Антагонист всего сущего - BesPis

близкий. Он разбился, как и любая слабая система, не выдержав угрозы, оттого поддался слепой мести. Нет, он не Каратель из комиксов, а какой-то жалкий таракан, принявший решать проблему таким тупым способом.

— Хватит провоцировать моих людей. У нас обычная прогулка, а не день закладки антиобщественной розни, — пропесочила меня Джинн, едва не формируя морщины от хмурого выражения лица.

— Прости. Я и правда перестаралась, — признал я, слегка кивнув. — Не выдержала.

— Впредь вы-дер-жи-вай.

— Так точно, мэм. Однако я ничего не закладывала, Джинн. Всё и так подготовлено для подобных споров.

— Без тебя знаю.

Кли, будучи свидетельницей, увидела воистину ужасную картину. Момент, когда хорошо знакомые люди зверели от боли, теряли рассудок и шли, мягко говоря, против своих же. Возможно, что в её жизни только что изменилось. Тем не менее, Джинн закончила экскурсию, полностью удовлетворив меня, а затем я решил подняться на главную предсоборную площадь. Мы много болтали, пускай и между нами шла вражда. Житейские темы помогли нам понять друг друга, даже сойтись во мнениях, из-за чего недавний случай окончательно исчез из памяти. Какой бы строгой, холодной и враждебной она не казалась, я всё равно видел в ней доброго, справедливого и правильного человека-идеалиста, очевидно намеренный сохранить прежний уклад жизни без жертв. В принципе, на протяжении этой же экскурсии она показала мне, что никакого лицемерного спектакля на самом деле не было. Моё прибытие не сильно сказалось на обстановке в городе, даже если многие попросту сдерживались.

Жители и монашки на площади вели себя так, как вели бы себя в обычное время, будто Ноксгвардии не существовало. Я был поражён. Общество хваталось за последние ниточки спокойного времени, но не обманывало себя, а действительно считало это возможностью. Пускай сам факт спокойствия обманчив, но обычные люди верили в него и пытались сохранить эту веру. Удивительная идеология свободы, стремления к ней, нестандартная борьба за неё сквозь простую жизнь, которая не подвергнется разрушению из-за какого-то там кризиса. Я, наблюдая за этим, не видел здесь слабости. Это стойкость, приверженность идеологии. Джинн и я в итоге встали на самом краю и смотрели на город, просто наслаждаясь приятной солнечной погодой.

— Зачем тебе нужна война? — поинтересовалась Джинн.

— Мы на прогулке, — напомнил я.

— Прогулка уже разрушилась, когда на тебя полезли с мечом.

— Я не вижу здесь того, что мне бы понравилось. Не подумай, я не называю ваше общество, культуру и так далее ужасными, но я не могу найти здесь своё место. Однако я вижу то, что смогу сделать…

Впервые в голову пришёл конкретный образ будущего мира, который удовлетворит мою потребность в идеальности системы. Эскиз моего будущего — это абсолютная власть, единое государство, в котором состоят те или иные фракции. Все они подчиняются именно системе, а не своим индивидуальным целям. Не важна культура, раса и мировоззрение, главное — работа на благо единства системы. Всё и вся под одним колпаком, причем без самого главного лидера. Да, никто не будет самым главным, даже я. Моя задача — это создание и объединение фракций, которые смогут сосуществовать и поглощать остальные миры самостоятельно. Своего рода, я режиссёр или архитектор. Саливан и его армия — первая фракция, но затем будут другие. Теперь же мне осталось превратить противоречивый эскиз в нечто дельное, в противном случае всё обернется ужасно…

— В общем, — продолжил я, — вы стоите на моём пути. Навряд ли мы договоримся.

— Так чего ты хочешь?

— Баланса между единством и многообразием элементов.

Идеологические и философские вопросы для обсуждения заглохли на полпути по моей инициативе, так как требовалась доработка. Я, попутно сравнивая себя с каким-нибудь импровизационным революционером, перевёл тему на самые стандартные… по меркам Мондштадта. Что здесь уникального? Я уговорил Джинн, чтобы Эмбер научила меня летать на планере. Всегда хотел ощутить чувство полёта на дивном «инструменте» любого путешественника в реальности, будучи в твёрдом нормальном теле. Как ни странно, скаут одобрительно отозвалась на мой каприз и с ярой охотой рассказывала об общих правилах планирования, порой заигрывая со мной блиц-вопросами. Я ощутил себя как-то даже легче, чем раньше, погрузился в бытовуху Эмбер и вслушивался в каждые её слова, ловко слетающие с подкованного языка. Да что там, даже Джинн, стоящая в сторонке, была удивлена здравому подходу девушки…несмотря на очевидные переживания за Барбару.

Однако не всё было так хорошо, как хотелось. И я, и Джинн заметили, что на площади тусовалось подозрительно большое количество Игроков, явно заинтересованные конкретно во мне. Практически все являлись искателями приключений разного пошива, среди них особенно выделялись неформальные лидеры, как, например, молодой парень-азиат с лысой головой. Он аккуратно и даже бережливо общался с товарищами, держа авантюристкие позывы в узде, но смотрел на меня он с явной угрозой. Либо под его руководством за мной просто наблюдали, либо же готовились провернуть нечто противозаконное.

— Джинн, — я вдруг перебил Эмбер, с коварной улыбкой смотря в сторону остального города, — а ты точно всё контролируешь?

— Мне доверяют, и я им доверяю, — неуверенно ответила магистр. — Всё нормально.

Сейчас нормально, но я чувствовал, как все были близки к разногласиям. Целый день вижу одно и то же. Непонимание. Злость. Неопределённость. Лишь авторитет не только Джинн, но и Ордо Фавониус держал особо предприимчивых личностей под контролем и не позволял выходить за рамки, но ключевой проблемной частью общества продолжали оставаться именно Игроки. Куда более инородные твари, чем они себя выставляли. Якобы прижились к местному миру, но на самом деле утонули в своих корыстных желаниях заменить Итэра как главного героя, стать значимее и влиятельнее. Даже те, кто не знал игры, стремились к возвышению над другими. По большей части, конечно, важно считать и других Игроков, живущие по правилам, но ситуацию лучше это не сделает. Я готов был поспорить, что немало присягнуло к Фатуи или к аристократам Мондштадта, желая заполучить власть. В принципе, я недалеко от них ушёл, но возможности у меня куда более интересные и самобытнее. Если получится, я приручу этих непослушных собачек и покажу, что значит быть слабыми, которые послушно стелются под сильной системой. В противном случае, я их ликвидирую.

— Давайте полетаем, — вдруг предложил я, без страха забрался на перила площади и, увидев десятки метров внизу, радостно расхохотался. — Боже, как хочется попробовать!

Мне выдали планер, у Эмбер был планер, у Джинн, к удивлению, тоже был планер. Поэтому моя инициатива была одобрена безоговорочно не без влияния сомнительных Игроков. Я, конечно, полетел по всем правилам, но прекрасно чувствовал, насколько же был деревянным и тяжёлым для