Любовь за кадром - Эммануил Тафель

– Иринка, славная моя, – оживился Виноградов, – а ведь это идея. Мне по курсу композиции необходимо снять репортаж, вот его-то я и сделаю во время операции. Надо только продумать, как мне пронести съёмочную аппаратуру.

– Об этом я договорюсь с нашим ассистентом, – сказала Ирина. – Ты только приготовь всё необходимое для съёмки. Операция назначена на вторник в десять утра.

В указанное время Виноградов подошёл к зданию больницы, неся в руках тяжёлый кофр с аппаратурой. Уже наступило жаркое лето, сухая, пыльная земля была похожа на наждачную бумагу.

Поникшая зелень деревьев напоминала собой плакучую иву, а жгучее солнце, казалось, на вечно встало в зенит раскалённого неба.

Ирина выпорхнула из белого здания вся такая светлая и лучезарная, что можно было подумать будто собралась она сегодня на первое свидание, а не на тяжёлую операцию, проводимую известным профессором. На ней была короткая, светлая юбка и тонкая кружевная кофточка, которая просвечивала белыми бретельками на загорелом теле. Высокая копна светлых волос и немного подкрашенные губы, завершали тщательно подобранную композицию.

«Полный отпад!» – подумал Виноградов, идя навстречу жене.

– Ты уже готов? – сразу же спросила Ирина и, не дожидаясь ответа, продолжила: – Сейчас я передам тебя нашим санитаркам, а они, после обработки, проведут тебя в операционную.

Ирина взяла Виноградова под руку и уверенным шагом провела через двери внутрь больницы. Сразу же запахло йодом и дезинфекцией, но Александру уже было не до запаха, так как к нему подошли две полные, энергичные санитарки, а Ирины уже и след простыл.

– Здравствуйте, – первым поздоровался Виноградов.

– Здравствуй, здравствуй, милок, – хором подхватили санитарки. – Нам велено тебя к операции подготовить, вот этим мы сейчас и займёмся.

– Что вы, сестрички, – произнёс он заискивающе. – Я ведь только на съёмку, чего ж меня-то готовить?

– А нам всё едино, на съёмку иль на операцию. Подготовка, она для всех общая, – посмеиваясь проговорили санитарки и, подхватив Александра с двух сторон, быстро повели его в душевую.

Здесь они предложили ему раздеться, на что, конечно же, он ответил отказом, после чего, добродушно хихикая, здоровенные санитарки раздели его до состояния «в чём мать родила» и засунули под горячий душ. Виноградов несколько раз бывал в городских банях и имел представление о работе банщиков, но то, что с ним стали проделывать эти толстые, добродушные тётки не имело названия в человеческом лексиконе. Они драили его, тёрли, скребли и мылили приговаривая по ходу дела:

– Знаем мы вас, посторонних-любопытных, вам бы только прийти, микробов нанести, да смыться, а нам потом за вас расхлёбывай.

– Да что вы, сестрички, – захлёбываясь под мощными струями душа, закричал Александр. – Меня каждый день жена в ванной моет, я стерильный!

– Стерильным ты будешь после того, как мы тебя хорошенько отмоем, – продолжая делать своё дело, приговаривали санитарки.

После контрастного душа и сауны экзекуция была закончена. Виноградова перевели в соседнее помещение, где насухо вытерев, одели в белый, стерильный халат, лицо закрыли марлевой повязкой и на ноги одели резиновые бахилы. Камеру, уже без футляра, тщательно протёртую спиртом, дали в руки и, в сопровождении санитарок, провели в операционную.

В центре большого, светлого помещения находился операционный стол окружённый многочисленными приборами, у которых хлопотали сёстры. Над столом нависал журавль осветительной лампы, но свет ещё не был включён.

Постепенно операционная стала наполняться людьми: медсёстры в белых халатах проверяли подвесные системы, а хирурги, одетые во всё зелёное, неестественно подняв стерильные руки, тихонько переговариваясь друг с другом. Вдруг громко зашипел аппарат искусственного дыхания, затем заработали приборы у операционного стола, наполняя колбы тёмно-красной смесью, а больной девочки, которую должны были оперировать, всё ещё не было.

«Может быть ей стало лучше и операцию отменят?» – немного расслабившись подумал Виноградов, на ходу прикидывая чем бы занять свободное время.

В это время приоткрылась дверь и в операционную протиснулась стайка студентов. Они были по самые глаза укутаны в стерильные одежды и узнать среди них Ирину было практически невозможно.

Наконец привезли на каталке больную девочку и, перед тем как её полностью закрыли простынями, Александр обратил внимание на её, ещё детское очень бледное лицо. Вокруг больной сразу же засуетились врачи, ярко вспыхнула лампа над столом и ещё энергичнее заработал аппарат искусственного сердца.

Вдруг в операционную стремительным шагом вошёл высокий, сухощавый человек в зелёном халате с марлевой повязкой на лице. Руки в медицинских перчатках он держал высоко перед собой.

– Громов, это профессор Громов! – разнёсся шёпот среди студентов.

Профессор подошёл к столу и операция началась. Выразительных команд типа «Скальпель» и «Пинцет» Виноградов не услышал, так как операция шла почти в полной тишине, изредка прерываемой властным голосом профессора.

Студенты изо всех сил вытягивали шеи, стараясь разглядеть то, что происходит на операционном столе. И только сейчас Виноградов вспомнил, зачем он здесь находится. Он поднял камеру, тщательно выбрал кадр и начал съёмку. Шум мотора отвлёк профессора, он пристально посмотрел на оператора и его выразительная пауза заставила многих замереть, но Виноградов, понимая, что его в любую минуту могут вывести из операционной, тем не менее, продолжал снимать.

– Продолжим, – негромко сказал Громов и склонился над операционным столом, а Александр провёл панораму и увидел в визире камеры подобревшее лицо профессора, смеющиеся глаза старшей сестры и девиц-студенток, неназойливо старавшихся попасть к нему в кадр. Вот уж действительно, каждый человек перед объективом камеры становится немного ребёнком!

Между тем, операция шла своим чередом. Умелые руки хирургов проникли в грудную клетку больной и, понимая, что может упустить самое главное, Виноградов взобрался на высокий стул. С верхней точки ему было хорошо видно всё операционное поле. Вдруг он увидел красное человеческое сердце, которое билось в руках хирурга, как маленький зайчик, попавший в западню. Когда скальпель коснулся трепещущего сердца, Виноградов услышал, какая напряжённая тишина наступила в операционной. И даже тогда, когда он снова включил кинокамеру, на него уже не обращали внимания, так как притихшие студенты не могли оторвать взгляд от умелых рук хирурга.

Поняв, что он уже снял основной материал, Виноградов, стараясь не шуметь, сполз со стула, снял ещё несколько крупных планов и стал молча наблюдать за людьми, спасавшими человеческую жизнь. Они работали напряжённо, не позволяя себе ни секунды передышки, хотя операция длилась уже третий час. Александр посмотрел на стайку студентов, собравшихся в операционной и с уважением подумал о том, что они добровольно готовят себя к этой тяжёлой, ответственной работе. Вот одна из девушек нависла прямо над плечом профессора и, казалось, через секунду упадёт на него. По белой пряди кудрявых волос спадавших ей на лицо, Виноградов узнал Ирину и взмахнул рукой, стараясь привлечь к себе внимание. Она заметила его и осуждающе покачала головой, а затем приложила палец к губам, призывая соблюдать тишину.

Решив, что материала для репортажа уже достаточно, Александр закончил съёмку, вздохнул с облегчением и усталой походкой вышел из операционной.

Он переоделся в раздевалке, шутливо погрозил пальцем упитанным санитаркам, спрятал аппаратуру в кофр и направился в буфет, намереваясь выпить кофе. Примерно через час операция закончилась и больную перевели в реанимационную палату. Ирина вышла из операционной вместе с остальными студентами. Она была уже без марлевой повязки, но узнать её было трудно: куда девалась её привычная, радостная улыбка, в каких тайниках души спряталось безмятежное выражение лица? Перед Виноградовым стояла повзрослевшая молодая женщина, с тёмными кругами под глазами и печатью усталости на лице.

– Знаешь, Саша, я решила, что стану хирургом, – сказала она твёрдо. – Пускай это сложно, ответственно, но это моё! Громов оперирует как бог и, чтобы достигнуть его техники, надо всю жизнь работать как вол, с каждой операцией набираясь опыта и поднимаясь на новую ступень. Я этого обязательно добьюсь!

Ирина уверенным шагом шла по коридору и Виноградов едва поспевал за ней.

– Я не против, но вообще-то хирургия – это мужское дело.

– Многое из того что могут женщины мужчинам и не снилось!

– Согласен, но по поводу операции?

– Хирурги подарили этой девушке вторую жизнь!

– Если восстановительный период закончится благополучно…

– Да, конечно! Но я надеюсь, что все у неё будет хорошо. И рассветы, и закаты, и любовь, и рождение ребёнка всё это ей подарили врачи, проводившие сегодня операцию на сердце.