Тайфун над пограничной заставой - Георгий Метельский

Сегодня Тоня решила пойти на лыжах. Несколько раз она собиралась это сделать, думала, что пойдет с Васей, но каждый раз их совместная прогулка срывалась, и теперь Тоня надумала не ждать Васю, а отправиться одной. Лыж на заставе было вдосталь, и старшина еще на прошлой недели выбрал ей самые лучшие.

Мужа она не увидела, должно быть, ушел на границу, его замещал младший лейтенант, и Тоня легко догадалась об этом: на какое-то время смолкла «Спидола» — Невиномысский принимал рапорт от старшего по наряду.

Тоня написала мужу коротенькую записку о том, что уходит, вставила в пробой на двери палочку в знак того, что дома никого нет, и надела лыжи.

— Погуляю немного, — на ходу сказала она часовому у ворот.

— Счастливо, Антонина Кирилловна!.. Смотрите, не заблудитесь.

— Постараюсь... На всякий случай я компас взяла.

Идти на лыжах было легко и приятно. Ветер, бушевавший ночью, заметно утих, дул в спину и помогал быстрее двигаться. Километра три Тоня шла по лыжне, проложенной пограничниками вдоль океана, но потом ей это надоело, и она решила свернуть в глубь полуострова, к видневшимся вдали сопкам, алмазно блестевшим шапками снегов.

«А ведь мы тут были, когда ехали с Васей на Горячие ключи», — вспомнила Тоня. Мелькнула озорная мысль, — а что если она дойдет сейчас до этих самых ключей, чтобы полюбоваться на зеленую траву среди сугробов снега и увидеть, как ее щиплют дикие олени.

Сбиться с дороги было невозможно; Тоня помнила, что они все время держались распадка возле ручья. Ручей тогда весело звенел, а теперь молчал, упрятанный под лед.

«Пятнадцать километров в одну сторону и столько же в другую, интересно, сколько времени понадобится на эту прогулку?» — подумала Тоня, но ответила себе расплывчато: «Какая разница! К вечеру вернусь, и ладно». В институте она считалась сильной лыжницей и однажды даже выиграла первенство города.

Легкая куртка на меху и шерстяная шапочка, лихо надвинутая на уши, хорошо защищали от мороза и ветерка, а выглянувшее из-за облаков солнце даже пригревало в затишных местах. Тоня надела темные очки, и сразу мир из ясного, сияющего стал мрачнозеленоватым, словно перед грозой.

От хорошего настроения, от здоровья и избытка молодых сил, от предвкушения увидеть парящую долину в снегу, — от всего этого Тоне захотелось петь, и она пела одну песню за другой из своего студенческого репертуара, пока не спохватилась, что может простудить горло.

Замолчав, она стала думать о своей теперешней жизни, о том, что в конце концов эта жизнь не так уж плоха, не так однообразна и скучна, было б желание ее разнообразить, например, ходить на лыжах и открывать для себя новые места. Кроме того, в шкафу стоит около сотни не прочитанных ею книг; наконец, она может устроить на заставе новогодний вечер, концерт самодеятельности, заниматься французским.

Тут она вспомнила, как сегодня утром Константинов оглянулся на ее окна, словно чуял, что там была она. Этот солдат довольно быстро освоил «Тартарена из Тараскона», и Тоня дала ему «Кола Брюньон» Ромена Роллана — одну из книжек, присланных из института.

Была в той посылке еще одна очень старая, еще дореволюционного парижского издания книга в красном ледериновом переплете с золотым тиснением — «Каникулы», сочинение мадам де Сегю с чудесными иллюстрациями в тексте. Точно такая же книга была в Тониной домашней библиотеке, и отец говорил, что в детстве ее читал, а потом все начисто забыл. Книгу эту он берег как память о Тониной бабушке, которая, как говорят, происходила от какого-то захудалого дворянского рода, чем Тоня, кстати, совсем не гордилась. Бабушка-то и привила внучке любовь к языкам.

За песнями, а потом за думами, за воспоминаниями, Тоня и не заметила, как дошла до того места, где они с Васей спешились и привязали к березе лошадей. Сейчас голая береза выглядела беспомощной и невероятно красивой. Мороз и иней пригнули ее ветви, и они почти касались пушистого, первозданной чистоты снега.

«Теперь уже скоро», — подумала Тоня и на радостях пошла еще быстрее. Как и в тот памятный день, она еще издали услышала шум воды, которая текла по камням и падала с крутого уступа: мороз ее так и не сковал. Знакомо запахло серой источников. Тоня с удовольствием втянула в себя воздух и вдруг почувствовала, что пахнет не только серой, но и обыкновенным дымом костра. Сразу вспомнилось, как Вася поднял с земли и положил в карман обгорелые спички, его слова: «Мы время от времени проверяем эту долину, особенной зимой».

Тоня в нерешительности остановилась — идти или не идти дальше? — и прислушалась. Было тихо, только в голых ветвях да в камнях посвистывал ветер. Преодолевая невольное беспокойство, она все же пошла вперед, но уже без песни, с опаской, стараясь не шуметь и оглядываясь по сторонам.

«А может быть, здесь пограничники? — подумала Тоня. — Но тогда как, какой дорогой пришли они к Горячим ключам? Помнится, Вася говорил, что с берега туда можно добраться только идя навстречу этому ручью...»

Шум водопада и запах серы становились сильнее.

Вскоре Тоня увидела сплошное облако пара, окутавшее все пространство впереди, и в этом густом тумане невозможно было ничего разглядеть. Сознание того, что кто-то развел здесь костер и не видит ее точно так же, как и она не видит его, придало Тоне храбрости, и она вошла в густую, теплую, осязаемую серую массу. Некоторое время она ничего не могла рассмотреть, но, приглядевшись, стала различать смутные очертания камней, тропинку, по которой они с Васей шли к горячей «ванне», и действительно неимоверно зеленую, живую траву, которая вроде бы не хотела подчиняться извечным законам природы.

Иногда налетевший порыв ветра шевелил паровое облако и на минуту становилось виднее. В одну из таких минут Тоня и заметила неподалеку остатки костра. Было видно, что его поспешно гасили, заливали водой, но не залили до конца: несколько угольков еще тлели, умирая. Тоне стало страшно. Кто-то только что был здесь, стоял рядом, может быть он и сейчас стоит и смотрит на Тоню. Она снова прислушалась и огляделась. Никого не было ни видно, ни слышно, и это немного успокоило ее. Взгляд случайно упал на втоптанный в золу окурок, и Тоня подняла его точно так же, как это делал Вася. Рядом валялась пустая консервная банка из-под шпрот; Тоня прихватила и ее.

На сыром песке у берега холодного ручья, которым разбавляли горячую воду в «ванне», виднелся отпечаток большого мужского сапога. Чуть поодаль был след другой ноги; неизвестный человек, очевидно, торопился и шагал широко. Расхрабрившись, Тоня хотела снять мерку с отпечатка, но с собой не было ни бумаги, ни карандаша, и она ограничилась тем, что измерила прутиком длину и ширину отпечатка.

Пока все обошлось благополучно, и Тоня решила не испытывать судьбу, а скоренько убраться с этого места. На прощание она все же не удержалась и сорвала зеленый пучок лисохвоста и мятлика, чтобы потом дома поставить этот травяной букетик в воду.

На заставу Тоня возвратилась раньше, чем думала. Часовой у ворот уже сменился.

— Наконец-то вы пришли, Антонина Кирилловна, — сказал он. — Товарищ старший лейтенант очень беспокоится, где вы есть. Даже наряду про вас наказал...

— Беспокоится? — тревожно переспросила Тоня. — Где старший лейтенант?

— В канцелярии, Антонина Кирилловна.

Бочкарев встретил жену облегченным вздохом.

— Наконец-то... Я так волновался.

— Что-нибудь случилось? — спросила Тоня. — Ладно, можешь не отвечать, если нельзя.

— Почему же нельзя, Тонечка, — Бочкарев чуть помедлил. — Тебе можно... Видишь ли, получена из округа радиограмма: в районе нашего участка границы проник и скрывается бежавший из тюрьмы очень опасный преступник. Ему нечего терять, его все равно приговорили к расстрелу, и он запросто может убить каждого встречного.

— Кажется, я знаю, где он прячется, — тихонько сказала Тоня срывающимся от волнения голосом.

— Ты его встретила? — Бочкарев испугался.

— Нет, не встретила. Но кто-то чужой прячется на Горячих ключах.

— Сумасшедшая девчонка! Неужели ты туда ходила? Одна...

— А что такого? — Тоня вынула из кармана куртки консервную банку, окурок и два прутика. — Вот что я там подобрала... Это след ступни... длина, ширина... Он костер жег. А когда услышал, что я иду, затушил, а сам спрятался.

— Сумасшедшая девчонка! — снова повторил Бочкарев, но в его голосе уже слышались одобрительные нотки. — Ты же знаешь, что в погранзоне нельзя ходить, куда вздумается. По крайней мере надо говорить, куда идешь... Ну ладно. А теперь давай рассмотрим твои трофеи. Гм... Окурок как окурок. Но подождем делать выводы. А вот след ступни нам кое о чем скажет. — Бочкарев положил обе палочки на лист бумаги и нарисовал карандашом всю ступню. — Ого, ножища!.. Очевидно, ее владелец человек довольно крупный... Так, посмотрим дальше. Банка из-под консервов. Таллинские шпроты. На Камчатку, по-моему, их не завозят. Надо узнать. — Он распахнул дверь и крикнул: — Перепелица!