Серийный бабник - Дарья Калинина

– Кто вам разрешал оставаться в этом доме? Где вы, там обязательно покойник! Вы обе – просто стихийное бедствие. Вас нужно запереть в четырех стенах. И никуда не выпускать! Никогда!

– Посадите уж нас сразу на электрический стул! – возмутилась Кира. – И вообще, при чем тут мы? Валькирию отравил кто-то из родни ее жениха. Это их она всех достала своими выходками. А мы с ней были едва знакомы!

И, бросив трубку, Кира поискала взглядом коньяк.

– Его забрал с собой Виктор Алексеевич, – подсказала ей Леся.

– Он же не пьет!

– Сказал, что заботился о своем здоровье только ради того, чтобы в доме все шло тихо-мирно. Но теперь… Теперь он на свое здоровье плевать хотел. И вообще хочет умереть.

– И по этой причине взял коньяк?

– Да.

Кира задумалась. Изъять коньяк у Виктора Алексеевича можно было только силой. Ишь как он в него вцепился. Но там в кухне она видела еще ликеры. Конечно, это не самое лучшее успокаивающее средство для ее нервной системы. Но с кофе пойдет. Однако на кухне быстро выяснилось, что ликеры испарились совершенно бесследно. Видимо, прислуга сочла убийство невесты молодого хозяина достаточно веским поводом, чтобы тоже начать снимать стресс посредством спиртного.

Выручил девушек дядя Митя. Подруги обнаружили его сидящим в холле и в ожидании приезда милиции потягивающим что-то спиртосодержащее из довольно вместительной плоской серебряной фляжки. При виде подруг он попытался спрятать ее в своей пижаме. Но действовал недостаточно быстро. Подруги его рассекретили.

– Угостите и нас, – попросила Кира.

Без особой охоты он все же плеснул подругам из своего сосуда в два серебряных стаканчика, которые стояли в витрине напротив входа. Тут была различная серебряная посуда, начиная от массивных старинных кубков и огромных блюд с изображениями сцен охоты и пиршеств и кончая крохотными, не больше наперстка, рюмочками.

– Вот так, девчонки, – произнес дядя Митя, когда они все трое по его предложению выпили на брудершафт. – Сначала Борьку убить пытались, теперь на Виктора та же напасть перекинулась.

Кира встрепенулась и, подняв голову, пристально посмотрела на дядю Митю.

– Ты думаешь, что убить хотели Виктора Алексеевича?

– Яд ведь был в его отваре, – кивнул дядя Митя. – Девчонка только по случайности глотнула из стакана. Обычно-то она ничем не хворала. Сколько ее знаю, ни разу не чихнула. И прошлой зимой, когда грипп всех в доме и в городе валил с ног, она одна без таблеток обошлась. Так что лекарства Витькины ей были до фени.

Подруги задумались. У них была информация, что Виктор Алексеевич отказывался принимать у себя в доме Валькирию. И вдруг выясняется, что она тут была частой гостьей, ее тут хорошо знали. И она даже помогала ухаживать за больными во время эпидемии гриппа.

– Ну да! – подтвердил свои слова дядя Митя. – Она же Борькина невеста. Дело это было решенное. Так что Ирка была почти что членом семьи. Во всяком случае так к ней все относились.

Новость за новостью. Просто удивительно!

– Но странно другое, – произнес дядя Митя. – Зачем девчонка пошла в комнату Людмилы?

Это и в самом деле было очень странно. Особенно, учитывая тот факт, что сама Людмила в это время дышала свежим воздухом на улице. Тоже, кстати говоря, необъяснимый факт. И, не сговариваясь, подруги встали со своих мест.

– Мы вас оставим.

Дядя Митя даже не счел нужным скрывать свою радость. Он с теплотой и нежностью смотрел на свою фляжку с уцелевшим от нашествия подруг содержимым и больше ничем не интересовался. А подруги направились к спальне Виктора Алексеевича, где должна была находиться и Людмила. Ей они собирались задать несколько вопросов. В частности, и о том, что могло понадобиться в ее спальне Валькирии? Зачем она туда пришла?

Но подруги не успели задать Людмиле свои вопросы. Потому что, подходя к дверям спальни, услышали резкий женский голос. Он принадлежал Рине.

– Папа, ты должен избавиться от этой дряни! Ты сказал, что все держишь под контролем! И что в результате? Эта тварь продолжает свои непотребства!

– Риночка, что за слова, – попыталась утихомирить разбушевавшуюся дочь ее мать.

Но Рина ничего не желала слушать. К ее голосу присоединился еще и неслабый голосок Нины. Вдвоем они так нападали на Виктора Алексеевича, что подругам даже стало жаль старика. Но о чем это они? Кто дрянь? И что за непотребства она продолжает творить?

– А что вы тут делаете?

Подруги дружно обернулись и обнаружили, что позади них стоит и с удивлением смотрит на них сама хозяйка дома.

– Люда, вы тут? – смешавшись, произнесла Кира. – А разве вы не там?

И она, окончательно смутившись, ткнула пальцем в сторону спальни Виктора Алексеевича.

– Нет, – безмятежно произнесла Людмила. – Муж попросил, чтобы я приготовила ему ромашковый чай. Его любимый.

И она показала стаканчик с бледно-желтой жидкостью. Над стаканом поднимался пар. И подруг передернуло. В этот момент до ушей Люды донесся очередной вопль Ниночки по поводу «распутной дряни», и на лицо молодой женщины набежало облачко. Но затем она решительно расправила плечи.

– Простите меня!

В спальню Виктора Алексеевича она шагнула с таким видом, словно входила в клетку с дикими тиграми. А вместо подноса со стаканом ромашкового чая – безвреднейшего в мире напитка – у нее в руках, по меньшей мере, хлыст со свинцовым наконечником. Но стоило ей шагнуть за порог, как Нина с сестрой моментально заткнулись. Из чего подруги сделали вывод, что «распутная дрянь» – это и есть их молодая мачеха. Интересно, из чего падчерицы сделали такой вывод? Не может быть, чтобы он основывался только на их антипатии к ней. Должно быть что-то еще для подобных обвинений.

Между тем наступило суматошное утро. Оно ознаменовалось появлением в доме бригады медиков и опергруппы. И если первые вели себя деликатно и вскоре уехали, забрав тело Валькирии, то оперативники покидать дом не торопились. Явно считая, что в нем для них есть богатое поле деятельности. И, собрав в холле всех обитателей, они приступили к работе.

– Начнем мы с того, что поговорим со всеми свидетелями случившегося убийства гражданки Ирины Кудряшиной, – заявил один из оперов, которых Слепокуров притащил с собой.

Толпа обитателей дома встрепенулась, заволновалась.

– Но мы ничего не знаем про убийство!

– Мы спали, когда это случилось!

Однако оперативник был непоколебим.

– Что-то всегда можно припомнить, – заявил он. – Нужно лишь постараться.

Толпа невыспавшихся и потому злых и раздраженных людей снова возроптала. Но открыто возразить никто не посмел. И оперативники, разбив свидетелей на группы, принялись с ними работать. Подругам выпало беседовать с тем самым старшим опером – Никитой, который и занимался организацией бесед со свидетелями.

Старшему оперативнику едва ли исполнилось двадцать семь – двадцать восемь лет. И ростом он был невелик. Чуть выше Леси, но значительно ниже Киры. Даже до метра семидесяти бедняга не дотягивал. И при этом был упитанным – ну чисто колобок. Да еще на пальце у него красовалось тонюсенькое, но от этого не становившееся менее обручальным колечко.

– Ты посмотри! – прошептала Кира подруге, выразительно косясь на правую руку Никиты. – Даже таких смешных мужиков наши бабы разбирают!

– Увы, – скорбно произнесла Леся, которой ужасно хотелось спать и совсем не хотелось беседовать с Никитой.

Но пришлось. Подругам была задана куча вопросов по поводу их имен, домашнего адреса и возраста. Похоже, Слепокуров решил отомстить им таким образом. И лишний раз подчеркнуть, что между ними возможны только официальные отношения. И если подруги в чем виноваты, то ответят по всей строгости закона. Он лично их выходки покрывать не намерен.

Никита был настроен вполне благожелательно. Хотя расспрашивал подруг очень подробно. И все ответы записывая на листы бумаги. Вся эта мутотень закончилась лишь часа через полтора. Обессиленные подруги поплелись к себе, невольно пожалев Никиту, которому еще предстояло допросить кого-то из охраны.

Внезапно до них донесся женский голос:

– Ну что вы ко мне прицепились с этим отваром? Ну да! Я его варила! Только что с того? Мне от смерти хозяина никакой выгоды нет и быть не может!

– А вы оставляли приготовленное лекарство без присмотра?

– Конечно! Что за ценность такая! Сварила, как полагается. И оставила, чтобы настоялся. Он же на травах, им настаиваться нужно. Будто бы не знаете!

– А сами ушли?

– А сама ушла!

– Кто же мог подсыпать отраву в отвар?

– А вы на меня так не смотрите! Я вам уже сказала, нет на мне греха! Да вы бы лучше у старшенькой-то спросили бы!

– У дочери Виктора Алексеевича?

– У ней самой!