Кровавый след на песке - Росс Макдональд

Это был «ягуар» Леонарда, и он сам сидел за рулем. Мельком я увидел лицо человека, сидевшего рядом с ним. Бледное, плоское и овальное, как тарелка, на котором изображены плоские глаза, острый подбородок, покоящийся на бабочке в пятнышках. Я видел когда-то в газетах это старо-молодое лицо, как: раз после смерти Сигеля, когда по телевизору передавали слушания Кефовера, а также раз или два в ночном клубе, когда этот тип был окружен телохранителями, — то было лицо Карла Штерна.

Я старался держаться подальше от дороги, шел наискосок по пустынному месту в направлении автострады. Воздух становился прохладным. В надвигающейся темноте на небе сияла одинокая звезда. Я чувствовал себя несколько легкомысленно и думал время от времени, что эта звезда является чем-то, что я утратил: женщиной, идеалом или мечтой.

Жалость к себе преследовала меня, как бы учуяв мой след. Это чувство было невидимым, но я ощущал его кошачий запах. Один раз или даже дважды оно ласкалось, приблизившись к моим ногам, но я дал ему пинка. Ветви багряника цеплялись ко мне и хихикали надо мной.

Глава 14

Четвертая машина, которой я посигналил, остановилась. Это был старенький автомобиль, с парой лыж, прикрепленных к крыше. За рулем сидел студент, возвращавшийся в Вествуд. Я ему сказал, что моя машина перевернулась по горной дороге. Он был еще молод, без лишних вопросов поверив моему рассказу, и достаточно воспитан, разрешив мне заснуть на заднем сиденье.

Он подвез меня к приемному покою больницы Святого Джона. Местный хирург сделал несколько швов на моем черепе, негромко отругал меня и велел пару дней полежать в постели. До дома я доехал на такси. На бульваре машин было немного, и мы ехали быстро. Я сидел на заднем сиденье, наблюдал, как мимо проплывают фонари, сверкая, как летящие ножи. Бывают вечера, когда город мне противен.

Мой дом показался мне маленьким и задрипанным. Я включил все светильники. Костюм Джорджа Уолла валялся на полу и походил на скомканного человека. Пошел он к лешему, подумал я и произнес эту мысль вслух. Я принял ванну, выключил везде свет и лег спать.

Отдыха не получалось. Вокруг меня возник мир кошмарных снов, мир менявшихся лиц, которые ни на мгновение не оставляли меня. Среди них было и лицо Эстер, преломленное через страдания Джорджа Уолла. Оно изменялось, пропадало и появлялось опять, потом опять исчезало с улыбкой, глядя любящими глазами из красноватой тьмы. Я некоторое время покрутился на кровати и сдался. Встал, оделся и пошел в гараж.

Тут только до меня дошло, что машины-то у меня не было. Если полицейские Беверли-Хиллз не отвезли ее за нарушение парковочных правил, то она должна стоять на улице Мэнор Крест Драйв, напротив дома Эстер. Я опять вызвал такси и попросил высадить меня на углу квартала, в середине которого находился ее дом. Моя машина стояла там, где я ее оставил, со штрафным квитком на ветровом стекле за нарушение парковки.

Я перешел улицу, чтобы поближе посмотреть на дом. На въездной площадке не было машин, в окнах не светился огонь. Я поднялся по парадным ступенькам и нажал на кнопку. Электрический звонок затрещал внутри, как сверчок в покинутой печурке. Звук ничейного дома, блюз на одной ноте о пустом доме ушедшей девочки.

Я попробовал открыть дверь. Она была заперта. Огляделся. На перекрестках и в тихих домах горел свет. Все жители находились у себя дома. Они отказались от ночных прогулок еще во время холодной войны.

Можете называть меня дураком, который то и дело нарывается на неприятности и получает то, что ищет, повсюду. Я обошел дом с другой стороны, войдя через скрипнувшую деревянную калитку в огороженный дворик. Каменные плиты на дорожке были разбиты, лежали неровно. Сорная трава буйно разрослась между ними. Я прошел мимо чугунных столиков и стульев без сидений к высоким застекленным дверям.

Мой фонарик осветил грязные стекла веранды, заполненного непристойными тенями, которые отбрасывали каучуконосные растения и кактусы, рассаженные в горшках с землей. Я повернул фонарик обратной стороной и, выбив стекло, с трудом вытащил крепежный болт.

Дом состоял в основном из фасада, как декоративные строения в хозяйстве Граффа. Его задняя часть была отдана привидениям и ящерицам. Ящерицы оснастили бамбуковую мебель на веранде и черные дубовые стропила петлями, гамаками и кругами пыльной паутины. Я чувствовал себя как археолог, проникающий в склеп.

Дверь с веранды в дом была не закрыта. Я прошел мимо кладовки, полной когда-то дорогих вещей; высоких, неудобных для сидения испанских стульев, рояля с отошедшими желтыми клавишами, коричневых масляных картин в позолоченных рамах. Прошел через другую дверь и попал в центральный зал дома. Пересек зал и подошел к двери гостиной.

Предо мной предстали белые стены и полуосвещенный моим фонариком потолок. Я направил свет фонаря на пол, покрытый ковром цвета слоновой кости. Черно-белая секционная мебель, низкая и кубическая, была сгруппирована под прямыми углами по всей комнате. Камин облицован черным кафелем, рядом стоял кубик, обитый белой кожей. С другой стороны камина нечетко виднелось темное пятно.

Я встал на колени и внимательно его осмотрел. Это было влажное пятно величиной с большую столовую тарелку, без определенного цвета. Но несмотря на запахи моющих средств, духов, табачного дыма и сладковатый аромат спиртных напитков, пропитавших комнату, я чувствовал запах крови. Запах крови остается, как бы хорошо вы все ни выскоблили.

Все еще оставаясь на коленях, я обратил внимание на приподнятый камин. На стойке возле него находился набор бронзовых приборов для огня: щетка, совок, пара кожаных надувных мехов с бронзовыми рукоятками. Набор был новый и выглядел так, будто им не только никогда не пользовались, но и не дотрагивались до него. Лишь не хватало кочерги.

За камином находилась ниша, которая, возможно, вела на кухню. Большинство домов такого типа и времени постройки имели одинаковую планировку, и мне пришлось побывать не в одном из них. Я направился к нише, намереваясь осмотреть остальную часть нижнего этажа, а затем и верхнего.

На улице затарахтел мотор. Свет лизнул завешенные окна фасада и метнулся дальше. Я подошел к крайнему окну и выглянул в щелочку между шторой и рамой окна. На стоянке у дома остановился старый черный «линкольн». За рулем сидел Марфельд, его лицо нелепо освещалось отраженным светом от фар. Он выключил фары и вылез из машины.

Лерой Фрост вышел из машины с другой стороны. Я узнал его по торопливой семенящей походке. Оба прошли в трех-четырех шагах от меня, направляясь к парадной двери. Фрост нес блестящий металлический прут, который он использовал как тросточку.

Через нишу я прошел в соседнюю комнату. В центре комнаты полированный стол отражал свет, который проникал через двойные окна, закрытые кружевными занавесками. У стены в комнате со сводчатым потолком стоял высокий буфет, в углу — стул. Я сел на него, скрытый густой тенью, держа фонарь в одной руке, а пистолет — в другой.

Я услышал, как поворачивается ключ в замке парадной двери, затем голос Лероя Фроста, резкий от возбуждения:

— Я возьму ключ себе. Куда делся другой ключ?

— Лэнс отдал его свинье.

— Это разгильдяйство, а не дело.

— Идея была ваша, шеф. Вы приказали мне самому с ней не разговаривать.

— Хорошо, коль скоро он у нее... — Фрост пробормотал что-то неразборчивое. Я слышал, как он шмыгал из прихожей в гостиную. Неожиданно он взорвался: — Где этот чертов свет? Вы не раз бывали в этом доме, а хотите, чтобы я ощупью ходил всю ночь?

В гостиной вспыхнул свет. В комнате раздались шаги. Фрост сказал:

— Ты не очень хорошо обработал ковер.

— Я сделал все, что мог в то время. Да и вообще, никто не пройдется по нему с большой придирчивостью.

— Ты на это надеешься? Лучше возьми-ка вот этот кубик и закрой им пятно, пока оно не высохнет. Не надо, чтобы она увидела его.

Марфельд неохотно согласился. Было слышно, как перетаскивают кубик по ковру.

— Прекрасно, — воскликнул Фрост. — Теперь сотри мои отпечатки с кочерги и положи ее на место.

— Вы уверены, шеф, что кочергу вам вернули в чистом виде?

— Не будь придурком, это же не та кочерга. Я нашел ее на складе киношного инвентаря.

— Черт меня подери, вы умеете обо всем позаботиться. — Подобострастный голос Марфельда выражал восхищение. — Куда вы засунули другую?

— Туда, где ее никто не найдет. Даже ты.

— Я? На что она мне нужна?

— Забудь.

— Дьявольщина, вы мне не верите, шеф?

— Я никому не верю. Только самому себе. А теперь пошли отсюда.

— А как же свинья? Мы не подождем ее?

— Нет, нас здесь какое-то время не будет. И чем реже она нас будет видеть, тем лучше. Лэнс объяснил ей, чего от нее ожидают, и мы не хотим, чтобы она приставала к нам с вопросами.

— Думаю, вы правы.

— Я не нуждаюсь в твоем мнении о том, что я прав. Я знаю лучше, как избежать шантажа, чем любые два других человека в этом городе. Имей это в виду, если у тебя возникнут какие-нибудь идеи.