Место для радуги - Максим Гаспачо

Находясь в этих местах я стал понимать истины, на которые у простого обывателя, находящегося на так называемой «свободе», скорее всего, просто не хватает времени. Эта истина заключается в том, что человеческое общество болеет тяжелой болезнью, а «система» — это внешнее проявление этой болезни. Мысль о том, что существующая модель общества на корню не правильная, всё сильнее укреплялась в моем сознании. Это сопровождалось чтением духовной и философской литературы. Я понимал, что эта тюрьма и всё, что в ней происходит, является лишь следствием искажения вышестоящей модели и что эта болезнь, этот вирус, за несколько коротких как миг тысячелетий распространился по всему земному шару, выдавая истинное за ложное, а ложное за истинное.

Возможно, я никогда не пришел бы к этому выводу, торгуя компьютерами или попивая с подругой пиво в кинотеатре, но слишком высока была цена этих открытий. Когда я прочитал серию книг «Звенящие кедры России», все мои умозаключения подтвердились: «система» была дурманящей иллюзией, порабощающей сознание людей. Человек может и должен жить независимо ни от каких рамок, в гармонии с природой и в единстве со Вселенной. Именно тогда в моей тетрадке появилась такая запись:

…Надежда говорит, что всё впереди и заставляет двигаться дальше. Ты закрываешь глаза и явно видишь свою мечту — окруженную лесом полянку, речку, яблоньку, родничок. Твоя дочка радостно бежит к тебе по траве и бросается в твои объятия. Ты — здоровый и ещё достаточно молодой, берешь её за ручки и с безграничной любовью глядишь в её ангельски чистые и прекрасные глаза. Природа вокруг дышит любовью. Она, твоя дочурка, наверное, даже не догадывается, как безумно ты её любишь. Ты с трудом сдерживаешь наворачивающиеся на глаза слезы счастья, а она, этот светлый ангел, рассказывает тебе про то, что ей приснился непонятный сон.

— Какой? — спрашиваешь ты её, а она говорит:

— Папочка, мне приснились мрачные и больные люди, которые живут в непонятном месте, где все каменное и грязное. Там огромные каменные дома, в которых живут много людей, и они не любят друг друга…

Она рассказывает тебе свой сон, и ты понимаешь, что ей приснился город. Как он закрался к ней здесь, вдали от зла, от цивилизации? Вы живете в глухом лесу, где в округе нет даже ни одного поселка. Доченька, только бы ты поменьше думала об этой грязи. Она заканчивает свой рассказ и спрашивает:

— Что это за место, папочка?

Но ей не нужно знать о том мире, чтобы ни одно семечко зла не проросло в её душе. Ей не нужно знать, что такое боль и страдание; ей не нужно знать, что такое богатство и нищета; что такое власть и система; что такое гордость и унижение; что такое преступление и наказание, грех и искупление… И ты отвечаешь ей:

— Не знаю, доченька. А как ты думаешь?

Она немного поморщит лобик, раздумывая, а потом ответит:

— Я тоже не знаю, папочка, но мне кажется, что это нехорошее место.

Ты улыбнешься, поцелуешь её в лобик и скажешь:

— Значит, и не надо о нем думать, мой цветочек.

Она обнимет тебя, и ты, в который раз, зажмуришь глаза и скажешь в душе: «Спасибо тебе, Отец мой Небесный! Спасибо за это счастье!»

Конечно же, после всего, что пришлось пройти, у меня не оставалось сомнений: Бог есть. Чтобы открыть для себя эту истину, пришлось ни много ни мало — повисеть несколько лет на волоске от смерти. Каждый раз, когда я попадал в очередную мясорубку системы, я начинал читать синюю книжечку, и ситуация вокруг меня потихоньку выправлялась.

Я стал более сдержанно относиться к людям, которые отрезали себя от внешнего мира уходом в круглосуточные молитвы. По их примеру я не поступал, но «Отче наш» выучил наизусть и время от времени читал эту молитву про себя.

Работая в компьютерном классе, я изучал новые приемы программирования. Через какое-то время ко мне обратился начальник режимной части.

— Ты написал очень хорошую программу для врачей, — сказал он. — Мог бы ты и для нас написать программу?

За все годы, проведенные на Онде, режимники впервые заговорили со мной по-человечески. Эти люди здесь решали все.

— Конечно, — ответил я. — Нет проблем.

На горизонте снова нарисовалась перспектива досрочного освобождения. Я начал писать программу для режимной части. В своей основе она почти ничем не отличалась от той «Системы учета и контроля», которую я создавал в МОБе, но была существенно шире по функционалу. Название новой программы объединяло в себе философские догмы об относительности пространства и времени и мое отношение к системе. Она называлась «ПУСТОТА». Для дяденек в форме это расшифровывалось как «Программа учета спецконтингента и таблица оформления трудоустройства автоматизированная», но Виталику из Колпино и некоторым другим «ученикам» компьютерного класса я пояснил истинное обозначение этого названия: мы все существуем в пустоте — весь мир от этой злополучной Онды и до самой далекой звезды существует исключительно в нашем сознании. Кроме сознания, наполняющего собой бездонную пустоту, ничего больше нет. То, что многие из нас оказались здесь, — это следствие отклонения от Вселенского сознания. То, что в мире есть Онда и подобные места, — это следствие отклонения от Вселенского сознания. Вся существующая модель государственной власти, разделившая мир на части, именуемая социумом, — это страшная болезнь. То, что люди не понимают этого, — это тоже следствие отклонения от Вселенского сознания. Именно поэтому наши анкеты занесены в программу «Пустота» — мы все отклонились от курса. Сознание, сияющее как Бог, существует везде и всегда, а мы — лишь его песчинки.

— Вам понятно? — спросил я.

— Давай лучше в героев поиграем, — побегав глазами, ответил Виталик.

Понимая, что материал не усвоился, я печально вздохнул.

— Давай.

Иногда мне даже не верилось, что в этом месте такое возможно — пока все заключенные стонали от гнета фашистского режима, мы играли в Героев по сети.

Вскоре Виталик освободился досрочно. Перед этим он позвал меня к себе и достал сотовый телефон.

— Это я оставляю тебе, — сказал он. — Спрячь понадежнее.

Я был очень удивлен. Сотовый телефон на Онде — неслыханное дело. Чтобы позволить себе так рисковать, нужно быть героем не только в игре, но и в жизни. Теперь этот риск ложился на мои плечи.

Раз в месяц в колонию приезжал выездной суд на рассмотрение дел о досрочном освобождении. Помимо компьютерного класса, я занимался ещё тем, что к их приезду переносил в кабинет, в котором проводится заседание, один из компьютеров для секретаря. На этом компьютере печатались постановления о вынесенных решениях и отдавались на руки заключенным. Пока проходили заседания, я сидел в приемной — на тот случай, если компьютер вдруг откажется печатать. Конечно, это был лишь предлог. Настоящей целью моего нахождения там было желание примелькаться перед глазами у судей.

У этих заседаний была одна особенность: когда судья выносит решение, все присутствующие ненадолго удаляются из кабинета в приемную. Видимо, судье требуется время, чтобы посоветоваться со своей совестью. В один из таких перерывов молодая девушка, которая была секретарем суда, села на скамейке недалеко от меня. Она показалась мне очень красивой, а главное — я не чувствовал от неё волн предвзятости и высокомерия, которые обычно исходят в сторону заключенных.

Мне было строго-настрого запрещено разговаривать с кем-либо из представителей суда. Режимники предупредили:

— Если с кем-нибудь заговоришь — вылетишь из компьютерного класса и поедешь в штрафной изолятор!

Это была внушительная угроза, но мне очень захотелось познакомиться с этой девушкой. Рядом с нами не было ни одного дяденьки в форме и я наплевал на страх:

— Как тебя зовут? — спросил я.

Она посмотрела на меня немного удивленно. Перед ней сидел коротко-стриженный зэк в тюремной робе. Больше всего я опасался, что она сейчас подойдет к кому-нибудь из режимников и скажет, что я к ней пристаю. Это была бы моя смерть. Но этого не случилось.

— Оксана, — ответила она.

— А я Максим, — представился я, всем существом выражая свое искреннее расположение и чистоту помыслов. — Ты не хотела бы, Оксана, улететь отсюда в Мексику?

Её лицо стало ещё более удивленным.

— А что в Мексике? — спросила она.

Я понимал, что в любую секунду судья пригласит всех вернуться в кабинет. Времени на знакомство было очень мало.

— Мексиканцы, — ответил я и быстро передал ей бумажку, на которой был записан мой номер сотового. — А ещё там тепло и…

Я не успел закончить предложение, потому что судья выглянул в приемную и позвал всех участников заседания в кабинет. Дело было сделано. Я обливался холодным потом. Только что я провернул немыслимую по меркам этого места операцию — знакомство с девушкой, которая к тому же ещё и секретарь суда. За этот разговор меня могли запросто посадить в ШИЗО, а если бы узнали, что у меня есть сотовый телефон, то я провел бы там весь остаток своего срока. Это был настоящий адреналин.