Легендарные герои военной разведки - Михаил Ефимович Болтунов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лезжов сразу же организовал и возглавил выезд экипажа оперативников в указанный район. Объехали четыре аэродрома, однако на них укрытий не нашли. И только на пятом заметили в бинокли подъездные дороги и защитные сооружения.
Дождавшись пока персонал убыл на обед, они по полевой дороге въехали на аэродром. Двое оперативников начали измерения и зарисовки, сам Лезжов заснял сооружение на фотопленку. Когда задача была выполнена, вновь по полевой дороге «миссионеры» оперативно покинули закрытый район.
Схемы, измерения и фотографии были переданы в разведуправление штаба ГСВГ.
Спустя некоторое время Ивану Ивановичу было приятно узнать, что на одном из аэродромов группы наших войск в районе Витштока появились специальные укрытия от ударной волны. Так что его старания не пропали даром.
…С тех пор как полковник Лезжов возглавил миссию, прошло два года. Летом 1968-го Иван Иванович все чаще стал получать шифрограммы из штаба ГСВГ с задачей провести срочную проверку местонахождения то одной американской части, то другой. Нередко руководство разведуправления просило приглядеть и за бундесверовскими батальонами.
Ежедневно для проведения этих проверок Лезжов направлял до десятка экипажей. Три-четыре раза в неделю выезжал сам. Однако по всему чувствовалось, что штаб группы нервничал. В шифрограмме высказывались упреки на недостоверность донесений. Приходилось вновь, теперь уже самому лично выезжать в указанный район.
30 июля полковник Лезжов вместе со своими офицерами пересек чехословацкую границу и прибыл на пограничный пост у населенного пункта Разваров. Иван Иванович хорошо знал начальника этого пункта. Он и пригласил советских офицеров на чашку кофе.
А вот уже через неделю 5 августа этот же чешский подполковник отказался разговаривать с Лезжовым. Тем временем мимо его поста проезжали грузовики, скрытые брезентом.
— Что случилось? Посмотри на номера. Это же американские и немецкие машины, — удивился Иван Иванович. — Ты думаешь они везут в твою страну пирожки?
— Я получил приказ открыть границу для всех. И пропускать машины без досмотра. А с тобой, Иван Иванович, разговаривать не могу.
«Возвратившись в миссию, — рассказывал Лезжов, — я срочно доложил в штаб ГСВГ обстановку на западной границе Чехословакии, так же о поведении начальника чехословацкого пограничного пункта».
А потом было нападение чешских и немецких молодых боевиков на миссию. Американские полицейские лишь улыбались, глядя на беснующихся юнцов. Что ж, было и такое.
Завершив зарубежную командировку в 1970 году, полковник Иван Лезжов прибыл на родину. В Главном разведывательном управлении ему предложили возглавить отдел, но он отказался. Написал рапорт, в котором просил перевести его в Военно-воздушные силы.
Генерал-полковник Ивашутин рапорт не подписал, сказал, что этот вопрос может решить только начальник Генерального штаба.
Маршал Советского Союза Матвей Захаров, выслушав Лезжова, выставил его из кабинета со словами, что «опытными разведчиками не разбрасываются».
Второй раз явившись к маршалу Захарову, он вновь услышал отказ, да к тому же начальник пригрозил отправить его на Камчатку. Лезжов согласился ехать на Камчатку. Его вновь отправили из кабинета, на сей раз с напутствием: «В Генштаб нелегко войти, но еще труднее выйти».
И только на третий раз ему повезло. Лезжов возвратился в ВВС. Его назначили начальником оперативного отдела в 17-ю воздушную армию в Киев.
Через три года он получил повышение и должность начальника штаба 23-й воздушной армии Забайкальского военного округа. Здесь он стал генерал-майором авиации.
В сентябре 1977 года Иван Иванович возглавил кафедру тактики и оперативного искусства Военно-инженерной академии им. Н.Е. Жуковского.
В 1985 году он уволился в запас.
«Я представляю великую страну»
Командир полка слушал доклад лейтенанта молча, не поднимая головы. Взводному казалось, что майор и не слышит его вовсе, а разглядывает стол, грубо сколоченный из наспех обтесанных досок.
Он не видел лица комполка, слышал только его сиплое неровное дыхание, да перед глазами всклокоченные с проседью волосы, крепко сжатые руки.
Полк с тяжелыми боями отступал уже третий месяц. Разбитый под Бельцами, но сохранивший Боевое Знамя, он пополнялся уже несколько раз, однако через неделю-другую от него мало что оставалось. Командир хотел знать, что за враг противостоит ему. И разведчики каждую ночь ползали за линию фронта, чтобы достать «языка». Порой им улыбалась удача, и они притаскивали с переднего края испуганного до полусмерти, помятого фрица. Однако он мало что знал, а платить приходилось за него ох как дорого — жизнями его ребят-разведчиков.
А сегодня случилось несчастье. И комвзвода разведки Владимир Стрельбицкий пытается объяснить, как это произошло. Но, судя по реакции командира полка, его сбивчивый рассказ не убеждал майора.
Когда он закончил доклад, в землянке повисла тишина. Долгая. Мучительная. Молчал взводный. Как скала, уперев взглядом в стол, сидел комполка.
— Это все, лейтенант? — глухим, каким-то загробным голосом спросил комполка.
— Так точно, товарищ майор, — ответил Стрельбицкий.
— Тогда иди…
Лейтенант растерялся, не веря своему счастью. После всего случившегося его отпускали с миром? Он слегка замешкался, но потом четко, как учили в училище, развернулся, и шагнул на выход.
У дверей его, словно пуля в затылок, догнала вторая часть недосказанной командирской фразы:
— …Готовься к трибуналу.
Владимиру показалось, он ослышался. Остановился, словно споткнулся, оглянулся, не веря ушам своим.
Комполка уже стоял за столом во весь рост.
— Тебе повторить? — зло бросил он вдогонку.
Повторять было ни к чему. Лейтенант дернул дверь и вырвался на улицу. Хотелось бежать подальше от этой землянки, да ноги не несли, хоть убейся.
Едва доковылял до расположения своего взвода, опустился на землю у сгоревшей, старой березы.
Стрельбицкий чувствовал, нутром чуял — командир сказал такое не ради красного словца. За эти месяцы боев он нагляделся всякого. На войне командиры быстры на расправу, долго не разбираются — к стенке, и готов.
Обида заполняла сердце. Ведь вроде и не за что его под трибунал. С первого дня войны от немца не бегал, воевал честно, и даже, как говорили ему в политотделе дивизии, вручая карточку кандидата ВКП(б), храбро и умело. Эти слова он не сам себе приписал.
«А-а, — с горечью подумал Владимир, — слова к делу не пришьешь». Да, но перед тем как его приняли в партию, был бой, и если бы не та бутылка с горючей смесью…
Лейтенант вспомнил немецкие танки, выкатившиеся на опушку леса, и их взвод, в оцепенении замерший в окопах. Он тогда, как загнанный волк, почуял настроение стаи. «Надо что-то сказать им, крикнуть, — подумал Стрельбицкий, — иначе побегут».
Да и как не побежать, ни тебе артиллерии против танков, ни ружей противотанковых, по две бутылки «коктейля Молотова» в руках и все.
— Не
