Нам было отпущено лето... (СИ) - Татьяна Лайт

— Ну, что, как? — встала она, поставила сумку на дорожку, а руки поставила по сторонам бедер, — Ты совсем потерялась? Говорят, тетушка называй.

— Спасибо, — благодарно согласилась, потому что боялась как-то неправильно назвать, и тем самым еще больше обидеть женщину. «Тетушка» — хоть и не очень официальное обращение, но простое. И это меня устраивало, — тогда меня Мариной.

— Разумеется, после всего, что с тобой было, Мариной Николаевной уже и не назовешь. Садись, коврик тут оставь. Сейчас еще один прибор принесу! — не дала обдумать наше обращение друг к другу горничная.

Она тут же начала подготовку к завтраку, так как мы подошли к дому, который располагался за невысоким резным забором. На веранде стоял стол, вокруг которого стояли стулья. На нем была скатерть и одна тарелка с приборами и стаканом.

— Он не ждал гостей, — тут же догадалась я.

— Тебя не прогонит. Не переживай. Садись, сейчас и тебе принесу, — указала она на стул. И для пущей убедительности надавила мне на плечо, чтобы я послушалась ее совета.

Женщина скрылась в доме, а я почувствовала себя в крайней степени неуютно. Даже повела плечами.

— Замерзла? — сбоку раздался голос Егора.

— Подслушиваешь? — заглянула за перила террасы, откуда уже появился хозяин дома.

— Вот еще! Домой к себе иду. А вы что-то секретное осуждаете? — подмигнул мне бородатый спортсмен.

Егор, отодвинул стул напротив меня и собирался сесть.

— А ну! — тут же закричала тетушка, — А ты, чего? — обратилась ко мне женщина, — Он же мокрый. Простудится. Пусть идет вытирается, переодевается.

— Тетушка, а мне знаешь, сколько лет? — попробовал пошутить мужчина, но в ответ получил под зад сложенным полотенцем.

Но нисколько не обиделся, наоборот рассмеялся и отправился в дом. А я сидела на террасе и не могла поверить в происходящее. И было в этом что-то такое домашнее, родное, светлое. И несмотря на утренний озноб, теплое.

— Помогай, — даже бровью не повела женщина, продолжила накрывать на стол.

— Егор ваш племянник? — догадалась о причине таких отношений между ними, — а почему же вы номера трете?

— А что я должна делать? Атомным реактором управлять? Я умею только хозяйство вести хорошо. Больше ничего. И не тетка я ему… — грустно закончила тетушка Фазиля.

— Она мне почти мать, — раздался приятный бархатный бас, — Я давно говорю ей, чтобы успокоилась и сидела дома. Но она неутомима.

— Давай не будем! — отмахнулась женщина, — Вот когда у тебя будут дети, — почему-то посмотрела пристально на меня горничная, — тогда я буду заниматься ими. А пока их нет, то буду заниматься тем, что есть. Ты вон, как свирепствуешь!

— Скажешь тоже! — усмехнулся Егор и сел за стол.

Завтракали мы первое время молча. Но потом любопытство меня все-таки разобрало, и я первая нарушила тишину.

— Почему она не с нами завтракает? — задала первый вопрос, — И кто она тебе? Сколько ей лет?

— Все-таки любопытная, а я сидел и думал: «Вот, она мечта всей моей жизни, девушка, которая не задает вопросов, не причиняет неудобств, не заставляет себя спасать, без проблем и смены настроения», — мечтательно выдал мне ответчик вместо ответов на мои вопросы.

— Ты бредишь? Все таки продуло? — посмеялась я, — Это где же ты таких видел? И уже с середины твоих размышлений что-то пошло не про меня, забыл, сколько раз ты был рыцарем и вытаскивал меня из тех передряг, куда я успела попасть.

— Да, ты явно не идеальна, — усмехнулся хозяин дома.

— И слава Богу! — хмыкнула я в ответ, а сама погрузилась в воспоминания, которые уже не причиняли столько боли, но и не поднимали настроение.

— Обиделась? — осторожно выдернул меня из воспоминаний Егор.

— Что? — не сразу сообразила, о чем он, далеко зайдя в своих переживаниях и воспоминаниях.

— Ну, каждая девушка хочет быть идеальной, феей безупречной, — поморщился Егор.

— Каждая, но скорее не девушка, а девочка. Когда вырастаешь, то все это разбивается о не идеальность бытия. И вообще, спасибо за завтрак, не буду отвлекать от работы. Пойду, отдохну. Я ведь отдыхать приехала, а тебе на работу пора, — встала из-за стола и собиралась убрать за собой тарелку.

— Не надо, сейчас горничная придет. Все уберет, — попытался меня остановить Егор и взял в этом порыве меня за руку.

От этого простого и в то же время личного прикосновения прошелся электрический ток, а потом по телу разлилось тепло. Но вместо того, чтобы продолжить наслаждаться этим без сомнения приятным утром, я испытала страх. Будто что-то забытое встрепенулось во мне, но я слишком долго это в себе успокаивала, усыпляла, чтобы так просто дать опять разбудить. Отдернула руку и побежала к себе в номер. Чтобы успокоится, разобраться в случившемся и сильнее замуровать то, что собиралось проснуться.

— Ага, Дождь такая же постоялица, — услышала я у себя за спиной от девушки, которая шла торопливо по дорожке в сторону дома Егора я чуть-чуть притормозила, чтобы расслышать все, — Он не каждую горничную к себе в дом пустит. За все время никто кроме тетушки Фазили из женщин не заходил, а тут она поутру выпархивает.

Внутри как-то еще больше поднялась тревога. Мне захотелось оправдаться самой и Егора обелить. Поэтому развернулась и пошла вслед за сотрудницей отеля. Когда та вошла в калитку. За ее спиной прокашлялась, взяла забытый коврик, который так и лежал там, где я оставила его.

— Спасибо, Егор Рудольфович за приятную совместную тренировку. Извините, что так вероломно вторглась в ваш завтрак! — сухо, можно сказать официально произнесла я.

И глядя на лицо Егора поняла, что не помогла ни мне, ни ему, а просто что-то разрушила. Было ощущение, что тонкая семейная, душевная атмосфера, которая только что царила за этим столом, трещала, как лопнувшее стекло, мелкой сеткой. И от того, чтобы разлететься на мелкие осколки, оставалось совсем чуть-чуть. Внутри меня зародилась нервная дрожь. Я не знаю, что было написано на моем лице, только Егор глядя на меня сначала поморщился, как от чего-то неприятного или разочаровательного. А потом его взгляд стал озадаченным.

— Марина, тебе плохо? — с участием, стал приближаться хозяин дома ко мне.

Я смотрела в его потрясающие, добрые глаза и видела в них беспокойство. Настоящее, трепетное сопереживание. Его руки легли на мои плечи.

— Ты дрожишь! — удивился он, и мягко направил меня к себе в дом, — пойдем, сейчас выпьем теплого чая с медом. Ты рано выбралась из номера, и нагрузки дала рано. Твой организм еще слаб! — строго, но в то же время с большой заботой и тревогой в голосе, произнес Егор.

Нам вслед смотрела совсем