Москва(-90) - Михаил Леккор

ГУЛАГа не вытащишь. Малолетним дитем ее всяко не сделаешь, а взрослую можно только на работу.

Пришлось взять. Красивая, фигуристая, и, к сожалению, сильно несчастливая. Ведь арестовали не ее, родителей, а ее взяли только навеском, как малолетнюю. Это потом, дождавшись, когда лет стало побольше, лагерная «Тройка» и ей всадила срок и по 58 статье. А потом и родители умерли, осталась она одна и без вины виноватая.

Так что пусть работает официанткой и радует глаза председателя Всеславянского Комитета. На большее Сергей Александрович и не претендовал. И по малолетству, и из-за жены.

Кстати, жена. Мария Федоровна, видя, как муж буквально пожирает глазами официантку, довольно сильно пнула его по ноге. Ай!

Перевел взгляд на жену. Та демонстративно почесала подбородок, намекая, куда его будут бить при случае. С ней станется. Еще до него сержант Кормилицина проходила курс ручного боя. И Сергей Александрович, любопытствуя, с дуру попросил ее показать результаты. Ага, размазала по полу, хотя он только показать.

Дождавшись, когда девушка уйдет, укоризненно сказал жене:

- Что ты бьешь меня по многострадальной ноге. Вспомнила, что из НКВД, хочешь доделать работу следователя?

Мария Федоровна оторвалась от принесенного ужина, прокомментировала:

- По-моему, тебе готовят отдельно. Во всяком случае, эту овсяную кашу я в перечне блюд не видела. А по поводу пинка… надо было тебе еще раз дать и не по ноге, а между ними, как раз в мужское достоинство. Ты так на нее смотрел, будто глазами и раздевал, и общупывал и даже на нашу семейную постель завалил.

- Ого! - удивился Сергей Александрович искренне, - а ты, оказывается, умеешь мечтать. Только, я думал, у тебя сны про мальчиков, а ты, можешь и про милых девочек! Очушееть и не встать!

Мария Федоровна что-то пробормотала, но попаданцу показалось, что благодарности там и не пахло. Потом она рявкнула:

- Ваше высочество, мерзавец такой, что вы говорите! Мне самые грубые и подлые следователи из НКВД не говорили худшего! Я требую извинения!

Попаданец, понимая, что сильно закосячил и сейчас ему попадет от жены и не только словесно, но и физически, руками там и ногами, только вздохнул. Кушать хотелось все более активно, да и ужин явно остывал, ну а куда денешься?

Посмотрел на лицо жены, на котором было горящее желанием заставить его извинится, но перед этим сделать ему больно. Вот ведь женщина! Как будто ему и без этого не тяжело?

Встал перед ней во весь свой довольно немалый рост, милостиво разрешил, мол, бей, жена, пока я добрый, разрешаю. Да его уже за это можно хорошенько поколотить! Но затем он сказал такое, от чего у ней исчезла всю злость.

- Дорогая, - сказал он ненароком, - только по самому лицу крепко не бей, а то мне еще сегодня к товарищу Сталину идти, боюсь, он неправильно поймет, увидев на голове синяки и шишки.

Тут надо отметить, что для советских людей того времени И.В. Сталин был нечто вроде живое божество и Мария Федоровна ничуть в этом отношении не выделялась. Узнав такую сенсационную новость, она немедля забыла свои кровожадные желания и только спросила:

- А почему я этого не знала? Ты мне не врешь случайно?

О-ох, любая женщина считает себя откровенным пупом мира и хочет, как минимум, все знать, а еще лучше жить и творить в самом активном центре этого мира. Попробуй, объясни ей такую реалистичную картину, она не только захочет тебя избить, еще и уйдет из семьи и станет снова сержантом госбезопасности.

Встав перед такой дилеммой, он просто замолчал, но при этом скорчил такие рожи, что Мария Федоровна все поняла, размягчилась, буркнула мужу, что-то нечто подобное, дескать, ешь ужин, пока теплый, а то потом будет не вкусный.

Что и требовалось доказать. Все-таки женщина, когда со своими совершенно нереалистическими желаниями встречается с суровой прозой жизни, то теряется и первым делом начинает приставать к мужу, перед этим обрабатывая, как паром, своей лаской.

Сергей Александрович, как ни в чем не бывало, сел за ужин, имея в виду, что у него очень мало времени. Он не женщина, он не считает, что реальность можно легко избежать своими субъективными желаниями, а товарищ Сталин вскоре покушает и поинтересуется, где это сволочь великий князь Романов-Советский? До этого ему надо обязательно поесть, чтобы не оказаться голодным при встрече в Кремле.

Думая так, он аппетитно проглотил ложку щей. М-м, мясные, на свежей капусте, и повар знает, как их приготовить. Специфика жизни в ХХ веке была такова, что она была довольно тяжелой и простой, но от этого более здоровой. Например, даже ответственный работник ел простые кушанья, при этом имея мясо или рыбу, молочные продукты. Вкус от этого страдал, но желудочно-кишечный тракт был здоровее.

Пока великий князь поглощал пищу – сначала щи, потом овсяную кашу, и заканчивая чаем с кусками белого хлеба, его жена так сказать помогала – подкладывала хлеб, соль, если надо, подливала очередное блюдо. Нет, хотя она и была его жена, но в обязанности ее это не входило, он был взрослый мужчина, а она не опускалась до уровня рабыни. Логика подсказывала, что милейшая жена Мария Федоровна, скорее всего, что-то хочет и сейчас будет просить.

Поел и поднялся в телефонную комнату (надо, наконец, поставить телефоны в рабочий кабинет!). жена, словно привязанная веревкой, шла следом, показывая глазами, руками, даже телом, мол, возьми меня с собой, я потом тебе отслужу, как ты хочешь!

Как ты хочешь. Мужчина знамо что хочет, а жена его понятно, что может, а как говорить Хозяину желание жены, мол, хочет она в Кремль, просто разрывается. Не пошлет ли Вождь их обоих подальше?

Позвонил. Секретарь А.Н. Поскребышев на этот раз звонку обрадовался. Оказывается, (вот ведь добрая душа!) он уже сообщил Хозяину и И.В. Сталин приказал немедленно приехать или позвонить ему.

Попаданец Сергей Логинович простодушно хотел было приехать в Кремль, но секретарь был в ужасе от такого желания.

- Сначала необходимо позвонить Хозяину, а потом уже ехать! - сказал, как приказал А.Н. Поскребышев. Сергей Александрович вздохнул, посмотрел на жену. Та сидела в такой позиции, что любому чужаку было ясно – живой муж не прорвется, пока не позвонит в Кремль и не скажет ее желание.

О-ох, ахти мне, бедному и сирому, - опять вздохнул попаданец, - сам ведь голову сую в голову льва, как бы не лишиться ненароком.