Белая горячка - Буало-Нарсежак

— Мы тщательно изучили следы, оставленные машиной на насыпи. Скажите, обычно мсье де Сен-Тьерри ездил быстро?

— Очень быстро, — ответил я. — По крайней мере, любил этим похвастать. Ему нравились мощные автомобили.

— Разумеется, сейчас невозможно точно определить скорость в момент аварии. Но дорога была хорошая… быть может, слегка влажная… Интересно, с какой бы скоростью ехали вы, спускаясь с перевала?

— Ну, семьдесят, восемьдесят…

— И я так думаю. Машина пересекла насыпь по диагонали. Следы совершенно отчетливы. Однако, если бы она шла со скоростью хотя бы шесть-десять в час, грунт разбросало бы в стороны, понимаете?.. Колеса проделали бы в нем глубокие рытвины. А что мы видим на фотографиях? Взгляните!

Он протянул мне крупные фотографии, которые я с любопытством рассмотрел. Отпечатки покрышек выглядели на них четкими, как слепки.

— Грунт, — продолжал он, — просто просел под весом автомобиля. «Мерседес» двигался не быстрее пешехода, когда пересекал насыпь.

Симон предусмотрел все, кроме этой детали. И эта деталь его погубит.

— Действительно, — сказал я. — Нет никаких сомнений.

— Не правда ли, вывод напрашивается сам собой: машину подтолкнули. У «мерседеса» автоматическая коробка, как вам, должно быть, известно. Поэтому достаточно было переключить рычаг на первую скорость и довести автомобиль до насыпи, держась за баранку снаружи, через опущенное боковое стекло.

— Но в таком случае…

— Вот именно. Что в таком случае следует?

— А Сен-Тьерри? — вскричал я. — Что делал все это время Сен-Тьерри?

— Ничего. Потому что он был уже мертв.

— Как это?

— Тут у меня заключение судебного медика. Смерть Сен-Тьерри наступила от удара по голове спереди тупым предметом. Ему раскроили череп.

Кусок кварца!.. Перед глазами у меня явственно возник фиолетовый камень с бесчисленными шипами… Но ведь это произошло гораздо раньше! Мысли мои путались. Своими разговорами о Сен-Тьерри этот человек сводил меня с ума. Он по-прежнему изучающе смотрел на меня — точь-в-точь как тогда Клавьер.

— Кто-то, — медленно произнес он, — поджидал Сен-Тьерри на дороге… Несчастный остановился. Вы догадываетесь почему?

— Нет.

— Потому что он знал того, кто подавал ему знак… Другого объяснения тут быть не может… Налицо убийство… причем преднамеренное. Это ясно как день. И вероятнее всего убийца сам потом и поджег машину, надеясь скрыть свое преступление… Мы произвели замеры: падая с высоты семнадцати метров, «мерседес» ударился задом о выступ и перевернулся вверх колесами. От удара Сен-Тьерри размозжило затылок об одну из дуг жесткости. Затылок, а не лоб! Если бы машина не загорелась, преступление было бы еще более очевидным.

Я чуть было не крикнул ему: «Да нет же, идиот! Машина сгорела потому, что нельзя было допустить, чтобы опознали труп… Мертвец — это неизвестно кто». Но я должен молчать, молчать любой ценой. Симон допустил ошибку, Симон за нее и поплатится.

Комиссар перебирал бумаги. Вдруг он впился в меня глазами:

— Где были вы, мсье Шармон, в ночь убийства?

Вонзи он в меня нож по самую рукоять, я бы и то не ощутил более острой боли.

— Я? — вскричал я. — Я? Почему я?

— Отвечайте.

— Я спал. Я ничего не знаю.

— Вы были дома?.. Вы в этом уверены?

— Да… да… Я в этом уверен.

— Я задаю вам этот вопрос, потому что располагаю по этому поводу весьма любопытным показанием. У меня их даже несколько… Между нами говоря, я должен признаться, что, не будь этих свидетельств, гипотеза о преступлении просто не возникла бы. Наше ведомство и не подключилось бы к этому делу. Но представьте себе, что кто-то, прочитав в газете заметку о происшествии, вспомнил, как один человек часов в десять вечера разыскивал в Шамбери того самого Сен-Тьерри… Он позвонил в жандармерию. Те поставили в известность нас, и мы начали розыск… Мы установили, что некто действительно наводил справки в нескольких отелях. Мы получили довольно подробное его описание. Вид у него был крайне возбужденный и встревоженный… Дальнейшие поиски привели нас к станциям обслуживания, расположенным в тех краях. На многих из них также останавливался тот человек. Он был за рулем темно-синей «симки-1500». Один механик даже припомнил, что незнакомец завел речь о машине с номером, оканчивающимся на шестьдесят три… Пюи-де-Дом шестьдесят три… Какой марки ваша машина?

— «Симка».

— Цвет?

— Синий.

Наступила короткая пауза, затем комиссар продолжил:

— Мне остается лишь устроить вам очную ставку со служащими отелей Шамбери или с…

— Это ни к чему, — сказал я. — Все правильно. Я ездил в Шамбери.

Упорствовать, отрицать не имело смысла. Да я и не хотел больше защищаться. У меня было такое чувство, будто Сен-Тьерри смеется надо мной. Смеялся с самого начала. С той ночи он не прекращал вести со мной игру. Он пустил в ход отца, жену, Симона… лишь бы добраться до меня, до меня одного… В эту самую минуту, выпустив на сцену комиссара, он суфлирует ему вопросы. Вот сейчас он шепчет тому на ухо: «Спросите-ка у Шармона, убил он меня или нет… Вот увидите… Он не решится утверждать обратное — ведь он и вправду меня убил».

— Вы убили Сен-Тьерри, — веско сказал комиссар.

Я расстегнул ворот рубашки. Я был весь в поту. Я ухватился за край стола.

— Клянусь вам, что я не имею никакого отношения к этой истории с автомобилем… Мне просто нужно было увидеться с Сен-Тьерри…

— Почему?

— Потому что он поручил мне кое-какие работы в своем замке.

— Когда это было?

— Несколько дней назад…

— И вдруг дело приняло такой срочный оборот, что вы решили на ночь глядя выехать ему навстречу?.. Да полно, Шармон, давайте поговорим серьезно. Почему вы его убили?

Я замолчал. Больше я не скажу ни слова. Никогда Сен-Тьерри не заставит меня признаться, что я его убил… Это было бы слишком несправедливо… Может, я и убил его, но раньше, а не теперь, в машине!

— Вам нехорошо? — осведомился комиссар.

— Мне… Мне немного душно.

— Что ж, давайте выйдем на улицу. Я могу даже проводить вас до дому. Кстати, у меня есть ордер на обыск в вашей квартире.

Дальнейших слов я не слышал. Кошмар заключил меня в свои липкие объятия. Тщетно я пытался высвободиться. Я попался. И меня терзала жажда. Ужасная жажда! Они впихнули меня в машину. Комиссар сел со мной рядом. Впереди, возле шофера, сидел инспектор. Потом… потом они потребовали у меня ключи. Они были хозяевами. Они могли делать все, что хотели. Сен-Тьерри вел их, указывая им дорогу… Иначе они не направились бы прямо к ящику стола… Стол! Я про него и забыл! Но не Сен-Тьерри!.. Комиссар по одной доставал оттуда его вещи: бумажник, зажигалку, портсигар, рассматривал их с каким-то плотоядным удовлетворением, аккуратно, в ряд, раскладывал их на моем столе, как фокусник, готовящий коронный номер… Непреодолимая сила потащила меня вниз…

…Наступило минутное замешательство.

— Держите его! — вскричал Базей.

— И здоровый же, каналья, — заметил инспектор. — Хорошо бы, вы подержали ему ноги.

— Осторожно! — завопил Шармон. — Крысы… Крысы… Сейчас они бросятся… Там, в углу…

— Надо бы вызвать санитаров, — отдуваясь, проговорил инспектор.

— Жирная, — стонал Шармон. — Самая, самая жирная… Она душит меня… Ко мне, Сен-Тьерри… На помощь! Спаси меня, Сен-Тьерри, прогони их… Тебя-то они послушают…

Инспектору пришлось утихомирить его увесистой оплеухой. Он утер лоб: эта возня его совсем измотала. Комиссар показал ему бутылку, которую достал из-за папок.

— Вот ключ к делу, — сказал он.

Нотариус закончил читать завещание. Неторопливыми движениями он вложил его назад в большой конверт, вытянул из-под обшлагов манжеты, скрестил руки на груди.

— Иными словами, — заключил он, — вы наследуете все, уважаемая мадам де Сен-Тьерри; мелкие дарения, которые я перечислил, можно не принимать во внимание… При всем сочувствии к постигшему вас горю я позволю себе сказать, что вам повезло. Если бы ваш муж скончался раньше своего отца, — а тут все решили считанные дни, — состояние Сен-Тьерри отошло бы дальним родственникам, а практически — государству.

Симон уронил шляпу, которую держал в руках, подобрал ее, расправил поля. Нотариус поднялся и проводил посетителей до двери.

— Еще раз, мадам, примите мои соболезнования… и поздравления… Мсье, я был премного рад с вами познакомиться.

На улице Симон взял Марселину под руку.

— Не будешь же ты реветь, а?.. То, что я сделал, я сделал ради тебя.

— Лучше бы ты ничего не говорил мне тогда, на похоронах старика. До той поры я была счастлива. Я ничего не знала… А потом… потом я стала гадкой женщиной, Симон. А ты…

— Господи, да ты что, не слышала, что сказал нотариус: дальним родственникам… Неужели мы должны были дать себя ограбить только потому, что твой муженек угодил на тот свет чуть раньше чем надо?.. Тем хуже для Шармона! В конце концов он сам во всем виноват!