Варяжские гнезда - Михаил Левицкий

– У нас их много собрано! – успокоил его Водан. – Травы знаю хорошо я. Знают их и Зур-Иргак и многие из наших женщин. Их на многих кораблях запасы хранятся.

– А разрыв-трава у тебя есть? – спросил Люб.

– Как вызвать духов, ломающих замки, я знаю, а трава твоя мне не ведома! – сказал с улыбкой вождь асов. – Да добро, которое есть, хотя и плохое, лучше всякого лучшего, которое тебе только сулят.

– А траву-то не худо бы иметь, – вздохнул Люб. – Это, царь, не у всякого папоротника цветок такой бывает, а есть травы папоротника, которые цветут раз в год, в самую ночь на Купалу. Цветок большой и красный, как огонь. Кто его сорвет и сбережет, тот узнает всякий клад и возьмет его, даже самый заклятый.

– Главное узнать, а достанет его всякий! – заметил подошедший Ираклемон, находившийся на царском корабле.

– Узнать клад не трудно! – объявил Люб. – Место его всякий знает. По ночам над ним огонь горит, а заклятого клада не возьмешь, если не знаешь, какими словами он заклят. Вдруг на мать, отца, жену, какой-нибудь злой человек заклянет. Тогда тот, на кого заклятие сказано, месяца не проживет, иссохнет и сгинет.

– Мерзко! – воскликнул Ираклемон.

– Да! – подтвердил царь. – Значит заклинатели кладов – друзья черных духов, летающих над племенем людским. Но боги и добрые духи сильнее злых.

– Но ведь не знаешь, какое заклятие, – стал объяснять Люб Чернигович. – Иногда клад является то стариком, то лошадью, то собакой, то клубком, то петухом. Ударь собаку, толкни старика, они рассыпятся целой кучей золота... Да как догадаешься, что перед тобой заклятый клад, а не старик и не собака? А если у тебя цветок папоротника есть, клад от тебя не укроется. Сразу его узнаешь, какой бы облик он ни принимал.

– Что же, – предложил царь, – в ночь на Купалу пристанем к берегу. Ты нас проведешь в лес. Вместе сходим и посмотрим.

– Этого, царь, нельзя! – воскликнул Люб. – Надо идти без товарища. Там же встретишь всякую нечисть. Соберутся ведьмы, черти, вовкулаки, нетопыри, филины, людки в локоть ростом, мертвецы, русалки, деды всякие недобрые. Все тебя окружат да захохочут, закричат, завоют. А тут им в ответ заревут медведи, да заголосят волки, деревья все затрещат, гром без туч загремит, да огоньки вокруг самой твоей головы запрыгают. Кто не испугается, да цветок сорвет, тот со всех кладов заклятия снял.

– Ты, кажется, не трус? – спросил царь.

– Не трус я, царь, – горячо возразил Люб. – На войне спины неприятелю никогда не показывал, случалось и одному против трех и пятерых сражаться. Волков и медведей бивал на моем роду, А с нечистью связываться боюсь. С ней ни мечем, ни копьем, ни стрелой – ничем не возьмешь.

– Я вызывать и заклинать духов умею, – сказал царь, – но никогда не видал того, о чем ты говоришь, Чернигович. Добрую траву надо рвать умывшись, с чистым сердцем и добрым помыслом. Почему же против цветка папоротника такой заговор злых сил? Ведь и золото, и серебро боги дали на пользу человека.

– Видал ли кто что-нибудь из того, что рассказываешь? – спросил Ираклемон.

– Многие наши видали! – смело объявил Люб. – Один воин у нас как лунь поседел в одну ночь, а другого в лесу мертвым нашли. Нечисть задушила.

– А как они шли в лес? – спросил Ираклемон. – Пивши или не пивши?

– Кто же туда не пивши пойдет! – воскликнул чистосердечно Люб. – Во-первых, праздник, во-вторых, все же в меду стоялом огонь есть, мужикам силу придает, а с нечистью сражаться более силы надо, чем с людьми.

Царь заключил разговор:

Бог войны пьет вино и похмелье то – не зло,Лишь храни над собой ты власть.Над землей упав, ты поднимешься здрав,Но лишь к Ране страшишься упасть.

Пристали к правому берегу Днепра в прекрасную лунную ночь. Небо было ясно, на прозрачной синеве его сиял серебряный месяц, и легионы золотых звезд отсвечивались в тихих водах реки. Берег был весь поросший дремучими лесами, покрывавшими крутые подъемы гор причудливого очертания. Далеко, далеко, где-то на левом берегу горело несколько костров, показывающих, что на реке собралась молодежь из скрытой за густым лесом деревни для празднования великого летнего дня. На одной из высоких гор, поднимающейся круто из воды над самой рекой, вершина была очищена от леса и образовала обширную площадку. Посреди нее возвышался огромный черный крест, выделявшийся на ясном небе и освещенный луной.

– Какой громадный крест! – удивлялись Ираклемон и Лимней. – Какого здесь великана распяли?

– Здесь страна полян, – объяснил Люб Чернигович. – Поселений по близости здесь нет. Крест этот давно стоит здесь, уже более пятидесяти лет. Никогда не видали, чтоб кто на нем был распят. Да у нас и не распинают, а сажают на кол, вешают, обезглавливают. Только худое место избрали мы для ночлега.

– Это почем? – полюбопытствовали греки.

– Видите, – показал Люб на другую часть берега. – Вот гора. Подножие ее лесистое, а вершина голая. Лысая гора она прозывается. Это место не чистое. А сегодня в особенности чудеса здесь происходят.

– Какие чудеса?

– Страшно даже подумать! – проговорил дрожащим голосом Люб. – Я здесь на Купалу никогда не бывал! Даже в обыкновенные ночи все пловцы всегда стараются уходить подальше от этой проклятой горы. Старики, попадавшие сюда, рассказывали, что такие ужасы здесь творятся, что вспомнить не могут без содрогания. Щур нас храни! Скажем царю, что надо отсюда уходить, хоть туда, к левому берегу, где костры видны. Там, верно, деревня есть. Там парни и девки пляшут, поют, через огонь скачут. А на реке девки венки сплетают.

О страхах Люба было сообщено Водану. Но на него это сообщение произвело совершенно обратное действие.

– На трех кораблях подойдем ближе к этой любопытной горе, – сказал он. – Поднимемся и посмотрим, что там творится. А кто боится, может отойти к кострам левого берега. Здесь же останутся десять стругов. Если что понадобится, пришлю на малой лодке Сцемебера беритянина за подмогой. Он муж отважный и не побоится нас сопровождать. Сделать опрос по всем стругам, кто куда хочет.

Тринадцать лодок собралось с людьми, объявившими, что они страха не ведают. Десять из них под начальством Гирама-тирийца остались на старом месте. Три остальные, управляемые Ганноном сидонянином, Деснобором сарматом и Ираклемоном, пошли с царем к подошве Лысой горы. Все же прочие струги под общим начальством Бераха тирийца ушли к левому берегу, согласно указанию Люба Черниговича. На эти лодки перешли все женщины. Из них ни одна не захотела узнать, что творится на поганой горе. Царь взял с собой еще малую лодку с шестью удальцами и Сцемебером беритянином. Они должны были служить для посылок в отошедшие поодаль отряды.

Когда пристали к берегу, с высоты воздушной спустился ворон, летавший к старцу Драгомиру. Сидевший на щогле другой ворон так же взвился на воздух, сделал несколько кругов, и оба сели, один – на правое, другой – на левое плечо Водана.

Царь взял у прилетевшего ворона письмо. В нем стояло: «Иди вперед. Страха ты не ведаешь и это добро. Здесь покажи власть духа. Если не считаешь свою силу достаточной, то обратись к духу учителя учителей наших, к великому Богучару. Он спустится к тебе и не покинет тебя, пока тебе будут грозить темные силы».

С каждой из лодок Водан взял по шести человек самых бесстрашных. Сцемебера с его удальцами он оставил в их лодке у берега, объявив, что пришлет к ним гонца, как только понадобится. Сам же, окруженный восемнадцатью вооруженными ратниками и сопутствуемый Зур-Иргаком, пожелавшим разделить всевозможные опасности, углубился в темный лес.

– Смотри, царь, – сказал гот Авгил, – огни горят. Видно, и в лесу люди есть. Костры зажгли, чтобы своего Купалу справить.

– Идем туда! – объявил Водан. – Рассыпаться по лесу по два человека. Каждый возьмет у меня пучок травок, которые я взял с корабля. Держать их все время при себе. Подкрадываться осторожно, стараясь не быть замеченными. Если надо, то защищаться, но самим не нападать. Я иду с Зурь-Иргаком.

Оба волхва уединились в лесной чаще и, коленопреклоненные, воззвали к небесам. Их окружило густое облако белого дыма. Но скоро оно рассеялось, и из него восстал тот старец в белой одежде, которого Водан видел не раз во время болезни после ран, нанесенных ему Балтой.

– Идем! – сказал им старец. – Что бы вы ни увидели – не страшитесь игры низменных духов. Бессильны они перед взывающим к Единому Всеблагому.

Старец был видим только для вызвавших его чародеев. В этом они убедились. Пока составлялась цепь вокруг костров, рассеянных по лесу, к ним прибежали запыхавшиеся хонг-ниу Бай-Ягач и комат Мурахаз. Они дрожали всем телом.

– Мимо нас голая женщина верхом на свинье проскакала! – объявили они.

– Поймаем, плетей обеим всыпем! – со смехом объявил царь. – Баба – существо не страшное, а свинья еще того меньше.