Цветочки Александра Меня. Подлинные истории о жизни доброго пастыря - Юрий Пастернак

Андрей Смирнов

Я, бывший пионер и комсомолец, с трудом прибрёл к порогу храма, но стать на колени, положить земной поклон психологически нашему брату, бывшему комсомольцу, очень трудно. И, к счастью, умные люди мне помогли, в частности, замечательный писатель Марк Поповский, перу которого принадлежит первая книга об архиепископе Луке (Войно-Ясенецком), великом хирурге и священнике. Марк мне помог встретиться с отцом Александром Менем. И встреча с ним, конечно же, несказанно облегчила мне вхождение в церковь, потому что отец Александр был настоящим воином Христовым, он был действительно влюблён в Христа, он воевал за Него, он был счастлив и искренне рад любому дураку, переступившему порог храма. И одним из этих дураков был я.

Андрей Тавров (Суздальцев)

В 1982 году я сильно болел – мучительная слабость, бессонница, депрессия. До этого я много пил, ел транквилизаторы горстями, пытался открыть для себя наркотики. Несколько раз приходил к заключению, что с меня хватит… На улицу я выходил всё реже – не было сил. Недуг поселился во мне и набирал силы. Я был в отчаянии. Мне было тридцать пять лет, и я не верил, что такое могло случиться именно со мной. И это после ослепительной юности и великих надежд. Месяцами я спал по два часа в сутки. Я боялся сойти с ума. Помню, как однажды ночью вышел на кухню попить воды и в отчаянии лёг на грязный рваный линолеум. Уставившись в потолок, я забормотал, неизвестно к кому обращаясь: «Если Ты есть, помоги! Сделай хоть что-нибудь!» Я до сих пор вижу эту штукатурку с жёлтыми разводами на потолке и ночное глубокое окно, похожее на колодец.

В один из периодов улучшения я оказался в церкви в Братовщине, по Ярославской дороге, где настоятелем был архимандрит Иосиф, с которым мама познакомилась в Боткинской больнице. Я засыпал священника вопросами, на которые у него не было ответа. И тогда он сказал: я дам вам рекомендательное письмо к одному человеку, тоже священнику, который всё вам расскажет и сделает это более компетентно, чем я. И он написал письмо. Помню, я отметил торжественность минуты – мне ещё ни разу не давали рекомендательных писем, а тем более к священнику. Зачем такое письмо понадобилось, я понял позже. В общем, оно удостоверяло, что я не засланный органами, а самый обычный человек.

Через три дня я добрался до Новой Деревни. Утро было солнечным, начало лета, пели птицы. Я вошёл в храм, подошёл к «ящику» и попросил передать своё рекомендательное письмо священнику, отцу Александру. Пока шла служба, я вглядывался в священника, и издалека он показался мне какого-то купеческого, кустодиевского вида – плотный, бородатый. Потом служба закончилась, и народ стал расходиться. Я стоял у двери и когда в очередной раз поднял глаза, увидел, что отец Александр идёт ко мне. Он больше не был похож на купца. Более того, он смотрел на меня с такой радостью и любовью, словно встретил старого друга после долгой-долгой разлуки. Ситуация явно была искусственной – я понял, что здесь что-то не то, что это не мне, что он действительно кому-то очень рад, и что, вероятно, тот, кому он так радуется, стоит у меня за спиной. Я обернулся. Там никого не было. Его любовь и его улыбка предназначались именно мне, человеку, которого он видел в первый раз в жизни. Помню, что меня это тогда сильно поразило.

Людмила Улицкая

Познакомилась я с отцом Александром Менем в 1968 году после окончания университета, когда поступила на работу в генетическую лабораторию. Там собралась замечательная компания молодых учёных, среди которых был Саша Борисов. Вот с него-то всё и началось. Он был ближайшим другом и одноклассником младшего брата отца Александра – Павла. В некотором смысле я ощущала, что готова к встрече с отцом Александром: это были времена большой тоски и убитости, и именно желание найти какую-то вертикаль в жизни толкало тогда многих молодых людей к разного рода поискам, которые можно назвать духовными.

С отцом Александром я познакомилась в доме Павла, скорее всего, на дне рождения, но встречались мы в разных домах. Можно сказать, что это была довольно большая компания, которая постоянно собиралась около него. Был он человеком необычайно привлекательным в общении – доброжелательным, весёлым, остроумным. Светским, я бы сказала. В любом застолье держался очень свободно, создавал особую атмосферу весёлой доброжелательности. Мелкие и бытовые разговоры в его присутствии как-то увядали, естественным образом люди поднимались на предлагаемый им высокий уровень общения. Так происходило само собой. Я не хочу сказать, что дураки умнели в его присутствии, но, скажем, немного затихали.

Я не то чтобы много с ним лично общалась – больше наблюдала за тем, как он общается с другими людьми, разного образовательного и интеллектуального уровня. Это было потрясающе интересно. Среди прочих его дарований, о которых можно вести отдельный разговор, у него был огромный педагогический дар.

Однажды я спросила у него довольно резко, почему он на один и тот же вопрос разным людям отвечает по-разному. Мне казалось это каким-то умышленным педагогизмом, я исходила из того, что каждому человеку нужно всё, до последней точки. Он засмеялся и сказал, что я не права и каждому надо давать столько, сколько он может взять.

Екатерина Хмельницкая

Я встретила отца Александра у Карины и Андрея Черняков в Петроверигском. Мне было пятнадцать, и я впервые видела священника вблизи. Митрополит Антоний Блум сказал: «Чтобы поверить, надо увидеть Бога в глазах другого человека». Это не лирика и не религиозное красноречие. Потому что я совершенно точно помню, как подумала тогда (а я была совсем неверующей): «Если такой человек верит в Бога, значит, этот Бог, наверное, всё-таки есть». Позже я ещё думала: каков же тогда Христос? До того момента я никогда не видела таких целокупно красивых людей. Не видела и после.

Год спустя он пришёл к нам в школу. 67-я была первой советской школой, рискнувшей пустить на порог священника. Нашему директору обрывали телефон из самых надлежащих органов, но он выстоял. А люди выстояли лекцию, потому что яблоку упасть было негде. Потом я набралась духу, влезла на сцену и договорилась с отцом Александром о встрече в Новой Деревне. Потом я простудилась. Потом был зачёт. Потом я тянула. Потом его убили. И вот теперь, когда так стыдно и мерзость запустения, я думаю: но он же пришёл в эту Церковь, которая его гнала и позволила убить. И не ушёл. И я не уйду. А когда меня спрашивают, как я могу там оставаться, отвечаю, что цепную реакцию доверия предпочитаю цепной реакции зла.

Алексей Цвелик

Я познакомился с отцом Александром то ли в 83-м, то ли в 84-м году. Демонизм советской власти и человеконенавистническая сущность её идеологии были мучительно очевидны для меня. Христианство, философские аспекты которого были для меня весьма привлекательны, представлялось мне тогда, как и сейчас, единственным не половинчатым, а радикальным ответом этому кошмару. В то же время как учёного меня мучил вопрос о совместимости рационализма науки и, как мне тогда казалось, иррационализма веры. Делу совсем не помогало знакомство с женой одного моего друга, ставшей истово верующей. Слушая её, я погружался в какой-то мрак, где я под угрозой вечных мук должен был постоянно насиловать свой разум. Неужели вот это, этот мрак, и есть реальное христианство, думал я. Перспектива обменять одну форму демонизма на другую меня совсем не привлекала. Я поделился своими печалями с моим другом Сашей Орловым (сыном великого Юрия Фёдоровича[13]), и он посоветовал мне поехать в Новую Деревню к отцу Александру Меню.

Я встретил вдохновенного, весёлого и бесстрашного человека, в котором не было никакого мрака и уныния. Не было в нём и мечтательности, он имел весьма трезвый взгляд на вещи и хорошо знал людей. При этом он был открыт людям и радовался общению с ними. Как сейчас помню первую минуту нашего знакомства. Был солнечный июльский день, и отец Александр поливал цветы около храма. Я сразу начал с самого главного: «Я учёный и сомневаюсь, можно ли совместить науку с верой в Бога». «А я вот испытываю не меньшее благоговение, когда смотрю в микроскоп, чем когда молюсь в этом храме», – ответил мне отец Александр (он был по образованию биолог). На меня эти слова и непринуждённая манера, с которой они были сказаны, произвели неизгладимое впечатление. Я стал прихожанином отца Александра и оставался им до 1989 года, года своего отъезда.

Регина Чертова

Первый раз я увидела отца Александра в 1980 году на встрече группы общения, проходившей на квартире у Заваловых. Моя дочь Наташа в это время училась на втором курсе МИФИ. Физику там преподавал Владимир Николаевич Лихачёв, он организовал эту группу, куда вошла и Наташа. Вопросы религии интересовали дочь, когда она училась в школе. Несколько раз она посещала приход отца Димитрия Дудко, про которого было известно, что он не слишком лояльно относится к власти, поэтому поездки к нему представлялись мне опасными. Я очень тревожилась за Наташу и была против этих посещений. Владимир Николаевич и Наташа пригласили меня на встречу молитвенной группы, чтобы я убедилась в том, что вопросы политики там не обсуждаются, и, следовательно, у меня нет оснований для беспокойства.