаться с командованием о переброске в глубокий тыл фашистских самолетов; принять под охрану склады, передать командованию трофейный автотранспорт, отобрав все необходимые автомашины. Словом, с этой базы можно начинать боевую работу хоть завтра.

Бодро шагаем по полю, внимательно осматриваем взлетную полосу, оцениваем оборудование аэродрома. Возле одной стоянки задержались. И вдруг замечаю: группа летчиков, громко переговариваясь, гурьбой двинулась к краю аэродромного поля, на который как бы набегал из лощины лесок. Через минуту-другую голоса там сразу оборвались. Наступившая тишина чем-то обеспокоила. Я направился к летчикам и нашел их стоящими с обнаженными головами. Меня пропустили вперед. На ходу снимаю шлемофон.

Недавно выкопанный капонир едва припорошен снегом. Мгновение, другое - и в страшной неровности снега различаю жуткую картину: мужские, женские, детские трупы... У некоторых руки заломлены назад, и прикручены проволокой.

- Сколько же здесь замученных?!

Шепот лейтенанта С. Карманного кажется сейчас криком. Высокий, но сутулый, этот парень как-то сразу выпрямился, стал еще выше ростом.

Прибывший на днях в полк новый замполит майор Николай Сысоев стоял хмурый, о чем-то раздумывая. И вдруг сильно обнял Карманного, поправил сжатым в руках шлемофоном рассыпавшиеся по высокому лбу белокурые волосы и четко ответил:

- О том фашистского коменданта спросить надо.

- Надо!..- с надрывом выкрикнул Костя Смирнов.

Вдали показались люди. Оборванные и скорбные, медленно, как бы чего-то еще опасаясь, приближались они к нам. Майор Сысоев шагнул вперед и скорбно заговорил:

- Дорогие друзья, товарищи! Над этой могилой зверски замученных фашистами соотечественников поклянемся отомстить за гнусное поругание!

Так начался тот страшный, сам собой возникший митинг.

- Сто пятьдесят семь,- назвал кто-то цифру.- Сорок девять брошено на дно капонира заживо. Среди них три танкиста, задолго до подхода главных сил ворвавшиеся на станцию и ранеными взятые в плен.

Вместо того чтобы обороняться с воинским достоинством, гитлеровцы бросились на расправу с беззащитными, а затем бежали, побросав даже боевое оружие.

Гневно заговорил молодой боец из батальона аэродромного обеспечения комсомолец Иван Ткачев:

- Тяжело, товарищи!.. Страшный в моей жизни момент. Хочу поделиться большим горем, жгучей ненавистью к врагу-зверю... В Гартмашевке находилась моя семья: отец Петр Савельевич, мама моя, Анастасия Семеновна, меньшой брат Петя... До прихода фашистов жили счастливо. Соседи у нас были: семья Косоговых и семья Драчевых. Пятнадцать человек... Вчера я думал, пришел радостный для меня день - освобождена Гартмашевка. Страшно рассказывать, что я увидел сегодня... Пожарище да изувеченные трупы. Нет теперь у меня ни отца, ни матери, ни братишки... Уцелевшая соседка Драчева рассказала: "Прятались мои в погребе. Фашисты выволокли их оттуда, затащили в дом и стали расстреливать из автоматов. Раненых добивали прикладами. Стонавших, умирающих людей топтали тяжелыми сапогами, Девушек резали ножами. Прикладами разбивали головы младенцев..." Клянусь до последней капли крови мстить врагу!