Собаки и тайны, которые они скрывают - Элизабет Маршалл Томас

Однажды мы отвезли ее в лес, где стояло множество упряжек ездовых собак перед гонкой, в которой участвовал наш сын (и в которой, благодаря Сьюсси и Виндиго, он выиграл главный приз).

Инукшук должна была временно присоединиться к одной из команд, но она никогда не встречала этих собак. Когда она увидела, куда мы ее ведем, она казалась немного напуганной, и это было правильно, поскольку два десятка незнакомых собак, привязанные к длинной цепи, вскакивали на ноги, рыча и ощетиниваясь на нее. Инукшук на мгновение заколебалась, словно принимая проблему к сведению. И вместо того чтобы отступить, она плавно и медленно продвигалась вперед. Возможно, как и ее приемный дед Миша (которого она никогда не знала), она хотела казаться безмятежной перед свирепыми незнакомцами и не дать им увидеть ее испуг. Инукшук не прижимала уши и не поджимала хвост, а грациозно шла, как принцесса, как будто была уверена в том, что ей будут рады. Лишь когда между ей и упряжкой осталось менее десяти метров, она вежливо склонила голову, улыбаясь мягко и дружелюбно, как будто ожидая только добра, а затем, как бы невероятно это ни звучало, действительно сделала реверанс рычащим незнакомцам, согнув задние ноги и слегка присев. Собака в такой момент выделяет немного мочи, что является признаком юности, говорящим ее аудитории: «Вы – сильные и взрослые, и я это знаю, – в вашем присутствии я просто щенок».

Так сказала Инукшук, и эффект, который это оказало на двадцать свирепых взрослых псов, был почти волшебным. Все они тотчас же опустили вздыбленную шерсть, расслабили губы, отвели глаза и позволили ей пройти среди них, как будто знали ее всю жизнь.

Конечно, с такой собакой мы бы никогда не расстались – в любом случае она уезжала в другую команду лишь ненадолго – и вскоре мы вернули ее в сердце ее группы, где она прожила всю оставшуюся жизнь в качестве дочери и помощницы Коки. Конечно, ее место в иерархии было низким и по происхождению, и по поколению, но она так элегантно относилась к этому, принимая свое положение, что другие собаки никогда не напоминали ей об этом, и чаще всего Инукшук казалась высокоранговой собакой.

Каково жить в городском доме с шестью или восемью собаками? На самом деле в этом не было ничего особенного. Динго и некоторые ездовые собаки в чем-то похожи друг на друга: манеры у них такие деликатные, они настолько чистоплотны и спокойны, что их присутствие едва заметно. Наши собаки были похожи на кошек в том смысле, что одомашнивание мало что значило для них. С другой стороны, они походили на койотов или шакалов в том смысле, что были очень сильными, но в то же время очень легкими, и поэтому двигались бесшумно. Неуклюжие мопсы при ходьбе издавали гораздо больше шума, чем более крупные собаки.

Кроме того, только мопсы проявляли большой интерес к человеческой жизни вокруг них, и поэтому только они лаяли. Конечно, большинство животных так или иначе подают голос, если они одновременно удивлены и озадачены. Собаки с высокой степенью одомашнивания доводят выражение своего недоумения до искусства и настойчиво лают, предупреждая других о необъяснимых событиях. Но только не хаски. Они лаяли на производимые человеком звуки или события не больше, чем на птиц в небе, и наверняка по той же причине: действия птиц и людей не имели для них никакого значения.

Наши собаки проявляли неограниченный интерес друг к другу. Когда кто-либо из псов возвращался после непродолжительного отсутствия, остальные тихо окружали его и исследовали на предмет запахов – запахов его собственного тела, которые демонстрировали его душевное состояние и, вероятно, еще многое другое, а также запахов тех мест, где он был. Они нюхали его губы и его шкуру, его пенис, ноги и лапы. Гораздо реже собаки обнюхивали анальные железы вернувшегося с прогулки – очевидно, потому, что информация, полученная оттуда, имеет отношение больше к личности собаки, чем к ее путешествиям. Собаки обследовали и меня, особенно если я уезжала надолго.

Особое внимание они уделяли моим ногам от колен и ниже, как будто я продиралась сквозь запахи.

Но, какими бы домашними они ни были, они заставили меня думать о волках. Собаки путешествовали, как волки. Мы часто представляем себе волков, бродящих большими группами, бегущих стаей через лес. Так они и делают, особенно зимой, когда вся группа находится в движении и не планирует возвращаться на прежнее место. В противном случае они, как правило, путешествуют поодиночке или парами. Так поступали и наши собаки, так как они всегда возвращались домой. Интересно, что они путешествовали стаей, когда они были со мной и пункт нашего назначения был им неизвестен. Я ходила с ними по городу, удерживая Мэри рядом с собой на поводке, в то время как остальные следовали за нами, так что мы передвигались сплоченной, упорядоченной группой. Излишне говорить, что я никогда не обучала их этому или чему-то еще подобному. Я хотела увидеть, чего они хотели, а не отражение того, чего, по их мнению, хотела я.

Собаки явно хотели жить, как волки. Как волки, они рыли в земле неглубокие ямки по форме своего тела, где спали в дневной зной. Зимой, хотя я звала их в дом и всегда запускала внутрь ночью, они тоже рыли ямы-убежища в снегу. После снегопада я часто окликала их во дворе – только для того, чтобы увидеть, как они откапываются из сугробов, в которые зарылись. Хаски особенно любили зиму, особенно после того, как стали в упряжку. Их радость и возбуждение возрастали по мере того, как дни становились короче, а ночи холоднее, и достигали апогея с первым снегом. Они не издавали ни звука, когда начинался снег, но по их позам видно было, что они напряжены от волнения. Эти северные собаки торопились выйти на улицу, чтобы кружить по двору в восторге и подпрыгивать, пытаясь поймать падающие снежинки.

Однажды мне довелось сравнить их с волками, причем не просто с трудолюбивыми волками Баффиновой Земли, а с ручными, домашними волками, чья жизнь почти полностью напоминала жизнь большинства собак. Тех волков звали Джетро и Клем. Волки представляли свой вид в школах и других учебных заведениях, их использовали для