Подруга волка - Кэтрин Андерсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Там, откуда я их беру, всегда найдется еще. — Она вытерла кончики пальцев полотенцем и снова взялась за свой сандвич. — Я приношу в дом основную часть мяса, поэтому Мои домашние и не возражают, когда я подкармливаю Лобо и пуму.
Его взгляд упал на стройные плечи девушки.
— Ты охотишься с ружьем? Я подумал бы, что отдача собьет тебя с ног… — Он оборвал фразу.
— Иногда я стреляю из ружья, но предпочитаю лук.
Джейк переваривал сказанное. Она охотится на зверей, значит, она, вероятно, снимает и потрошит туши. Как, черт возьми, она может унести оленя?
Похоже, она уже не чувствовала напряжения в его присутствии, как было раньше, и он спросил ее об этом, желая заставить ее продолжить разговор.
— Я делю тушу оленя на куски и приношу часть домой, а за остальным возвращаюсь с Молли. Мне не приходится ходить далеко. В этих холмах полно добычи.
Она ставила его в тупик, эта девушка, которая дружила с волком, подкармливала диких зверей и у которой было достаточно мужества охотиться на них. Джейк изучал ее маленькое личико, пытаясь понять это, и не находил ответа. Больше всего его удивляло, почему она так нервничает в его присутствии. Может быть, Джереми был прав и он кажется чересчур сердитым. Или, может быть, она чувствовала, как его влечет к ней.
— Это не беспокоит тебя? Я имею в виду охоту на зверей.
Ее рот отвердел и уголки губ опустились.
— Моя семья должна есть. Звери, они — тао-ю-ча, — дети Матери Земли. Иногда они должны умереть, чтобы мы могли жить.
Она действительно любила зверей, он понимал это по выражению ее лица.
— Но тебе больно, когда ты их убиваешь, не так ли?
— Мне становится грустно, но только на время. Как говорит мой отец, — такова жизнь. Мы не в силах изменить установленный природой порядок вещей. Если бы я была оленем, меня, вероятно, бы съели.
Ее взгляд упал на его руку.
— Ваш сандвич сделан из оленины. Джейк хмыкнул.
— Понятно. Просто трудно представить молоденькую девушку вроде тебя, занимающуюся охотой. Обычно это мужская работа.
— Я немного отличаюсь от других девушек, — произнесла она. — И я уверена, что вы это заметили. Очень давно я перестала притворяться тем, кем я в действительности не являюсь. — Я иду своим путем.
Он подумал, что будет ужасно, если она изменится. Индиго Вулф была подлинной редкостью. Вскоре придет день, появится молодой человек, посмотрит на нее и схватит ее. При этой мысли он перестал жевать. Если бы он был на десять лет помоложе, может быть, и он попытал бы счастья. В ней было что-то, что влекло его, как никогда прежде.
Но он не станет моложе. И, вероятно, это к лучшему. Девушка, подобная ей, всегда будет изгоем в его мире, а общественная обструкция сделает ее несчастной. Она принадлежала этому миру здесь, под листьями лаврового дерева, где ветер играл ее волосами.
Джейк с удовольствием откусил кусок сандвича.
— Тао-ю…
— Тао-ю-ча. В ваших устах хорошо звучит язык команчей. — Она внимательно посмотрела на него. — В ваших жилах случайно нет индейской крови?
— Я в этом не уверен. У Рэндов настолько все смешалось, что трудно проследить происхождение. Моя мать была черной голландкой. Это от нее я унаследовал черные волосы и глаза. Мой отец — только Богу известно — кто. Я считаю, что Рэнд — это сокращение какого-то иностранного имени — русского, итальянского или какого-то другого. Мой отец как-то рассказывал об этом, но это было так сложно, что я сразу же забыл обо всем. И кому какое до этого дело?
— Черная голландка?
— Ну, более темная разновидность. — Он заметил ее встревоженный взгляд и улыбнулся. — Происхождение очень важно для тебя? Ты не можешь себе представить, что я не знаю своих корней и это меня не беспокоит?
Она отвела взгляд.
— Некоторые должны нести свой крест.
За фасадом ее непреклонной гордости таилась огромная боль. Он посмотрел на ее матовую кожу.
— Ты прекрасна, Индиго!
Он не понял, почему он их произнес. Но они были сказаны. И хрупкое товарищество, возникшее между ними, рассыпалось на кусочки. Она устремила на него свои "огромные голубые глаза, взгляд которых противоречил ее задорной улыбке. Он увидел в этих глазах боль, которую она отчаянно пыталась скрыть. И страх. Но он не мог понять причину этого страха.
Возникшее между ними напряжение можно было почти пощупать пальцами. Ему захотелось ударить себя. Он боялся двинуться или сказать что-нибудь. Ветер усилился и зашумел в высоких соснах. В нем звучала тоска.
По ее примеру он снова начал есть, пытаясь понять, что в нем ее беспокоит. Даже если она видела, что он находит ее привлекательной, она, конечно, могла почувствовать, что он не воспользуется этим. Или она ле понимала этого? Прошлой ночью в горах его поведение оставляло желать лучшего. Может быть, она пугается того, что он такой большой? Они находились в милях от города. Может, она боится, что он начнет приставать к ней и попытается добиться своего?
Он никогда не пользовался своей силой в отношениях с женщинами. Но она не могла об этом знать. Джейк не мог придумать, как успокоить ее страхи. Он никогда не был красноречив. Если он упомянет о насилии, то она точно решит, что он собирается этим заняться.
— Индиго, мне кажется или на самом деле я тебя пугаю?
Она сжалась, услышав вопрос.
— Почему я должна бояться?
Хороший вопрос.
— Похоже, что ты нервничаешь, вот и все. Если я сделал что-то…
— Нет, не в этом дело.
У него вдруг пересохло во рту.
— Надеюсь, что нет.
— Пытаясь направить разговор в спокойное русло, он сказал:
— Я безобиден, честно. Спроси кого хочешь. Однако он вовсе не казался Индиго безобидным.
Его плечи казались шириной почти в ярд. Его обтянутые джинсовой тканью ноги были бесконечно длинными. Рукава его зеленой шерстяной рубашки1 были закатаны, открывая сухожилия, обвивавшие его бронзовые предплечья. Он находился всего в двух футах от нее, — достаточно близко, чтобы протянуть руку и схватить ее, когда она меньше всего этого ожидает. От нее не ускользнул блеск в его глазах, и она знала, чем он вызван. Однажды, с тех пор прошла целая жизнь, другой белый человек так же смотрел на нее.
— Я не боюсь ни вас, ни кого-либо еще, — произнесла она.
Это было неправдой, одним из тех редких случаев, когда она врала. Все в Джейке Рэнде пугало ее. Она не могла отказаться от мысли — может это предчувствие, — что каким-то образом он станет управлять ее жизнью. В тот самый момент, когда она его увидела, она это почувствовала — что-то необъяснимое, странное чувство узнавания, — как будто она ощутила зов судьбы.
К нему нельзя было отнестись с легкостью. В каждом его движении сквозила грубая мужская сила. О да, он пугал ее. В глазах женщин в универсальном магазине, разглядывавших новую ткань, было такое же выражение, с каким он смотрел на нее. Она наблюдала, как женщины боролись с соблазном. Они уходили, но в девяти случаях из десяти возвращались снова и снова и в конце концов покупали ткань. Через неделю на них были новые платья. Индиго не хотела, чтобы ее мир рассыпался на кусочки, а потом был восстановлен по желанию Джейка Рэнда.