Соло для рыбы - Сюзанна Кулешова

Дождавшись, когда счастливая Ингрид, наконец, ушла, Дану схватила меч и кинулась к Риголлу, который всё ещё продолжал сосредоточенно разбирать свитки. Она протянула ему клинок.

– Что ты хочешь спросить? Я уже говорил тебе: это отличный клинок и отличный подарок.

Она швырнула меч на траву.

– Подними. Так нельзя поступать с оружием.

Она смотрела исподлобья и не шевелилась.

– Пожалуйста, подними! Как бы ты не относилась к этому, ты приняла этот меч, теперь он твой, и ты не имеешь права оскорблять ни его, ни Олафа.

Она и не собиралась никого оскорблять. Она просто не хотела подчиняться обычаям, с которыми практически не была знакома. Если всё так серьёзно, она завтра же вернёт Олафу подарок. Дану прекрасно может обойтись без оружия. Она не сможет жить без Риголла.

Она вглядывалась в его лицо, пытаясь понять его чувства. Он был невозмутимо спокоен. Так спокоен, что не оставалось сомнений в его добром отношении. И не более. Он смотрел, он просто ждал, что она поднимет брошенный ею меч, подчинится, уступит. И она понимала, что, сколько бы ни сопротивлялась, она находилась во власти этого человека. Она подняла меч и осторожно положила его рядом с Риголлом на сплетённые корни дуба, под которым тот сидел. Потом повернулась к нему спиной и медленно пошла в сторону леса.

– Не задерживайся, пожалуйста. Завтра подъём очень ранний. Мы выходим сразу после завтрака.

Может быть ей остаться здесь, не ходить вообще на этот праздник, дожидаться Риголла. Тогда никто не заставит её выходить замуж за Олафа. Или, наоборот…, за ней приедут и увезут в чужой дом. Она брела среди деревьев, почти не замечая ничего вокруг. Ветерок тщетно пытался погладить её волосы, лицо, лизал её руки, стирал со щёк капельки мелкого, печального дождика. Если нет выхода, если она так ошиблась, и если Риголлу она не нужна, возможно, пора уходить. Вообще уходить, попытаться вернуться куда-то. Она почему-то очень смутно помнила, куда ей нужно вернуться, как будто прошло несколько веков, а не несколько месяцев со дня её побега. Или изгнания. Этого она уже тоже не помнила. Кроме древних печальных песен и уроков бабки, она вообще мало что знала из прежней жизни.

Нет, просто так она не может сдаться. Есть способ, она знает, как заставить мужчину любить. И она уже начала искать белые, как зрачки варёной рыбы, ягоды омелы и корни травы, которую не использовали друиды, а цыгане называли приворот–трава, и бабка строго настрого запретила даже дотрагиваться до неё. Дану присела на корточки перед пожухлым растением, провела ладонью над размякшим бурым стеблем и почувствовала болезненный укол холода. Она выдернула маленький, похожий на клубок извивающихся змей корень, отряхнула от земли и спрятала в холщёвый мешочек, висевший на поясе, под цыганским платком, к нескольким ягодам омелы – она уже достаточно выросла, чтобы взять эти растения силой. Потом, стараясь не думать, что она сделает дальше, Дану вернулась домой.

Риголл увязал все свитки, спрятал их в нише, под шкуры, рядом с оружием, и теперь собирал пучки сухих снадобий, чтобы иметь их в походе на всякий случай. Он встретил девушку улыбкой:

– У тебя уставший вид. Ложись. Я сам справлюсь со всем – сказал он, когда она попыталась ему помочь.

Лучше бы он ничего не говорил, позволил ей уложить в туесок несколько трав, но он отказался от её помощи. Он уже относился к ней, как к гостье, чужой невесте. Она бросилась на шкуры, зарылась в них и больше не смогла сдерживать слёз. Испугавшись, что он увидит, как дрожит её тело, она хотела замереть, это не удавалось, и она снова выбежала прочь из землянки. Риголл попытался остановить её, но она оттолкнула его с силой,  и он с трудом удержался на ногах, схватившись в последний момент за ветку дерева. Она прыгнула на спину своему коню:

– Унеси меня отсюда, куда угодно, сбрось меня где–нибудь наземь, если я ему не нужна. Без него, я сама себе не нужна – шептала она в тёплые мохнатые уши.

Конь поднялся на дыбы, заржал, топнул, поднялся ещё раз, и она, не удержавшись, полетела вниз на мягкую, размокшую под мелким дождём почву.

Риголл поднял её, он не говорил ни слова, он вытер её испачканное грязью лицо и руки, прижал к себе и стал медленно покачивать, как будто успокаивал младенца.

« Хорошо, – думала она, – пусть хотя бы так, хотя бы ещё немного, побыть вместе, а потом…, потом она обязательно что–нибудь придумает, она заставит его…, он увидит в ней женщину и не сможет отказаться от её дара».

К утру дождь и ветер усилились. Но Дану это нисколько не заботило, она проснулась даже раньше Риголла и выбежала в лес, совершить свой ежеутренний ритуал. Ну и пусть, если он выйдет сейчас, полюбуется, от чего пытается отказаться. Но он не вышел.

– Дану, девочка, пора собираться! Слышишь? Скоро придут другие жрецы. Ты должна уже быть одета.

Она оглянулась на голос, который раздавался со стороны их дома: пора так пора. Ещё, действительно не время.

Дорога в Эмайн была не очень дальней. Всего два дневных перехода. Ехали верхом. Риголл, окружённый другими жрецами, восседавшими на преимущественно белых лошадях, возглавлял их довольно многочисленный отряд. Следом ехало семейство Олафа, на очень красивых, грациозных разномастных конях. Потом чинно трусили на деловитых лошадках, норовистых скакунах, плохо обученных хулиганах остальные жители кельтского поселения. Замыкали праздничное шествие группа подростков – учеников Риголла. Дану была с ними. Она без особого интереса вслушивалась в их весёлую болтовню по поводу предстоящего гульбища.

– Ты помнишь наш уговор?

Дану кивнула своей давешней подружке.

– А сейчас ничего нельзя сделать? Уж больно зябко.

« Не сейчас» – показала она жестом.

– Ладно. А тебе, что, совсем не холодно?

« Нет»

– Вот везёт. Мне бы так научиться. Вряд ли у меня получится.

«Почему?»

– Ну, во мне не живёт Богиня.

«Что?»

– Ты не знаешь? Он тебе не сказал? Ты знаешь, что значит твоё имя?

Дану знала, что имя может означать что угодно, но это вовсе не имело отношения к истинным качествам человека. По крайней мере, у цыган было так. Имя должно украшать, подчёркивать некоторые качества, выделять достоинства, но, если оно означает Ворон или Роза, это вовсе не обязывает человека стать грозной птицей или прекрасным колючим цветком.

– Дану – это Богиня.

«Ну, и что. Я же не Богиня».

– Ты просто ещё не почувствовала. Ты ведь делаешь, то, чего не могут другие…

«Ты тоже божественно сражаешься. А Риголл так вообще тогда – верховное Божество»

Они вместе засмеялись, и Дану стало кок-то легче. Она подумала, что, возможно и правда обладает какой-то особенной силой, и тогда эта сила должна ей помочь. А вдруг Риголл знает, и просто боится? Нет, уж это точно, нет. Он бы не стал с ней возиться из страха, если вообще, ему ведом страх. Ему же всё про неё известно. Всё? Низкий басок, тихий, почти шёпот, прервал её приятные размышления.

– Где твоё оружие, Дану?

Она, как можно холодно, взглянула на Олафа. Риголл утром заставил её взять подаренный меч. И она согласилась нацепить его на пояс, как часть маскарадного костюма. Она кивнула.

– Хорошо. Очень хорошо смотрится на тебе. Там, на празднике мы будем танцевать.

Она хмуро смотрела перед собой.

– Пожалуйста, не откажи мне, когда я тебя позову.

Она вспыхнула, она готова была оттолкнуть Олафа, но тут дерзкая мысль прижатым диким котёнком извернулась у неё в голове и цапнула за душу.

«Да, она будет танцевать с Олафом. Конечно, будет. И вы все запомните этот танец. Не бойтесь, ничего плохого. Но ваши мелодии, хороши, да танцы холодны…»     

На второй день путешествия к ним присоединилась ещё одна группа празднично разодетых кельтов. Как раз та самая, с которой прошлой зимой, незадолго до появления Дану, клан Эраннана очень серьёзно ссорился из-за какой-то ерунды. То ли кто-то у кого-то увёл жену, то ли коня, и друиды никак не могли решить на чьей стороне правда – получалось не на чьей. А в результате, обидчики с обеих сторон, как это бывает в подобных случаях обошлись без помощи поэтического правосудия, несколько уменьшив численность друг друга. В этом конфликте погиб Сеймон – старший брат Олафа, оставив жену и дочь на попечение своей семьи. Но, поскольку смерть, по мнению кельтов, всего лишь середина длинной жизни, Бригита и родственники погоревали о преждевременной неожиданной разлуке положенное время, как, впрочем, и потерпевшие с другой стороны, и продолжили свой земной путь, забыв про обиды. Поэтому сейчас оба клана радостно приветствовали друг друга, обмениваясь новостями, поражаясь тому, как выросли новые женихи и невесты, хвастаясь приобретениями в виде добытой где-то утвари, кубков, вылепленных из незнакомой тонкой белоснежной глины или новыми членами семейств, например, Дану. Все шумно радовались, обнимались, даже периодическое бряцание металла казалось вполне дружественным, хотя и напоминало о своём присутствии здесь в качестве оружия.