Росские зори - Михаил Павлович Маношкин

— На это мало надежды. Сначала пусть отдохнут кони. Спите.

— Фалей, отец… правильно поступил, что не погнался за степняками?

— Да, Останя, он не мог иначе. Там больше женщин и детей и больше врагов. Он поступил как должно воеводе.

Обида на отца проходила. «Прости, отец, что вгорячах плохо о тебе подумал, — мысленно обратился к нему Останя. — Твое место там, зато мы с Фалеем здесь… Мы догоним их, никуда они от нас не уйдут…»

От этой мысли ему стало легче, он опять начал ощущать окружающий мир. Вечер был теплый и тихий, ничто не нарушало покоя земли, зато как-то сразу дала о себе знать раненая голова. Он повернулся поудобнее, чтобы меньше болело, и задремал. Задремали и его товарищи.

Около них паслись стреноженные кони.

В этот час воевода Добромил стоял со своими людьми на опушке леса. В вечерних сумерках перед ним страшно полыхало село Волхово. Желтые языки пламени лизали темнеющее небо, крики людей слились в один долгий вопль отчаяния и боли. На фоне пожарища метались конные и пешие.

Будто завороженные этим зрелищем, замерли на опушке леса люди и кони, руки воинов сжимали рукояти мечей.

От села бежали женщины и дети; скрипели телеги, ездовые неистово нахлестывали лошадей. Видя молчаливый строй воинов, беглецы переводили дух и спешили дальше, за спины бойцов, в спасительные леса, на Загорье, туда, где еще не было врага. Но не все проходили молча. Женщина с ребенком на руках остановилась, откинула с лица спутанные волосы, закричала:

— Чего вы здесь стоите?! Чего ждете?! Там наши мужья кровью истекают! Да россы ли вы!

И, прижимая к груди ребенка, побрела дальше.

Воевода молчал — только хрустнули пальцы на рукояти меча.

То был, пожалуй, самый горький час в многотрудной жизни Лавра Добромила. Воевода боялся, что не выдержит напряжения, даст волю чувствам, ринется очертя голову в огонь и, ослепленный, оглушенный гневом, сгорит в нем вместе со своей еще небольшой дружиной. Чтобы укрепить свой дух, он повторял про себя заповеди предводителя воинов, унаследованные им от отца, воеводы Святозара, а тому доставшиеся от дедов и прадедов: «Не теряй рассудка. Можешь проиграть битву, но выиграй войну. Можешь потерять отдельных людей, но спаси племя. Можешь потерять село, но защити родную землю…» Эти заповеди с незапамятных времен передавались от отца к сыну, это был опыт множества поколений россов и мудрость их воевод.

Голоса отчаявшихся женщин болью отдавались в сердце Лавра Добромила, но он усилием воли сдерживал свои чувства. «Не теряй рассудок, — напоминал он себе. — Жди. Твой час еще не пришел…»

От Бронислава на взмыленном коне прискакал всадник:

— Чего ждешь, воевода? Ударим разом с двух сторон!

— Передай Брониславу: час еще не наступил — пусть ждет!

— Разве ты не видишь, что там резня, а мы ждем!

— Передай воеводе, — тихо, грозно повторил Добромил, — час еще не настал! Сигнал к атаке — огненная стрела…

Всадник ускакал назад. Воины нетерпеливо поглядывали на Добромила: чего он ждет?

Наконец, слева показались конники. Они скрытно обходили Волхово, направляясь к опушке леса, где стояли воины Добромила. Привел их Ореша, посланник воеводы. Ореша придержал коня, вперед выехал статный всадник на рослом жеребце. Добромил узнал Войслава. Добромил и Войслав были самыми известными воеводами окраинного росского мира. В трудный час под их стяги сходились все окраинные воины, и так уж повелось, что, если один из них уходил в дальний поход, то второй оставался дома, чтобы в случае нужды было кому повести воинов против нежданных гостей.

Крепок, дороден был воевода Добромил, взгляд зорок, рассудок тверд. Крепок был и Войслав: высок, ладен, закален в битвах, и, как Добромил, сведущ в бранном деле — знал эллинский и ромейский строй, уловки летучих скифов, силу и слабость сарматской конницы, знал и повадки готов. Окраинному воеводе многое надо было знать и уметь.

Встретились воеводы, как родные братья, — обнялись и расцеловались, и люди их тоже встретились, как братья по духу, племени и заветам отцов.

Потом Войслав говорил, а остальные слушали, не проронив ни слова. Войслав был первым, кто принял на себя удары готов, он знал то, чего еще не знали люди Добромила.

— Готы под началом конунга[36] Вульриха переправились через Гипанис[37] и идут к Данапру. Впереди, на день пути от главных сил, следуют конные отряды. Они ведут разведку, захватывают добычу и отправляют ее в лагерь. Основная масса готов продвигается вперед, пока движутся передовые отряды. Если те встречают сопротивление, то готы останавливаются, и тогда в битву идут тысячи пеших и конных воинов, охватывая противника с флангов. В Волхове — передовой отряд более чем в три сотни мечей…

Войслав умолк, давая слушателям возможность осмыслить обстановку. Воины молчали. Слова Войслава произвели на них впечатление. От Гипаниса до Данапра — четыре-пять дней конного пути. Тут надо было крепко подумать. Все ждали, что скажет Добромил.

Зарево впереди ослабевало — огонь съел, что мог, и, лишенный новой пищи, затихал и тускнел. Затихали и людские голоса, только обезумевшие от страха коровы продолжали мычать.

— Будем уничтожать их передовые отряды один за другим, пока не заставим готов уйти с нашей земли! — сказал Добромил.

Войслав поднял руку в знак согласия:

— Слово и дело!

— Слово и дело! — глухо пронеслось вдоль опушки, и все почувствовали облегчение, оттого что тревожная обстановка прояснилась и что здесь уже собралась дружина росских воинов с двумя прославленными в битвах воеводами.

А от Загорья и из глубинных сел из-за Роси[38] подъезжали новые воины. Зов окраины, над которой нависла грозная опасность, поднял их, заставил вскочить на коней и идти на помощь братьям по племени. Привел воинов Ивон, сын воеводы Добромила. Дружины уже не помещались на опушке леса и занимали часть поля.

Воеводы отдавали последние распоряжения к битве. В полночь дружины Ивона и Войслава обойдут Волхово слева. Ивон перекроет пути от села в сторону готского становища, Войслав ворвется в Волхово с левой стороны, Добромил ударит в лоб, а Бронислав, к которому поскакал Ореша, атакует справа…

Темнота сгущалась, луна скрылась за облаками. Воины Ивона и Войслава тихо снялись с места и исчезли в ночи — некоторое время слышно было только шуршание травы да пофыркивание коней.

Лавр Добромил подтянул свой отряд к селу на треть полета стрелы[39]. Ночь покровительствовала россам. В тишине слышно было, как потрескивают догорающие бревна; в воздухе висел густой запах пожарища.

Добромил взглянул на небо: Большой Лось