Испытание воли - Чарлз Тодд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Леттис Вуд выпытывала, вдруг понял Ратлидж. Она хотела знать, что происходит, кто что сказал…
— На самом деле они сообщили очень мало. Все говорят, что ваш опекун был очень хорошим человеком. Все, кроме Мейверса.
Он ничего не сказал о Карфилде.
Леттис слегка улыбнулась, скорее иронически, нежели весело:
— Я была бы очень удивлена, если бы он сказал о нем что-то хорошее. Но Чарлз был хорошим человеком. Вы знаете, ему не с руки было оказаться моим опекуном. Он сам едва повзрослел, и, наверное, для него было обузой брать на себя ответственность за сироту — маленькую девочку! — как раз тогда, когда ему нужно было идти на войну. Мне он казался таким же старым, как мой отец. Я даже немного его боялась, держалась за юбку няни и хотела, чтобы он ушел. А потом он опустился на колено, обнял меня, и я заплакала. Он заказал мне чаю и всяких моих самых любимых сладостей, а потом мы поехали кататься на лошадях. Хочу вам сказать, это вызвало скандал в доме, поскольку предполагалось, что я, находясь в трауре, не должна веселиться. Вместо этого я скакала за ним по полям на моем пони, смеялась и… — Ее голос дрогнул, и она поспешно отвернулась.
Ратлидж дал ей время прийти в себя, потом спросил:
— В каком настроении пребывал полковник за несколько дней до смерти?
— Настроении? — переспросила она быстро. — Что вы имеете в виду?
— Был ли он счастлив? Был ли он усталым? Обеспокоенным? Раздраженным? Рассеянным?
— Он был счастлив, — сказала Леттис, ее мысли были далеко, и Ратлидж не мог следовать за ними. — Очень-очень счастлив.
— Почему?
Смутившись, она спросила:
— Что значит «почему»?
— Я имею в виду, что именно делало его таким счастливым?
Леттис покачала головой:
— Он просто был счастлив.
— Тогда почему он поссорился с Марком Уилтоном?
Леттис встала и прошлась по комнате. На мгновение Ратлидж подумал, что она уйдет, скроется в своей спальне, захлопнув за собой дверь. Но вместо этого, она подошла к окнам и стала смотреть на дорогу невидящим взглядом.
— Откуда мне знать? Вы опять тянете эту волынку, как будто это так важно.
— Возможно, это важно. Возможно, от этого зависит, арестуем мы капитана Уилтона или нет.
Она повернулась к нему, ее черный силуэт был резко очерчен в контровом свете. Спустя мгновение она сказала:
— Из-за одной ссоры? И вы даже не знаете, о чем шла речь?
Было ли это заявление? Или вопрос? Ратлидж не был уверен.
— У нас есть свидетель, который говорит, что они еще раз ссорились. На следующее утро. Недалеко от того места, где ваш опекун был убит.
Несмотря на то что Леттис стояла спиной к окну, Ратлидж мог видеть, как ее затрясло, плечи опустились, руки повисли вдоль тела. Он подождал, но она ничего не сказала, словно онемела.
И по-прежнему ни слова в защиту человека, которого любила.
— Если капитан Уилтон виноват, вы бы хотели, чтобы его повесили, так ведь? — резко спросил Ратлидж. — Вы говорили мне прежде, что хотели бы видеть убийцу повешенным.
— Тогда почему вы не арестовали его? — хрипло потребовала она. — Почему, вместо этого, приходите сюда, рассказывая все это, приумножая мое горе… — Она остановилась, ища в себе силы продолжать, заставляя голос подчиняться разуму. — Что вы от меня хотите, инспектор? Почему вы здесь? Конечно, не для того, чтобы спрашивать мое мнение по поводу ссор, свидетелем которых я не являлась, или спекулировать на том, будет ли Марк повешен или нет, будто речь идет о ком-то, кого я никогда не видела. У вас должны быть более веские причины! — Она пошла в наступление.
— Тогда скажите, в чем дело. — Ратлидж был зол и не понимал почему.
«Потому что, — прошептал Хэмиш, — она мужественная, разве не так? А твоя Джин никогда такой не была…»
Леттис подошла к камину, пытаясь справиться с эмоциями, и принялась механически переставлять цветы, как будто это имело какое-то значение, но он понимал, что вряд ли она осознает, что делает.
— Вы человек из Лондона, вас прислали найти убийцу моего опекуна. Чем вы занимаетесь с тех пор, как оказались в Аппер-Стритеме? Ищете козлов отпущения?
— Странно, — ответил Ратлидж спокойно. — Кэтрин Тэррант сказала примерно то же самое. О том, что мы делаем из капитана козла отпущения, отвечающего за чье-то преступление.
В зеркале над камином он видел, как вспыхнуло лицо Леттис, как прилила кровь к бледной коже, как бывает в лихорадке, ее глаза сверкнули, встретившись с его взглядом в зеркале.
— Кэтрин? Что ей за дело до всего этого?
— Она пришла ко мне, просто чтобы сказать о своей уверенности в том, что капитан Уилтон невиновен. — Ратлидж с интересом заметил, как глаза девушки потемнели настолько, что разницы между ними не стало. — Хотя для чего она это сделала, загадка, ведь никто еще фактически не обвинил его в совершении преступления.
Леттис Вуд закусила губу.
— Для того, чтобы досадить мне, — сказала она, глядя в сторону. — Простите.
— Почему Кэтрин Тэррант хочет досадить вам? Используя Уилтона?
— Потому что она думает, что я толкаю человека, которого она любила, на гибель. Или, по крайней мере, являюсь в каком-то смысле ответственной за его возможную смерть. Полагаю, что таким образом она наносит мне ответный удар. Используя Марка. — Леттис покачала головой, не в состоянии больше говорить. Потом собралась: — Это просто ужасно, имея в виду… — Она вновь замолчала.
— Расскажите мне об этом. — Поскольку она колебалась, Ратлидж добавил: — Мне придется спросить кого-то еще. Саму мисс Тэррант, капитана Уилтона…
— Сомневаюсь, что Марк вообще знает эту историю.
— Тогда расскажите мне о ее отношениях с Уилтоном.
— Она встретила его перед войной, когда он приехал в Аппер-Стритем после смерти Хью Давенанта. Я полагаю, это было взаимное увлечение. Но ничего не вышло, они оба не были готовы к браку. Он ни о чем другом, кроме самолетов, не мог думать, а она неплохая художница, вы знаете об этом? Хотя до сих пор ничего не продала, но я думаю, что она и не пыталась это сделать. Когда одна из ее картин привлекла огромное внимание на показе в Лондоне, она уехала туда.
Имя вдруг всплыло в памяти. Ратлидж видел работы, подписанные «К. Тэррант», мощные, запоминающиеся, с тщательно проработанной светотенью, с лицами, исполненными силы и страдания. Они были точны в каждой линии, богатая палитра красок смело обогащала пейзаж, напоминая живопись Тернера. Сестра Франс восхищалась ее живописью, но почему-то он представлял себе эту художницу как немолодую женщину, опытную, стильную, а вовсе не как серьезную девушку, с которой разговаривал в холле гостиной.
Леттис Вуд продолжала:
— Когда ее отец умер в начале 1915 года, она вернулась, чтобы заняться хозяйством.
— Наверное, это немалая ответственность.
— Да. Но больше некому было. Из работников остались либо слишком старые, либо слишком молодые.
Она посмотрела на свои руки, лежащие на коленях, тонкие и бледные.
— Я ей восхищалась. Я была в то время всего лишь школьницей и думала, что она настоящая героиня. Часть нашей военной мощи, выполняющая мужскую работу вместо того, чтобы быть в столице, рисовать, ходить на приемы и выставки.
— Остался ли у нее в Лондоне любовник?
Леттис покачала головой:
— Об этом вы должны спросить Кэтрин.
Ратлидж внимательно наблюдал за ней. Она перестала принимать успокоительные лекарства, в чем он не сомневался. Но все еще была не уверена в себе, будто удар от смерти опекуна лишил ее жизненных сил. Будто что-то раздирало ее изнутри на части, заглушая все эмоции, кроме печали, и она боролась сама с собой в попытке с этим справиться.
— Вы придаете этому важное значение. Почему же не хотите рассказать остальное?
— Я просто старалась объяснить, что она как бы повернулась другой стороной, демонстрируя великодушие. Она делает для меня то, что я не сделала для нее. — Леттис тяжело вздохнула. — Или посыпает соль на раны, за прошлое.
Ратлидж продолжал смотреть на нее, размышляя. Леттис вскинула подбородок, глаза ее вновь изменили цвет. Она не хотела казаться испуганной.
— Это не имеет отношения к Чарлзу. И разумеется, к капитану Уилтону тоже, — сказала она твердо. — Все это между мной и Кэтрин. Вроде… долга.
— Кажется, что ничего не имеет отношения к Чарлзу Харрису, не так ли? — Ратлидж поднялся. — Тогда почему вы не поехали тем утром кататься с вашим опекуном?
Леттис открыла рот, глотая воздух так, будто он ударил ее кулаком в живот. Но ничего не ответила. Потом, взяв себя в руки, спросила в свою очередь:
— Вы говорите мне, что он мог бы быть жив, если бы я поехала? Это слишком жестоко, инспектор, даже для полицейского из Лондона!
— У меня не было никакого намерения быть жестоким, мисс Вуд, — сказал Ратлидж мягко. — Во время нашего первого разговора вы сами, кажется, подчеркивали тот факт, что не поехали на прогулку в то утро. Я поинтересовался почему, вот и все.