Жизнь, опаленная войной - Михаил Матвеевич Журавлев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вскоре я уехал в управление кадров Главного Артуправления. До назначения в формирующиеся части меня направили в Гороховецкие лагеря под г. Горьким. Вскоре туда прибыл представитель из ГУ артиллерии. Меня направили в 54 Гвардейскую дивизию, которая вливалась в 28 армию. На мою просьбу, направить меня в 26 дивизию, в которой я начинал воевать или в 262 СД, где я провоевал почти два года, было отвечено, что формируется 28 Армия, которой предстоит вторжение в логово фашистского зверя и там нужны кадры, поэтому мою просьбу не могут удовлетворить. В конце концов, я и сам понял, и настаивать не стал. Впоследствии, я очень сожалел об этом. В 262 СД меня многие знали, да к тому зам. командира 788 АП П.А. Олексенко написал в письме о том, что Тимофеев из дивизии переведен. Олексенко я писал с просьбой сообщить о судьбе бывшего командира батареи Л.М. Бородина, который погиб, к сожалению.
Вот так я попал на должность командира взвода 45-мм противотанковых орудий 163 СП. Война есть война. Приказ есть приказ. 54-я дивизия перебазировалась с Украины в Белоруссию. Наступил период, когда артиллерия должна была противостоять танковым атакам противника. Был совершен большой бросок из-под Гродно в район Шауляйско-Тильзитского направления. Подготовка к наступлению проводилась с изучением местности и оборонных укреплений противника на территории Восточной Пруссии. Проводились занятия, но мы пользовались картами 1927 года, в то время как у немцев были карты нашей территории 1937-39 гг. и даже 40 года. И поневоле я вспомнил слова бывшего командира дивизиона В.И. Решетникова, который тогда мне сказал: «Журавлев! Постарайся у первого же пленного немца-офицера достать карту…» а ведь сказано это было еще в сентябре 1941 в районе Лужно-Сухой Нивы Лычковского района Новгородской области. В то время это было очень сложно, в основном мы оборонялись. Вспоминается случай, когда на КП нашего дивизиона собралось начальство 19 ЛАП и 79 ГАП 26 СД. Тогда и случилось непредвиденное: немцы окружили КП. Сложилась ситуация, из которой не так-то просто выбраться. Здесь проявил находчивость мой бывший командир лейтенант Бойчук, вызвав огонь на себя. Воспользовавшись этим, командир 79 ГАП Карачевцев приказал всем слушать только его команду. Наступила осенняя ночь, накрапывал мелкий дождь. По лощинам шло испарение воздуха, нечто вроде тумана. Мы поодиночке шли за командиром. Идём, вдруг крик: «Хальт!» Мы услышали ответ Карачевцева. Идём дальше. В одной лощине горит костёр. Вокруг него сидят немцы, сушат портянки. Идём дальше. Вдруг, по нам открыли огонь. Мы бегом. По всей видимости, кто-то из нас показался немецкому часовому подозрительным, и он открыл огонь. Но уже было поздно, мы бежали всё быстрее и быстрее. Вдруг окрик: «Стой, кто идёт!» Вот это был уже наш часовой. После благополучного возвращения Карачевцев рассказал, что немецкому часовому он назвался полковником Краузе. Тот видно растерялся, или же на самом деле там был полковник Краузе, и немец нас пропустил. Ну, а дальнейшее всем известно.
На фронте приходилось не только воевать, но и строить дороги. Артиллеристам это не трудно. Ведь мы привыкли к тому, что, занимая новые позиции, зарываешься как можно глубже в землю. Надо, пока не обнаружил противник, отрыть огневые позиции для стрельбы, укрытия для боеприпасов и расчётов, для тягловой силы, ходы сообщения. Не сделав это, понятно, понесёшь серьёзные потери. Зарыться надо за ночь. Никаких перекуров, и каждый понимал это.
Находясь во втором эшелоне, а это было в разгар весны 1943 года, да тем более, на территории Смоленской и Калининской областей, где очень много болотистых мест и страшное бездорожье, нам было приказано строить дорогу, укладывая из брёвен колею для проезда машин и другой техники. Брёвна рубили на высоких местах, так как на болотистых местах строительного леса нет. Сырое бревно приходилось тащить примерно до километра, где прокладывалась колея. Подъехать ни конным, ни другим транспортом нельзя, а строить надо. Люди изматывались, а питание было очень плохое, по вине начальства, в частности, командования 945 СП. В один из дней на участок, где работал личный состав нашей батареи, явился заместитель командира полка по (строительной) части капитан Кобзарь. После короткого разговора я ему сказал: «Личный состав работал бы ещё лучше и сделал бы ещё больше, если бы с Вашей стороны были бы приняты меры по улучшению снабжения питанием». На что он ответил: «С такими мордами и жаловаться на питание?» Эти его слова услышали многие, в том числе, командир орудийного расчёта Евстифеев, и, подойдя ближе к нам, сказал: «Жаль, что мы не на передовой, а то бы за такие Ваши слова, товарищ капитан, Вам бы была уготована пуля, и лучше будет, если Вы сейчас же извинитесь или же советуем Вам немедленно убраться, пока мы не вышли из себя». Возмутился не только Евстифеев, но и все из личного состава, кто в данное время здесь работал. А работали так, что у многих на плечах от брёвен были ссадины. Я успокоил своих батарейцев, а Кобзаря попросил покинуть нас. Возмущаясь, он ушёл. Спустя пару дней нас с комбатом вызвал командир полка Беляков. Кобзарь не совсем правильно его информировал, но инцидент закончился тем, что я больше Кобзаря в полку не встречал.
Мне вспоминается 1942 г. За период моей службы в политотделе дивизии мне стало известно о плохом снабжении не только питанием, но и боеприпасами. Становилось порой неуютно от некоторых фактов. А они держались под большим секретом. В одном из полков произошел случай поистине каннибальский, когда некий Грабарь, находясь в боевом охранении, воспользовался тем, что его напарника убило, он вырезал его печень, сварил и съел. Доказать, что именно Грабарь убил напарника, не могли, так как был обстрел из минометов. Сам же он убийство отрицал, на закрытом судебном заседании на вопрос, почему он это сделал, он заявил, что во время голода в 1934 году на Полтавщине так делали многие. Этот факт был строго засекречен.
