Американские трагедии. Хроники подлинных уголовных расследований XIX–XX столетий. Книга II - Алексей Ракитин

судебного процесса затронули все аспекты преступной деятельности Германна Маджета, окружной прокурор Джордж Грэхем не пошёл на это.

В тех условиях, по-видимому, это был правильный ход. Прокурор понимал, что доказательная база по многим эпизодам грешит большими пробелами, которые при известной ловкости защиты дадут ей неплохой шанс отбить все нападки в адрес Маджета. Поэтому если судить его за всё и сразу, то с ненулевой вероятностью тот мог все обвинения отбить и выйти на волю молодым, красивым и здоровым. Поэтому, выражаясь метафорически, имело смысл есть пирог небольшими кусочками, то есть дробить обвинение по эпизодам и в случае оправдания обвиняемого в одной юрисдикции, передавать его в другую для нового суда.

Может показаться удивительным, но самого кровавого из убийц того времени было решено судить за убийство своего друга {и предположительно подельника по многих преступлениям} Бенджамина Питезеля и связанную с этим убийством страховую аферу. Если бы суд оправдал обвиняемого, то предполагалась его экстрадиция в Индианаполис, где планировался суд по обвинению в убийстве Говарда Питезеля. Если Холмса оправдывали и там, то далее рассматривались два варианта развития событий — Маджета-Холмса надлежало экстрадировать в Техас, где его можно было судить по широкому кругу обвинений, включающих в том числе и убийства сестёр Уилльямс и Джорджа Томаса, либо выдать Канаде, где его должен был ждать суд за двойное убийство сестёр Питезель в Торонто. Как бы ни был удачлив Маджет-Холмс, один из многочисленных судебных процессов должен был привести его на виселицу!

Логика американских «законников» выглядела железной. Начинать следовало с суда в Филадельфии по обвинению в убийстве Питезеля и страховом мошенничестве. В этом месте наверняка кто-то вспомнит о вдове Бенджамина Питезеля, которая, напомним, в ноябре 1894 г. была арестована и заключена в женское отделение той же самой тюрьмы «Мойяменсинг», в которой находился её «чёрный ангел» Маджет-Холмс. Женщина считалась подельницей последнего, соучастие которой в страховом мошенничестве выразилось в недонесении и разнообразных пособнических действиях, согласованных с Холмсом.

В последующие месяцы, однако, роль этой женщины в случившемся подверглась переоценке. Фактически её перевели в категорию потерпевшей, выпустили из тюрьмы и решили использовать в качестве свидетеля обвинения. То есть в каком-то смысле вдова Питезеля повторила путь супругов Квинлан, которые из соучастников преступлений Маджета-Холмса превратились в его обличителей. Подобные зигзаги вполне отвечали духу тогдашнего (да, впрочем, и сегодняшнего!) американского правосудия, которое очень любит использовать всевозможные сделки с обвиняемыми, причём порой весьма сомнительного свойства.

Чтобы более не возвращаться к вдове Питезеля и её роли в отвратительной истории убийства её злополучного муженька, хочется заметить, что Кэри плохо подходит на роль заблудшей овечки, обманутой злобным изувером Маджетом-Холмсом. Категорически не верится в то, что она не знала о готовящейся афере со страхованием жизни Бенджамина и то обстоятельство, что она отпустила двух дочерей и сына с Маджетом свидетельствует о её полном доверии этому человеку!

Кэри Кэннинг с младшей из дочерей на руках в суде.

И заметьте, Кэри отпустила старшую дочь не для прогулки по музеям или отдыхе на пляже, а для участия в процедуре эксгумации и последующего официального опознания трупа отца! Конечно, Кэри и её старшая дочь были уверены в том, что Бенджамин Питезель жив и под его фамилией похоронен другой человек, но тем не менее, какая разумная мать отпустит родную 14-летнюю дочь для участия в столь неприятной и травмирующей психику процедуре?! Что было в голове у Кэри Кэннинг, когда она отпускала своих детей с чужим человеком?

Интересен и другой аспект, который вряд ли оставит равнодушным адекватного человека. Миссис Питезель наблюдала личную жизнь Германна Маджета-Холмса на протяжении многих лет, она не могла не знать присущую этому человеку весьма свободную манеру обращения с женщинами (назовём похоть Маджета этим нехитрым эвфемизмом), знала, что тот постоянно окружён любовницами, сменяющимися непрерывным калейдоскопом. Как зрелая разумная мать могла отпустить совсем юных дочерей с таким мужчиной в продолжительную поездку? Да, миссис Питезель могла доверять Маджету и скорее всего, действительно доверяла полностью и безоговорочно, но тут уже впору говорить не о доверии, а об элементарном здравом смысле.

В общем, поведение миссис Питезель рождает очень много нехороших вопросов и положа руку на сердце, следует признать, что её можно было привлекать к уголовной ответственности. Если бы она запретила старшей дочери участвовать в опознании трупа отца, то, глядишь, и дети остались бы живы, и ход всей этой истории оказался бы совсем иным. Но окружной прокурор Грэхем закрыл глаза на изложенные выше обстоятельства и решил, что миссис Питезель уже достаточно наказана.

Что ж, может в таком милосердии и имелся некий смысл.

В августе 1895 г. Маджет-Холмс принял католичество. Поверить в искренние чувства этого человека невозможно просто потому, что для любого настоящего христианина движение по пути добродетели начинается с признания собственной греховности и покаяния, а сидевший в тюрьме «Мойяменсинг» арестант ничего похожего на раскаяние так и не изобразил. Ни в августе, ни позже. Комедия с обращением к «истинной христианской вере» понадобилась ему из сугубо утилитарных соображений — католичество конце XIX столетия в Пенсильвании, как, впрочем, и в других штатах Восточного побережья, являлось доминирующей конфессией, число католиков стабильно превышало 30 % населения. Обвиняемый явно рассчитывал произвести хорошее впечатление как на жителей Филадельфии в целом, так и на членов жюри присяжных в частности. Маджет регулярно встречался с преподобным Дэйли (Dailey), наставлявшим неофита, но принятие католического вероучения никак на поведении Германна не отразилось. Свою причастность к каким-либо преступлениям он отрицал и не уставал повторять всем, желающим его слушать, что в силу своего доброго нрава и отзывчивости сделался жертвой сестёр Уилльямс, скрывшихся от него в Великобритании.

23 сентября Холмс был доставлен в окружной суд, где судья Финлеттер (Finletter) постановил, что судебный процесс по обвинению Германна Маджета-Холмса в убийстве Бенджамина Питезеля должен начаться 28 октября 1895 г. Журналисты, увидевшие Германна Маджета после довольно продолжительного перерыва, отметили его бледность, характерную для всех тюремных заключенных, и безукоризненный внешний вид. «Холмс выглядел бледным и равнодушным, при этом он безупречно опрятен». — написал один из газетчиков (дословно: «Holmes looked pale and wan, but immaculately neat.») Эта фраза впоследствии не раз повторялась в разных вариантах на протяжении многих месяцев. Обвиняемый изображал из себя эдакого почтенного джентльмена, оказавшегося в тюрьме в силу юридической ошибки, но не утратившего благородства. Несомненно, создаваемый Маджетом имидж являлся неотъемлемым элементом выбранной им стратегии защиты.