Заклинание сорок пятого калибра - Сергей Ковалев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Софья радовалась: в кругу соплеменников было легче выносить изысканное высокомерие папских легатов, приставленных к ней в качестве свиты. Царевна читала замысел папы, как открытую книгу. Боярин Фрязин наплел понтифику и кардиналам, что Иван Третий склонен к латинскому вероисповеданию и готов предоставить Риму возможность свободно проповедовать в своих владениях. За столь щедрый дар папа решил расплатиться именно ею — византийской царевной. О богатстве и могуществе московских князей было давно известно: нынешний князь смог объединить многие земли под своим крылом и уже открыто не желал повиноваться ордынскому хану.
Сикст Четвертый рассчитывал, что, прожив столько лет в Риме, Софья прониклась латинской верой, как и ее братья, и что через ее посредничество удастся-таки утвердиться в далеких северных землях.
Однако папа зря надеялся на протекцию Софьи. Все эти годы, смиренно выслушивая нотации и внушения кардинала Виссариона, царевна оставалась верна византийскому обряду. Конечно, сейчас ее вера была уже не столь непоколебима, как в детстве, но пошатнули ее не речи кардинала, а книги из тайной библиотеки отца. Книги… Многое в них пугало Софью, казалось угрозой телу и бессмертной душе, однако завораживало. Знания, содержащиеся в египетских, греческих и арабских трактатах, обещали невиданную власть. Сочетаясь же браком с великим князем и получая в поддержку его могущество… У Софьи кружилась голова от перспектив, что рисовало ее воображение.
Сундуки с книгами, распределенные между верными греками, следовали вместе с нею в обозе, прямо под носом у ничего не подозревающих легатов. Мысль об этом веселила Софью: Сикст Четвертый своими руками помог ей вывезти из Рима величайшее в мире сокровище. Всю дорогу Софья переживала за сохранность книг, и вот — конец пути, вот он Псков! Украшенные лодки на воде, нарядные люди, бояре в чудных шапках… Софья впервые за все это время задумалась: каков он, великий князь? До этого момента предстоящее замужество казалось чем-то далеким и почти нереальным. Больше волновали ежедневные тяготы путешествия да мечты о будущем величии. Но вот они уже прибыли, и осталось совсем немного, до того как… Царевна вдруг ощутила себя обычной испуганной девушкой. Она тревожно разглядывала странно одетых людей, всматривалась в лица бояр, заросшие густыми бородами, — ну чисто медведи! — таков ли и ее будущий супруг?.. По парсуне, что привез с собою Фрязин, и не поймешь — писана-то красиво, но таков ли Иван на самом деле? Софья нервно стиснула под накидкой кулаки: надо успокоиться. В конце концов, в ее жилах течет царская кровь.
Царевна въехала в ворота монастыря, гордо вздернув подбородок. Дивился народ на заморскую красавицу и гадал, чего ждать от новой государыни?
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Я смерил пана Замойского мрачным взглядом:
— Ты уверен, что справишься?
— Не кипишись! — Ян запустил обе руки под мантию, долго ввозился, после чего с удовлетворенным вздохом извлек плоскую фляжку. Отпил изрядный глоток и закашлялся. — Ох, матка боска! Крепка! Теперь точно справлюсь!
— Зараза ты, Януш! — проворчал я. — Нельзя было обойтись без этого? Провалишь ведь мне все представление!
— Как раз без этого я бы его точно провалил, — благодушно возразил проповедник, развалившись в кресле. — Лучше иметь дело с пьяным профессионалом, чем с трезвым любителем. И вообще, не учи, и не поучаем будешь. Ты сам далеко не трезвенник!
— Я пью только джин-тоник! — невольно начал оправдываться я. — Ну и некоторые другие слабоалкогольные…
— Слабоалкогольные напитки, — наставительным тоном заявил Ян, — для слабых алкоголиков. А я пока еще силен духом и телом!
Я тоскливо вздохнул и в очередной раз посмотрел на часы.
Мой план был точен и изящен, как карточный блеф. Да что говорить — великолепный был план! И как все подобные планы, он был обречен на провал из-за несовершенства мироздания. Во всяком случае, той его части, в которой на данный момент пребывал я и преподобный пан Замойский.
Я планировал к семи часам вечера привезти Яна в Липовый Цвет, быстренько провести ритуал экзорцизма, отчитаться перед Евой и часов в десять уже сидеть в своем любимом кресле и читать один из маленьких шедевров Рэймонда Чандлера.
Увы, вышеупомянутое несовершенство мироздания начало проявляться прямо на пороге квартиры пана Замойского. Ян встретил меня в полном облачении католического священника. Более того, вопреки обыкновению, он тщательно побрился и даже расчесал свои седые лохмы, отчего приобрел несвойственный ему благолепный вид. Но не успел я обрадоваться таким переменам, как пан Замойский расплылся в счастливой улыбке и распахнул объятия, ошарашив меня вопросом:
— Поздравляю, дружище! А где невеста? — После чего безвольно обвис на мне, обдав резким запахом виски.
Я выругался, отволок Яна на диван и отправился на кухню искать кофе. Кофе я не нашел — судя по содержимому буфета, пан Замойский презирал безалкогольные напитки. Судя по содержимому холодильника, к еде пан Замойский относился не лучше. К счастью, в недрах заросшего льдом агрегата нашелся лоток с несколькими яйцами. На подоконнике обнаружилась покрытая пылью бутыль подсолнечного масла. Согласно дате на коробке, яйца можно было считать условно свежими, а вот масло вызвало у меня сильные подозрения. Принюхавшись, я все же решил рискнуть — в конце концов, организм у Яна крепкий, если держится все эти годы. Сполоснув стакан маслом, я вылил в него два желтка, круто засыпал солью и перцем, добавил ложку виски и выжал половинку лимона (благо падре предпочитает закусывать спиртное лимонами, и их запас в доме есть всегда). Все это заняло минут десять.
Еще пять минут ушло на то, чтобы разбудить пана Замойского и влить в него «лекарство».
— Ох! — Ян содрогнулся всем телом и жалобно посмотрел на меня. — За что?!
— Какого дьявола ты нажрался, святоша?! — Я встряхнул падре. — Нам через час экзорцизмом заниматься!
— Экзор… О-о-о! Не тряси меня, Вик! Это опасно!
— Я тебя сейчас не только трясти буду! — пообещал я. — Я тебя сейчас буду еще и пинать, и, возможно, бить по морде!
— У тебя есть, во что переодеться? — деловито спросил Ян, стремительно зеленея.
Я чудом успел спасти костюм от поругания и запихнул падре в ванную комнату. Однако каким-то непостижимым образом из ванной пан Замойский вышел еще более пьяным, чем вошел. Про фляжку я в тот момент не сообразил, просто заставил Яна выпить еще один стакан «лекарства» и, добившись, пока он начнет адекватно реагировать на мои слова, поволок вниз.
— Я тебе этого не забуду! — пообещал я преподобному.
— Чего?
— Вот протрезвеешь, сам поймешь!
— А я не протрезвею! — парировал Ян.
В тот момент мы еще не опаздывали, но заложенный мною на случай форс-мажорных обстоятельств получасовой запас времени катастрофически таял.
— Святому отцу плохо? — растерянно спросил меня таксист, помогая усадить грациозного, как ватная кукла, Яна в машину.
— Святому отцу охренительно! — буркнул я, усаживаясь рядом. — Это мне плохо, но тут уж ничего не поделаешь. Давай жми. Мы опаздываем из-за этого бурундука.
Конечно, работа таксиста подразумевает самые разные ситуации и необычные встречи. Но, думаю, эту поездку наш водитель запомнил надолго. Во всяком случае, пан Замойский приложил к тому все усилия.
Оказавшись в салоне, Ян оживился, стал крутить перед собой воображаемый руль и изображать губами рычание двигателя, чем очень быстро довел нас с таксистом до белого каления. Через некоторое время падре устал и затих, впрочем, ненадолго. Стоило такси выехать на Садовое кольцо, как Ян попытался выйти из машины прямо на ходу. Мне удалось его перехватить в последний момент, после чего он высунул голову в окошко и начал вопить на всю улицу:
— Помогите! Меня похитили! Спасите!
Из параллельно едущих автомобилей на нас смотрели дикими глазами, и в итоге за такси погналась патрульная машина. Когда мы остановились и в салон заглянул милиционер, пан Замойский совершенно ясным трезвым голосом сообщил, что его похитили и везут насильно обращать в буддизм. С огромным трудом мне удалось убедить слугу закона, что это — всего лишь пьяный бред, уж очень убедителен был Ян.
Эта эскапада так меня разозлила, что я попросил водителя остановиться, купил в палатке бутыль ледяной минералки и, зажав голову Яна дверцей машины, устроил ему импровизированный душ. Это несколько отрезвило пана Замойского, он даже извинился перед таксистом и остаток дороги мирно храпел, свернувшись на заднем сиденье, время от времени ругаясь во сне на польском, английском, латыни и каких-то экзотических языках. Шофер молчал, но его взгляд, который я время от времени ловил в зеркале заднего вида, был весьма красноречив.