Росские зори - Михаил Павлович Маношкин

столкнулся с сарматом. Пронзенный мечом, тот даже не успел крикнуть. Легкий шум привлек внимание другого караульного — и этот разделил участь первого. Фалей заглянул в телегу — там была росская одежда, оружие, седла, попоны, мешки с хлебом. За телегой на земле сидели трое связанных пленников. Фалей разрезал связку.

— Спокойно, — предупредил их, опасаясь, что от возбуждения они наделают шума и поднимут весь лагерь. — Вооружайтесь и тихо за мной!.. Этих оттащите в кусты.

Быть может, сарматы не сразу хватятся своих — тогда он попытается освободить еще несколько пленных.

Однако шум, произведенный Останей и Фалеем, насторожил степняков. То ли они обнаружили исчезновение караульных и пленников, то ли им показалось подозрительным, что кони разбрелись по лесу, — лагерь пробудился от сна, вскипел множеством голосов и стал напоминать встревоженный улей. Одни кинулись собирать лошадей, другие схватились за оружие, приготовившись отразить нападение незримого врага. Ночь уже перевалила на вторую половину, темнота редела, и все принимало свои обычные очертания — кусты, деревья, телеги, кони. Сарматы явно радовались близящемуся утру: ночь была на руку россам.

Воспользовавшись суматохой в лагере степняков, Останя и Кос увели у них еще трех оседланных коней. Отряд теперь состоял из шести человек и имел двух запасных лошадей.

Заметив следы, ведущие в лес, степняки сгрудились, оживленно переговариваясь между собой. Потом появился сармат с толстым пучком конских волос на шлеме, властно прокричал несколько слов, и все разом поспешили к коням. Заскрипели телеги, образуя на ходу колонну; вдоль ее по обеим сторонам, расположились тяжеловооруженные воины. Все это совершилось с неожиданной быстротой: переход от полного беспорядка к полному порядку занял считанные минуты. Пленников в колонне было не менее пятидесяти. Они шли за телегами в общих связках — мужчины с мужчинами, женщины с женщинами. Даринка и Авда шли в середине колонны…

Сарматы спешили, пленники ускоряли шаг, почти бежали. Останя, Фалей, Кос и их новые товарищи беспомощно наблюдали это тягостное зрелище. О нападении на степняков вшестером не могло быть и речи. В засадах тоже не было смысла: сарматы настороже, близко к себе не подпустят. К тому же они могли прибегнуть к чисто сарматской мести: оставить на земле рядом с убитыми соплеменниками столько же казненных ими россов, тем самым предостерегая росских воинов от повторных нападений на колонну. Атаковать их можно было лишь большим отрядом…

Трое освобожденных Фалеем пленников оказались братьями. Сарматы схватили их на покосе. Старшему было около тридцати лет, младшему едва исполнилось девятнадцать, и он всего два дня тому назад, в праздник Лады, снял с головы своей невесты девичий венок. Его несчастную молодую жену сарматы тоже вели в колонне. Братья были полны решимости освободить близких и соплеменников от сарматского рабства.

По общему согласию командиром маленького отряда стал Фалей. Хладнокровный эллин держал степняков в поле зрения, оставаясь невидимым для них. Он старался выявить у них какие-нибудь слабые места и одновременно сдерживал своих товарищей, которым не терпелось действовать в открытую.

Вскоре все поняли, что сарматы чувствуют себя неуверенно: лесные края страшили их, степняки торопились к Данапру, к переправе на левобережную сторону. Степи — их дом, там они издали заметят чужака и без особых хлопот обезвредят, а здесь им за каждым кустом чудилась невидимая смерть. Извечная страсть — жажда добычи — привела их сюда. Теперь, с добычей, стоившей им немалых жертв, они спешили убраться восвояси, и чем ближе они были к Данапру, тем сильнее крепла у них надежда на благополучное возвращение домой. Наоборот, по мере того, как Данапр становился ближе, на душе у росских воинов становилось все тягостнее. Сарматы уводили в рабство их близких и соплеменников; о они ничем не могли им помочь. Безвыходность положения диктовала им самые отчаянные действия. Они торопили Фалея с нападением на конвой: теперь-то сарматы вряд ли станут убивать пленников — какой для них смысл вернуться в степь без добычи! Фалей понимал нетерпение товарищей, но молчал: слишком неравны были силы, да и не так-то просто обстрелять конвой, если сарматы двигались вперемешку с россами.

Занималось утро, из-за края земли выглянуло солнце, возвещая новый день, для одних полный надежды, для других последний в жизни.

Из непроглядной зелени леса послышался окрик:

— Кто такие? Куда держите путь?

— А ты кто?

Из зарослей выступил широкоплечий воин в остроконечном шлеме, из-под которого выбивались светлые вихры, в доспехах, с луком в руке. На поясе у него висел меч. За ним появились еще девятеро — все вооруженные, с луками наготове. Вихрастый широко улыбнулся, узнав Фалея, и Фалей узнал его: один из тех пяти, которых он учил ромейскому бою на мечах.

В лесу у воинов были кони.

Все обрадовались встрече и быстро договорились о совместных действиях. Общая беда делала ненужными лишние слова.

В отряде стало шестнадцать бойцов. Это уже немало, можно было дать бой.

Отряд рысью двинулся вперед.

Едва занялась заря, росские дружины собрались на краю загорьевского поля. Здесь возвели огромную краду[43], перенесли на нее тела погибших воинов и жителей Волхова. Их обложили жиром свиней, овец и бычков, заколотых тут же. Потом краду подожгли одновременно с четырех сторон. Огонь быстро набирал силу, над полем вместе с дымом поплыли запахи погребения. Все это время дружины стояли молча, образовав широкий полукруг. Лица воинов были обращены в сторону розовеющего неба — туда, в светлый ирий, полетят души россов и оттуда будут напоминать о себе утренней зарей и новым солнцем.

Огонь поглощал тела погибших, крада уменьшалась, оседала, в небо взлетали снопы искр, возвещая о том, что новые души отправились в ирий, а дружины по-прежнему молча стояли на месте. Лишь десятка два мужчин трудились не покладая рук: бросали в огонь полусгоревший хворост и обжаривали на других, обыкновенных, кострах туши жертвенных животных, предназначенных для стравы — поминок по соплеменникам.

Когда крада прогорела, останки павших уложили в общую домовину[44]. Потом дружинники, ведя коней на поводу, по одному прошли мимо праха, и каждый бросал на него горсть земли. Когда прошел последний воин, на месте погребения остался холмик, первая братская могила россов, погибших в войне с готами. А война только начиналась — вскоре росские дружины опять встанут перед врагами, защищая каждую пядь своей земли. Огненная крада — это не только погребение мертвых, но и клятва живых отомстить за смерть соплеменников…

Потом была страва — ели мясо, пили из Вежинки, поили коней и, раскинувшись кто как, засыпали под березами, набираясь сил для ратных трудов.