Белая горячка - Буало-Нарсежак

Симон снисходительно улыбнулся, давая понять, что считает эту слабость патрона вполне простительной. Неужели все это мне не снится?.. А ведь это он, а не я, заварил всю эту гнусную кашу! Его спокойствие начинало меня пугать. Я затормозил у крыльца. Он пожал мне руку.

— Спасибо, старина… Значит, до завтра.

Фирмэн был тут как тут, с зонтиком, который он раскрыл над головой Марселины. Симон помахал мне рукой.

— Чао!

Непостижимо! Охваченный смятением, я вернулся к себе. Я твердо решил задать ему несколько коварных вопросов, но он уже выскальзывает у меня из рук. Что я могу спросить? Едва включившись в игру, он избрал самую удобную позицию: «Я ничего не знаю… Обращайтесь к Сен-Тьерри… Дождитесь его возвращения… Только он может решить…» Я мог сколько угодно совать ему под нос смету, пусть даже самую невероятную, входить в любые детали — ответом будет все та же доброжелательная улыбка. «Если б все зависело только от меня, старина… Но с таким патроном, как мой… Ты ведь его знаешь… Не дай бог сделать что-то не по его — поднимется такая буря!» Быть может, одна Марселина могла бы припереть его к стенке, как ей это уже почти удалось, когда мы ехали в машине, но не мне же будить в ней подозрения. От отчаяния я был готов колотиться головой о стену. Глупее не придумаешь. Он здесь, в моем распоряжении и почти что в моих руках, — стоит только проявить побольше изобретательности. Но я ничего не смог придумать, сколько ни бился. В бесплодных размышлениях прошел день. Уже ложась спать, я все еще рисовал в воображении самые немыслимые хитрости, которые в конечном счете неизбежно приводили к одному: работы никогда не будут начаты. Я провел очередную бессонную ночь. Наутро, разбирая почту, я наткнулся на письмо.

Вот оно, на бюваре. Со штемпелем Милана. Я вскрыл его. Хоть я и знал правду, я снова испытал потрясение. Разумеется, письмо отпечатано на машинке. Первым делом я взглянул на подпись. Она словно вышла из-под пера Сен-Тьерри: размашистое «С», длинная перекладинка над «Т»… все воспроизведено с изумительной ловкостью. Подделка безупречна. Будто и впрямь приболевший Сен-Тьерри писал мне из своего номера в Милане:

«Дорогой Ален!

Хоть я еще и не совсем оправился, не хочу долее заставлять тебя ждать. От Марселины мне стало известно, что ты в затруднении. Вот что я намерен делать теперь, когда умер отец. Сохранять замок я не собираюсь. Но все владение необходимо привести в порядок. Когда я вернусь, мы вместе посмотрим, что надлежит подремонтировать в самом замке. А пока ты можешь снести все самое обветшалое: бывшую конюшню, в которой сейчас гараж, полуразвалившуюся оранжерею, павильон в глубине парка — он того и гляди рухнет, если не принять никаких мер. Заделай и пролом в стене. Пока я только перечислил первоочередные работы, но это вовсе не означает, чтобы ты принимался за них немедленно. Я намерен соблюсти приличия. Подготовь все необходимое и выжди несколько дней. Впрочем, как только мне полегчает, я вернусь. Я просто хотел наметить тебе план работ, чтобы ты мог продумать все заранее. Это позволит тебе оценить предстоящие расходы, и, подчеркиваю, оценить их как можно точнее. Я не намерен выходить за пределы строго необходимого. До скорого.

Я снова перечитал письмо. Никаких сомнений! Черным по белому написано: «Ты можешь снести павильон…» Итак, Симон поощряет меня сделать то, о чем я уже не смел и помыслить. Итак, ему безразлично, что труп обнаружат. Итак… Причинно-следственные связи выстраивались в моей голове в длинную цепочку, и каждое последующее звено ошарашивало меня сильнее предыдущего… Как Симон мог пойти на подобный риск?.. Я перечитал письмо в третий раз. «Выжди несколько дней…» Вот она, ключевая фраза… Затаскивая труп в подвал, Симон, вероятно, заметил первую крысу. И тотчас же понял, что его лучшие союзники уже готовы приняться за дело. Как и я, он заключил, что вскоре всякое опознание станет невозможным. Но для пущей надежности он дал мне указание выдержать некоторый срок. А этот некоторый срок означает как минимум десять-пятнадцать дней. Этого более чем достаточно!.. Да, силен, ничего не скажешь. Единственной его ошибкой — но я один мог ее обнаружить — было то, что он написал: «Я не намерен выходить за пределы строго необходимого…» Он не мог знать, что Сен-Тьерри поделился со мной совсем другими планами. Но даже и тут, если подумать, у меня не было полной уверенности. Он вполне мог знать о них — благодаря недомолвкам Сен-Тьерри, — но теперь, когда Сен-Тьерри больше нет, за каким лешим ему осуществлять грандиозные замыслы своего бывшего патрона?.. Письмо я уже выучил наизусть. Я мог декламировать его, как стихи. Оно звучало вполне правдоподобно. Если я покажу его Марселине — а Симон наверняка предвидел и такую возможность, — та нисколько не удивится. Она узнает манеру мужа. Она не выскажет ни единого замечания. И в назначенный срок я приступлю к работам… И рабочие вытащат на свет божий останки, что повлечет за собой расследование, но расследование это весьма скоро зайдет в тупик. И я вновь возвращусь к исходной точке. Как сорвать планы Симона?.. А время идет. Пора ехать в замок. Нужно ли говорить им об этом письме?.. Ну и положеньице… С нормальной точки зрения — да, нужно. С другой стороны, письмо лишает смысла встречу с Симоном. Он скажет мне: «Ну вот, указания и получены. Теперь тебе и карты в руки». Любая моя попытка настоять на разговоре будет отклонена. Уж не специально ли он так подстроил, чтобы письмо я получил именно сегодня? Тем более, это дает ему дополнительную выгоду: доказательство того, что Сен-Тьерри действительно в Милане и не забывает о здешних делах…

Я отправился на поиски машины. Где я ее оставил?.. Я обнаружил ее в конце улицы, с засунутым под дворник уведомлением о штрафе за стоянку в неположенном месте. Это отнюдь не подняло мне настроения. Чертовски неудачный день!.. Симон торжествует победу по всем пунктам. Я спрятал листок в бумажник, и внезапно с этим нехитрым жестом мне явилась идея. Бумажник! Портсигар! Зажигалка!.. Есть чем помочь опознанию скелета из погреба. Какой же я тупица! Ведь часами ломал себе голову в поисках средства против козней Симона! А это средство все время находилось у меня под рукой! Правда, произошло столько событий, что не мудрено было забыть об этих уликах. Я едва удержался, чтобы не подняться к себе и не удостовериться, что они по-прежнему лежат в ящике стола, — время поджимало. Я тронулся в путь. Что владело мной: радость, утоленная ненависть, чувство облегчения?.. Меня охватило бьющее через край возбуждение, кровь стучала в висках и запястьях, словно в поисках выхода… Теперь-то я отыграюсь. Мысли мои понеслись стремительным галопом… Предупредить Меньеля… Добиться, чтобы он приступил к работе с начала будущей недели… И даже при первой возможности затащить его на место для детального осмотра. Углубленного осмотра!.. А мне сегодня же вечером побывать в павильоне. Бросить в подвал бумажник, портсигар, зажигалку… Крысы к ним не притронутся. Зато те, кто будет вести расследование, получат серьезную пищу для размышлений. Письма из Милана, звонки — весь этот блеф рассыплется, словно карточный домик. Полиция потребует предъявить живого Сен-Тьерри. В противном случае она сделает вывод, что найденный в подвале скелет принадлежит ему, и тогда Симону придется туго. Бедолага Симон! Он предусмотрел все, кроме одного: что так называемый бродяга вдруг решит вернуть свою добычу… Как видишь, старина, Шармону бросать вызов опасно! Шармон не такой уж простофиля!..

К замку я подъехал чуть раньше назначенного срока и застал Симона и его сестру беседующими в аллее. Симон разговаривал на итальянский манер, энергично жестикулируя. Марселина слушала его, опустив голову. В руке она держала скомканный платочек, который время от времени подносила к глазам. Неужто она была так привязана к старику? Это для меня новость. Подобное поведение могло объясняться и просто переутомлением. Или выходом накопившейся злости… Уж конечно, ей пришлось несладко: одной распоряжаться всеми этими похоронными делами, принимать соболезнования от тайных недоброжелателей. Я въехал в ворота и покатил к крыльцу. Они обернулись. Симон, сказав напоследок сестре несколько слов, пошел мне навстречу, она же направилась к замку. Симон крепко пожал мне руку.

— Отгони свою «симку» в сторонку, — сказал он. — Скоро здесь будет масса машин.

Следуя за ним, я медленно вырулил на лужайку. Выглядел он не блестяще. При всей его дьявольской изворотливости и ему, видно, пришлось попотеть. Погоди, милый, это еще цветочки.

— Я получил письмо от Сен-Тьерри, — сказал я. — Кстати, вот оно… Можешь прочесть. Секретов тут нет.

Я без малейшего усилия обращался к нему на «ты». Теперь мы были на равных. Пока он пробегал глазами письмо, я незаметно придвинулся к нему. Сомнений быть не могло — от него пахло спиртным. Значит, и ему, чтобы успешно вести эту рискованную игру, необходимо подстегивать себя алкоголем. Выходит, не так он дюж, как я думал… Сложив письмо, он протянул его мне.